телефонную трубку Мусенок. -- Вот, понимаете ли, как надо осознавать свой
долг перед родиной!
людей, обеспечить их боеприпасами... Этот человек, находясь на войне,
совершенно ее не знал и не понимал. Находясь рядом с людьми переднего края,
Мусенок шел все же, как говорят в Сибири, вразнопляс с бойцами, а
сосуществовали они, как опять же говорят в Сибири, и вовсе вразнотыку.
художников-командиров. Он-то знал давно, на себе испытал главную особенность
армии, в которой провел почти всю свою жизнь, и общества, ее породившего,
держать всех и все в унизительном повиновении, чтоб всегда, везде,
каждодневно военный человек чувствовал себя виноватым, чтоб постоянно в
страхе ощупывался, все ли застегнуто, не положил ли чего ненужного в карман
ненароком, не сказал ли чего невпопад, не сделал ли шаг вразноступ с армией
и народом, то ли и так ли съел, то ли и так ли подумал, туда ли, в того ли
стрельнул...
честный человек, добросовестный вояка, Авдей Кондратьевич Бескапустин,
мучаясь смертельной мукой без табака, мучился еще и подспудной виной:
напишет "художник" Мусенок в верха, своему старому дружку Мехлису, или не
напишет? Рычит полковник на ближних своих, измотанных за день до того, что,
не успев отдышаться, умыться, падают они кто где, сраженные сном, -- до
политики ли им сейчас, до шелком ли шелестящего красного знамени?
и на противной стороне. Генерал Конрад Штельмах, назначенный вместо
старикашки фон Либиха, давал понять русским, что прибыл сюда не семечки
лузгать, как здесь говорят, а воевать, и, хотя в этот его первый день
присутствия в дивизии ощутимого перевеса не принес -- русские сражались с
отчаянием висельников, активность его войск была пусть и не очень
результативна, но похвальна. Он уже отметил одобрительным отзывом действия
минометной роты, работавшей без передышки, результативную атаку отдельного
батальона, которым командовал майор Пауль Шредер. Батальон понес большие
потери, нуждается в пополнении, но пока и наличными силами действует
эффективно. Хорошо работала авиация, слава и благодарность асам Геринга. Фон
Либих, еще в империалистическую войну привыкший воевать неторопливо,
запустил дела, давая войскам вовремя обедать, себе позволял иметь часовой
отдых после обеда, иначе голова его отказывалась соображать. Во вверенной
ему дивизии есть случаи неподчинения, дезертирства, самострелы появились,
причем количество их с прошлой зимы увеличилось. Новый командир дивизии
требовал подкреплений, увеличения огневой поддержки с тем, чтобы сделать,
наконец, этот давно обещанный "буль-буль!" русским. Но подкреплений дивизии
не дают, более того, спешно сняли -- для переброски на другие направления --
полк истребительных орудий, увели роту самоходок, находившихся в резерве, и
оба эсэсовских изрядно поредевших батальона. И вообще командующий группой
войск дал понять по радиосвязи -- отныне без его ведома и распоряжения
резервы не трогать.
развернуться, что всегда эти фоны-моны, повылазившие в чины из штабов и
родовых имений, затирают выдвиженцев фюрера, добывших себе звания и награды
в сражениях, новый командир дивизии Конрад Штельмах решил все же атаковать
русских и отбить у них на первый случай хотя бы высоту Сто, так постыдно
оставленную и давшую много преимуществ противнику.
дивизии особого рвения и тем более радости по случаю прибытия нового
командующего аж из Африки не проявили. Получив приказ о наступлении,
командиры двух эсэсовских батальонов, по войсковому положению приравненные к
командирам полков, вести наступательные действия отказались, сославшись на
особые инструкции о передислокации, полученные ими от высокого командования.
Весь день они проболтались без дела, точнее говоря, проспали на запасных
позициях. А будь они, эти батальоны, в действии, купаться бы русским в реке,
принимать общую освежающую ванну.
