обычные меры по случаю папской мессы. Колокола, которые мы слышали,
приглашают к вечерней мессе, ее служит Папа.
всего лишь из колокольного звона?
только непонятно чему: то ли тому, что мы не знаем таких элементарных
вещей, то ли тому, что сам только что об этом вспомнил. - Сейчас
Страстная Неделя, - продолжил он негромко, словно размышляя вслух. - Всю
эту неделю Его Святейшество исполняет служение Папы и приходского
священника. Сегодня... да, сегодня вечером... ну конечно, на этой
мессе... он проводит омовение ног - двенадцать священников символизируют
двенадцать апостолов, Иисус омыл им ноги перед Тайной Вечерей. Раньше
церемония всегда проводилась в приходе Папы - в Латеранской базилике, за
стенами Ватикана, но с тех пор, как Ватикан перебросили на Пасем, она
проводится в соборе Святого Петра. В эпоху Хиджры Латеранскую базилику
оставили на Старой Земле, она сильно пострадала в войнах Семи Наций в
двадцать первом столетии и... - Де Сойя оборвал себя на полуслове. Такая
словоохотливость вообще ему не свойственна - наверное, тоже нервничает.
Лицо его приобрело отсутствующее выражение, как бывает при легких
эпилептических припадках или в состоянии глубокой задумчивости.
полицейский патруль, неумолимо приближавшийся к нам по бульвару.
сворачивая в аллею.
часовня без окон, с массивной стальной дверью. На длинной цепи висел
небольшой замок. Вывеска гласила:
у меня ничего не было.
найдется ли в том мусорном контейнере немного проволоки... Сойдет и
упаковочная.
движение на бульваре стало оживленнее: того и гляди нарвешься на
патруль. Насчет отмычек меня просветил старый шулер-речник на Кэнсе, ему
пришлось переквалифицироваться в шулера после того как власти
Порт-Романтика отрубили ему два пальца за воровство. Ковыряясь в замке,
я думал о нашей с Энеей десятилетней одиссее, о долгом странствии отца
де Сойи, о сотнях световых лет и десятках тысяч часов напряжения, боли,
жертв и ужаса.
и в сердцах саданул дерьмовым замком о каменную стену. Замок щелкнул и
открылся.
его все равно не нашли. Если же за освещение отвечал недоумок-ИскИн, то
он упорно не реагировал на наши команды. И ни у кого из нас не было
фонарика. Десять лет я таскал с собой карманный лазер и именно сегодня
оставил его в рюкзаке - когда мы уходили с "Иггдрасиля", я просто взял
Энею за руку и шагнул вперед, даже не вспомнив ни об оружии, ни о прочих
необходимых вещах.
давящей тьме разговаривать можно было только шепотом.
выстроенная рядом с прежней базиликой в двадцать первом... - Он опять
умолк на полуслове и погрузился в свои мысли. - По-моему, эта часовня
действующая. Подождите здесь.
Сойи, продвигавшегося на ощупь вдоль стен. Один раз на каменный пол с
железным звоном упало что-то тяжелое, и мы замерли, затаив дыхание.
Через минуту снова послышались осторожные шаги и шелест сутаны. Потом -
негромкое: "Ага...", и секунду спустя засветился огонек.
спичку. В левой руке у него был коробок.
единственный коробок спичек, Бог весть сколько пролежавшие в этой
темноте, были на месте. Мы вошли в маленький круг света, подождали, пока
де Сойя зажжет вторую спичку, и последовали за ним к тяжелой деревянной
двери, скрытой истлевшими драпировками.
дороге несколько лет назад, когда я находился здесь под домашним
арестом, - прошептал священник. Дверь медленно, со скрежетом,
отворилась. - Полагаю, он думал, что это наведет меня на размышления о
смерти и тщетности всего земного.
каменную винтовую лестницу и пошел вниз. Энея последовала за ним, а я -
за ней.
ступени закончились, мы спустились как минимум на двадцать метров.
Миновав ряд узких коридорчиков, мы вышли в гулкий, просторный туннель. К
тому времени священник израсходовал полдюжины спичек, бросая каждую,
лишь когда огонь доходил до пальцев. Я не спрашивал, много ли еще спичек
осталось в коробке.
Петра и Ватикан, - слова отца де Сойи гулко звучали в темноте, - его
целиком доставили на Пасем при помощи мощных энергетических подъемников
и силовых башен. Поскольку масса проблемы не составляла, заодно
перетащили пол Рима, даже громадный замок Святого Ангела и кусок земли
под старым городом глубиной шестьдесят метров. В двадцатом веке здесь
была подземка.
местами обвалился, повсюду - груды вековой пыли, камни, обломки
пластика, облупившиеся указатели и разбитые лавки. Мы миновали несколько
проржавевших стальных лестниц - эскалаторов, бездействовавших уже больше
тысячелетия, узкий коридор вдоль гулкой эстакады и вышли на другую
платформу. В дальнем ее конце я разглядел текстолитовую лестницу,
ведущую вниз, где раньше были рельсы... где и теперь были рельсы,
покрытые слоем ржавчины и пыли.
как спичка погасла. Но мы с Энеей успели разглядеть, что перед нами.
почти двухметровыми штабелями по обе стороны ржавых рельсов.
Громаднейшие груды костей, и через каждый метр - черепа, аккуратные
геометрические узоры на стенах из человеческих останков.
вперед. От его движения крошечный огонек затрепетал на легком ветру.
обыденным голосом сказал священник, - римские кладбища оказались
переполнены. Во всех пригородах и парках рыли братские могилы. Из-за
глобального потепления и постоянных наводнений это стало серьезной
угрозой здоровью тех, кто выжил. Биологические и химические боеголовки,
сами понимаете. Подземка все равно уже не ходила, поэтому городские
власти санкционировали эксгумацию и перезахоронение останков в старой
системе туннелей метро.
сложены в пять ярусов - каждый отмечен рядом черепов: лобные кости
белели в темноте, пустые глазницы равнодушно взирали на непрошеных
пришельцев. Аккуратные стены костей с обеих сторон уходили не меньше чем
на шесть метров вглубь и поднимались до десятиметрового свода. Кое-где
стены осыпались, и нам приходилось осторожно переступать через черепа и
кости, но все равно под ногами то и дело слышался сухой хруст. Других
звуков здесь не было - ни копошения крыс, ни капающей воды. Когда мы
останавливались и ждали, пока отец де Сойя зажжет следующую спичку, лишь
шелест нашего дыхания и приглушенные голоса нарушали тишину.
на эту мысль их навели не древнеримские катакомбы, окружающие нас со
всех сторон, а так называемые парижские катакомбы... старые каменоломни,
лабиринт туннелей глубоко под землей. Парижанам пришлось перезахоронить