промысла, не знают, кого они поразят. Мистер Неджет мог десять тысяч раз
пройти мимо Тома Пинча, мог даже изучить его наружность, знать его имя,
занятия и склонности - и все же ему не пришло бы в голову, что Тому есть
какое-нибудь дело до его действий или секретов. Точно то же, разумеется,
было и с Томом по отношению к мистеру Неджету. А между тем из всех людей,
живущих на свете, их занимало в это время одно и то же лицо; оно было
теснейшим образом, хотя и по-разному, связано для них обоих с событиями
этого дня и в эту минуту, когда они повстречались на улице, всецело
поглощало их мысли.
Почему Джонас Чезлвит должен был занимать мысли мистера Неджета - дело
совершенно иного рода.
загадочного существования мистера Неджета. Мистер Неджет интересовался даже
самыми незначительными его действиями, интересовался неослабно и настойчиво.
Он следил за ним в страховой конторе, директором которой Джонас теперь
числился официально; он крался за ним по улицам; он подслушивал каждое его
слово; он сидел в кофейнях, снова и снова внося его фамилию в большую
записную книжку; он постоянно писал записки о нем самому себе; и, найдя их у
себя в кармане, бросал в огонь с такими предосторожностями и так опасливо,
что нагибался и следил даже за пеплом, улетавшим в трубу, словно опасаясь,
что заключенная в них тайна выйдет наружу вместе с дымом.
про себя, и хранил весьма строго. Джонас был так же далек от мысли, что
мистер Неджет не сводит с него глаз, как и от мысли, что за ним ежедневно
следит и доносит о нем весь орден иезуитов. В самом деле, глаза мистера
Неджета редко были устремлены на что-нибудь, кроме паркета, часов и огня в
камине; но видел он столько, словно все пуговицы на его пальто были глазами.
не он за кем-то следит, а наоборот, за ним следит кто-то, кого он опасается.
Он ходил крадучись и держался до такой степени замкнуто, словно вся цель его
жизни заключалась в том, чтобы остаться незамеченным и сохранить свою тайну.
Джонас иногда видел на улице, или в передней конторы, или у дверей, как
Неджет поджидает человека, который все не шел, или пробирается куда-то с
опушенной головой и неподвижным липом, помахивая перед собой теплой
перчаткой; но Джонасу скорее могло прийти в голову, что крест на соборе св.
Павла следит за каждым его шагом или осторожно расставляет ему сети, чем то,
что Неджет может заниматься чем-нибудь подобным.
некая загадочная перемена: до сих пор его видели каждое утро на Корнхилле *
до такой степени похожим на вчерашнего Неджета, что это даже породило
поверье, будто он никогда не ложится спать и не раздевается; теперь же его
впервые увидели в Холборне, сворачивающим с Кингстейт-стрит; и вскоре
обнаружилось, что он в самом деле ходит туда каждое утро к цирюльнику
бриться и что фамилия этого цирюльника Свидлпайп. Мистер Неджет,
по-видимому, назначал здесь свидания какому-то человеку, никогда не
державшему слова, потому что он подолгу просиживал в цирюльне, спрашивал
перо и чернила, доставал записную книжку и углублялся в нее на целый час
времени. Миссис Гэмп с мистером Свидлпайпом не раз беседовали о загадочном
посетителе, но обычно приходили к выводу, что он, должно быть, прогорел на
бирже и теперь сторонится людей.
и еще в одном новом месте; как-то слуга в "Лошади и Катафалке", бирже
гробовщиков из Сити, в первый раз обратил внимание на то, что посетитель все
выводит чубуком трубки какие-то цифры на свежем песке плевательницы и не
желает ничего заказывать, под тем предлогом, что джентльмен, которого он
ждет, еще не пришел. Так как джентльмен этот оказался настолько
непорядочным, что не сдержал своего слова, мистер Неджет явился и на
следующий день, с таким разбухшим бумажником, что в буфете его сочли
человеком весьма состоятельным. После того он повторял свои визиты
ежедневно, и при этом столько писал, что ему ничего не стоило опорожнить в
один-два присеста довольно объемистую чернильницу. Хотя он никогда не
разговаривал много, однако, постоянно находясь среди завсегдатаев,
перезнакомился со всеми, а по прошествии времени весьма близко сошелся с
мистером Тэкером, помощником мистера Моулда, и даже с самим мистером
Моулдом, который говорил ему в глаза, что он старый воробей, сухарь,
продувная бестия, наглец, грубиян, и осыпал его многими другими, не менее
лестными похвалами.