силенки -- он их расколошматит, отгонит в пески пустынь и опять спокойно
устраивает смотры, попивает кофе в прибрежных виллах Средиземноморья --
Конрад Штельмах жаждал доказать своими успехами в России, что талант
полководца всюду может иметь преимущества перед чахлой бездарностью.
Начальник штаба дивизии, привыкший, как видно, быть полным хозяином в
дивизии при ленивом и вялом старикашке фон Либихе, деловито докладывая об
итогах прошедшего дня, охладил пыл нового командира дивизии и еще более
обескуражил данными разведки: у противника артиллерии намного больше, и
стоит шевельнуться немецким частям, как начинается, по-солдатски говоря,
благословение, на головы и без того усталых солдат обрушивается залп за
залпом.
плацдармом же советская авиация и количественно, и качественно превосходит
геринговскую, прежде всего бомбардировочная. Ю-87, устаревший, допотопный
самолет, сеющий бомбы, опять же по-солдатски говоря, черт знает куда, порой
на свои же окопы, не может уйти от маневренных истребителей советов.
Зенитная артиллерия и истребители уже выбили половину, если не больше,
эскадрилий бомбардиров- щиков, и, несмотря на высокое мастерство и храбрость
асов рейха, русские самолеты, неуклюже, с большими потерями, завоевывают
родное небо. Штурмовики "Илы" ходят чуть ли не по головам немецких солдат,
нанося страшенный урон наземным частям, территория же здешняя для действия
танков -- этого конька-спасителя -- непригодна. Не иначе как русскими
частями вспаханный берег реки не позволяет иметь на плацдарме постоянную,
четко обозначенную передовую. Немецким частям, привыкшим к образцовому
порядку, кажется, что вокруг них бродят русские, ведут разведку --
обнаружена совершенно случайно полевая линия связи из германского провода,
впутанная в полевую немецкую связь, -- работает себе без смущения, прицельно
крошит наши боевые порядки вражеская артиллерия, бродят в боевых частях
самые невероятные, окопные слухи -- пароль в уборной это называется --
противник собирает еще один ударный кулак на левом берегу для проведения еще
одной операции. Вот почему снимаются эсэсовские батальоны и другие части,
так здесь необходимые, передислоцируются и те, что стояли в резерве, -- на
случай прорыва фронта русскими.
недопустимое выражение типа "родное небо" -- небо у всех одно, но человек с
желтым лицом, выгоревшими бровями, облезлый, обезжиренный, с нервно
суетившимися руками, с изношенными гусеницами витого погона, не желающий
смотреть в глаза, не напускал голубого тумана, не занимался
очковтирательством.
сводках вермахта и докладах фюреру сообщалось, что русские в прах разбиты,
что армия их взята в плен, ресурсы исчерпаны, уголь и руда в наших руках,
еще одно усилие, один нажим -- и этот деморализованный сброд, называемый
Красной Армией, будет уничтожен...
Восточном фронте всякого, сделав общий обзор положения на вверенном дивизии
участке фронта, откинув голову, печально прикрыл глаза:
воздушной разведки подтверждают -- сил для очередного прорыва там
достаточно.
очень тщательно выбритое костлявое лицо как бы обнажилось под тонкой,
изношенной кожей; глаза его словно углем обведены -- как же устал этот
человек!
собирая со стола бумаги, произнес начальник штаба. -- И предостерегаю, гер
генерал, нужно беречь силы -- за прошедший день мы понесли неоправданно
большие потери. Положение противника отчаянное, продукты к нему почти не
поступают, и нужно, я полагаю, не атаковать противника в лоб, но, если
противник позволит, отрезать его от реки, уничтожать все, что может
плавать... Через очень короткое время русские или вымрут, или перейдут в
плен...-- И не удержался, все-таки сказал в лицо своему генералу то, что
бродило, ползало по окопам: -- Здесь не Африка, гер генерал. Здесь красивой
войны не получилось. Здесь обе стороны бьются насмерть, и все средства
Контровский Владимир
Лондон Джек
Посняков Андрей
Бажанов Олег
Корнев Павел
Посняков Андрей