1972 году благодаря стараниям и мужеству редактора В. П. Солнцевой, которая
где хитростью и опытом, где и мощной грудью защищала и отстаивала эти далеко
не мятежного характера малютки-произведения, но и ей, человеку недюжинного
характера, не удалось полностью отстоять книгу и обойтись без кастраций и
подчистки текстов.
индивидуальности, тужащейся что-то измыслить и сказать свое, да еще и
сокровенное.
разделенными на шесть тематически объединенных тетрадей, в 1982 году на моей
родине -- в Красноярске. И опять потребовалось мужество и стойкость
издателей, гибкость и сноровка местной цензуры. Книга вышла с неощутимыми
потерями и совсем почти "невинными" по тому времени подчистками и
поправками. Тем не менее главный редактор издательства потерял из-за нее
место работы, цензору же в партийной конторе долго и популярно объясняли,
что он просмотрел и подписал в печать.
партийные товарищи большую часть стотысячного тиража спрятали в им лишь
известные укромные места, и книги выдавали лишь почетным гостям в качестве
сувенира, приобретая, разумеется, книги для себя и для библиотек своих детей
и родичей.
уж надоело, уж очень ото всего этого я устал.
интимного чтения и общения, но я получил сотни писем от разных людей,
воспринимающих ее как что-то "личное", к собеседованию и размышлению не
только наедине предрасположенное.
зимовщиков на Северный полюс, -- книга вернулась ко мне сплошь в благодарных
подписях, в изречениях, как выписанных из книг, так и собственного сочинения
пилотов, зимовщиков, их спутников и друзей.
я продолжаю писать "затеси", когда есть хоть день, хоть минута для
собеседования с собой и людьми. Ныне "затеси" охотно печатаются всеми
периодическими изданиями, местными и центральными, издаются и за рубежом, и
ничего уж такого, шибко крамольного в них никто не усматривает, потому что
это моя и "наша" жизнь, наблюдения и размышления, и если уж крамольна сама
жизнь, то к ней надо и претензии обращать, а не к автору, не к издателям.
Течет жизнь, и книга эта течет и продолжается вместе с нею. Вот "затеси"
дожили и до собрания сочинений, в 7-й том они включены наиболее полно. В
этом томе их уже около двухсот, среди них впервые печатающиеся и "по следам"
поездок за рубеж. Я и за рубежом ничего не записывал, в блокноты не заносил,
но то, что застряло в памяти, поразило воображение, просилось обозначиться,
тревожило память и предрасполагало к рассуждениям, иногда мимоходным,
написалось сразу же или спустя годы.
нашего отечественного "леса", наш материал -- вопиет он голосом одинокого,
заблудшего российского человека, которому кто только не указывал пути к
"светлому будущему", но он, российский человек, оказывался еще глубже в
тайге, ныне вот и в буреломе. Голоса его как не слышали в период более
напряженной борьбы за его же спасение, так не слышат и поныне. "Слушают", но
не слышат как левые, так и правые, но все дружно борются за русского
человека и за его спасение, как и за спасение России, не понимая и не желая
понять, что нам, утратившим веру в Бога, нам, со смещенным сознанием,
пониманием добра и зла, надо прежде всего бороться за самих себя и спасаться
трудом, и молитвой, и в этом разбежавшемся зверинце самим обресть свободу и
достойную жизнь.
утешить этим словом можно, поговорив с ним по душам, хотя бы на минуту
приостановившись в этом житейском бедламе, вспомнив о себе, а значит, и о
нем.
последние десятилетия еще более одинок и всеми покинут, и если мои "затеси",
эти мимоходные зарубки и меты на стволах "древа жизни", хоть немножко, хоть
чуть-чуть обозначат ему просвет впереди, укажут тропинку к собеседнику,
утешат его в горькой этой и все более и более духовно и материально нищающей
жизни, а кого, быть может, и образумят, заставят вспомнить о Боге и ближнем
своем, значит, не зря началась и продолжается во мне эта беседа и работа,
как выяснилось, необходимая чаще всего совсем одиноким, неутешенным, всеми
забытым, всеми покинутым людям.
Красноярск, "Офсет", 1997 г.