компании - таинственно, по своему обыкновению, - что у него что-то такое
творится с печенью (весьма загадочное, конечно) и что ему, пожалуй, придется
обратиться к доктору. После такого сообщения его препроводили к Джоблингу, и
хотя Джоблинг не мог понять, что такое у него с печенью, мистер Неджет
твердил, что печень у него не в порядке, и замечал, что ему лучше знать,
поскольку это его печень. Вскоре он стал постоянным пациентом мистера
Джоблинга и раз двадцать на дню заходил к нему, чтобы, по обыкновению,
таинственно и обстоятельно рассказать о симптомах своей болезни.
одинаково таинственно, и не ослаблял бдительного наблюдения за всем, что
говорил и делал мистер Джонас, а также за всем, что он собирался сказать и
сделать, - нет ничего невероятного в том, что все это входило тайным образом
в какой-то грандиозный замысел мистера Неджета.
событий, Неджет неожиданно появился перед домом мистера Монтегю на
Пэлл-Мэлле - он всегда появлялся неожиданно, будто выскочив из люка, - как
раз в ту минуту, когда часы били девять. Он позвонил в колокольчик украдкой,
озираясь, словно это был предательский поступок, и проскользнул в дверь как
раз в то самое мгновение, когда она открылась настолько, чтобы пропустить
его. После чего он сразу затворил дверь.
в спальню своего хозяина. Председатель Англо-Бенгальской компании
беспроцентных ссуд и страхования жизни одевался в это время и принял
Неджета, как принимают доверенное лицо, которому в интересах дела дано право
приходить и уходить в любое время.
вышел и закрыл за собой дверь, он тихонько подошел к ней, потрогал ручку и,
возвратившись, остановился в двух шагах от стула, на котором сидел мистер
Монтегю.
мистер Неджет.
нельзя.
успехе?
тот, надевая очки.
погладил подбородок, обвел взглядом комнату и сказал:
приступить сейчас же?
место, установил его так старательно, как будто собирался через него
прыгать, затем поставил против него другой стул, но так, чтобы было куда
девать ноги. После этого он уселся на стул номер два и очень осторожно
положил записную книжку на стул номер один. Затем развязал записную книжку и
повесил тесемочку на спинку стула номер один. Затем придвинул оба стула
немного ближе к мистеру Монтегю и, раскрыв записную книжку, разложил на
стуле номер один ее содержимое. Наконец он выбрал одну записку среди всего
прочего и протянул ее своему патрону, который во время всей предварительной
церемонии едва сдерживал нетерпение.
друг, - сказал Тигг Монтегю с кривой улыбкой. - Хотелось бы, чтобы вы
докладывали мне устно.
Никогда не знаешь, кто тебя подслушивает.
бумажку и сказал с тихим ликованием в голосе:
угодно.
медлительную и методическую повадку своего соглядатая. Но не прочел он и
десятка строчек, как выражение его лица начало изменяться, и по мере того
как он читал ее, оно становилось все более сосредоточенным и серьезным.
отбирая первую. - Прочтите номер два, сэр, будьте любезны. Чем дальше, тем
оно становится любопытнее.
взгляд, полный такого остолбенелого изумления, смешанного с испугом, что
мистер Неджет счел нужным еще раз повторить свою просьбу, уже высказанную
дважды, для того чтобы привлечь его внимание. Намек подействовал, и мистер
Монтегю прочел записку номер два, а потом и номер три, и номер четыре, и
номер пять, и так далее, по порядку.
продолжали одна другую, набросанные кое-как на изнанке старых конвертов, да
и вообще на любом клочке бумаги, какой подвертывался под руку. Это были
крупные, небрежные каракули, малопривлекательные по внешнему виду, зато