письменных указаний. Члены Комитета ходили мимо дверей на цыпочках,
замирая от ужаса. Впрочем, Комитет Народного Благоденствия вполне мог
функционировать и в отсутствие своего главы; он распорядился ужесточить
бдительность, усилить охрану двух оставшихся пленников и произвести новые
аресты. Самого Уисса было не видно и не слышно - зловещий признак.
записка, на которую тут же набросились изнывавшие от неопределенности
патриоты и из которой они уяснили, что Защитник хочет видеть отца. За
Хорлом послали, и он вскоре пришел.
больше, чем обычно. Внимательные наблюдатели заметили, что старик простоял
перед кабинетом сына добрых две минуты, прежде чем набрался мужества
постучать.
яростные вопли Уисса и неразборчивое глухое бормотание Хорла. Через
несколько минут старик появился, испуганный и бледный, и поспешил восвояси
со всей быстротой, на которую был способен.
часа из убежища Уисса вылетела новая записка. Защитник потребовал, чтобы
Комитет Народного Благоденствия собрался на заседание. Всем пятнадцати его
членам было велено прибыть незамедлительно.
отсутствовало. За ними послали курьеров в разные столичные округа, что
потребовало немало времени. В конце концов всех благополучно разыскали и
вытащили из постелей, но заседание смогло начаться лишь в час ночи.
длинным столом в зале заседаний на верхнем этаже Дворца Правосудия. За
незашторенными окнами по ту сторону маленького дворика возвышалась темной
твердыней "Гробница", чьи камеры, стараниями Комитета, никогда не
пустовали. Говорили, что вид "Гробницы" вызывает чисто патриотическое
удовлетворение, и теперь у членов Комитета было время от души насладиться
им, ибо следующие два часа они просидели за столом в мертвом молчании.
Самые смелые уже начали поглядывать на часы. Когда куранты пробили три
удара, вошел Уисс Валёр и занял место во главе стола.
приобрела совсем уже зеленый оттенок. Защитник, казалось, пребывал на
грани нервного срыва или истерики, однако каменное его лицо не дрогнуло,
когда он с нарочитым спокойствием бросил:
продолжил:
Республики - в Комитете Народного Благоденствия. Среди нас есть изменники,
продавшиеся врагам Свободы. Пришло время сорвать с них маску.
усилиям тех, кто заявляет о том, что служит мне, кто клянется мне в
верности. - Уисс пригвоздил Пульпа обвиняющим взглядом, но тот и бровью не
повел. - Они все отравили своим ядом, они развратили Конституционный
Конгресс и просочились в Комитет Народного Благоденствия. В эту самую
минуту они здесь, в этой комнате. Они улыбаются, они лгут, они
притворяются патриотами и тешат себя надеждой, что провели нас, безмозглых
кретинов. Они считают себя неуязвимыми, но они ошибаются - в Республике
Вонар каждому врагу народа грозит разоблачение. Мы их всех уничтожим. И
приступим к этому прямо сейчас.
перепугались. Комитет так долго служил орудием террора, что они свыклись с
мыслью о том, что неприкасаемы и неуязвимы. Предположение, что в их среду
затесались предатели, было для них неожиданным и страшным. А существует ли
измена на самом деле или она всего лишь плод всевозрастающей мнительности
Защитника - это не имело особого значения для тех, кого он прочил в козлы
отпущения: обвиненные были заведомо обречены. Но кто именно? И сколько?
Все украдкой присматривались друг к другу - вдруг виновные как-то выдадут
себя.
моральные устои Вонара. Его члены неизменно выступали патриотами вне
подозрений. Я считал, что меня окружают мужи доблестные и преданные,
верные экспроприационисты, готовые отдать жизнь за Отечество и своего
Защитника. Я убедился в обратным. Найдется ли среди вас хоть один,
способный понять всю мою боль? Уисса Валёра предали те, кому он больше
всех доверял. Это как удар ножом в сердце.
его сорвался, губы задрожали, он вынужден был замолчать и опустить голову.
Комитет оцепенел.
вздернув подбородок и обдав приспешников бешеным взглядом выпученных глаз,
так что кое-кто из членов подпрыгнул на стуле. - Уисс Валёр никогда
добровольно не подставит грудь под кинжал убийцы. Сам я ни к чему не
привязан, ничего не боюсь и охотно бы все это бросил. Слава, которой
домогаются остальные, для меня ничто, слышите - ничто! Я бы с радостью
бежал от нее в лачугу отшельника на вершине какой-нибудь дальней горы, где
до меня не доберутся зависть и злоба. Я бы пил из чистых горных ручьев,
питался кореньями и лесными ягодами, подпевал птицам и жил бы одной жизнью
с природой. И тогда бы наконец обрел счастье.
повелевает мне беречь себя. Именно поэтому я выследил заговорщиков. Я
наблюдал и слушал - о, никто ничего не заметил, вам не догадаться о моих
методах, - и наконец выяснил, кто меня предает. От моей бдительности
никому не скрыться, я быстро разоблачало обманы. У меня есть список
изменников в Комитету и Конгрессе. Длинный список, он наверняка поразит
неосведомленных.
огласит имена врагов.
словно прорвало. Он говорил бессвязно, местами невнятно, сыпал
преувеличениями и обвинениями, отклонялся от темы, приводил доводы в свое
оправдание, разражался пространными тирадами. Он долго разглагольствовал о
трудностях и опасностях, выпавших молодой Республике, об угрозе Свободе и
необходимости сильной власти.
первую очередь нирьенистов. Он требовал возродить былой революционный
энтузиазм, былое экспроприационистское рвение. Он призывал к верности,
патриотизму и самоотверженности. Временами его голос гремел, словно он
обращался к тысячным толпам, временами почему-то звучал глухо и даже
невнятно. А один раз, когда он заговорил о тяжком бремени вождя, голос
вообще изменил ему, он замолчал, и по щекам его потекли слезы.
Когда словесный ливень перешел в мелкий дождичек, а затем прекратился,
небо над "Гробницей" уже посерело. Уисс постоял с минуту, обводя взглядом
вконец обалдевших слушателей.
Настал черед другим выполнить свой.
условный сигнал. Двери с треском распахнулись, и в комнату ворвался отряд
народогвардейцев. Членов Комитета охватило смятение, переросшее в панику
после того, как Уисс приказал гвардейцам арестовать депутатов Пьовра,
Лемери и Мийетта, числившихся среди ближайших помощников Защитника.
Комитет был потрясен, и больше всех - арестованные депутаты, но их громкие
и отчаянные протесты не возымели действия. Уисс Валёр бесстрастно
наблюдал, как его бывших задушевных соратников, орущих и упирающихся,
выволакивают из комнаты.
кто-нибудь глянул в окно, он бы увидел, как злополучную троицу протащили
через двор к "Гробнице", но все старательно смотрели в другую сторону.
Смятение улеглось. Поредевший Комитет ждал распоряжений хозяина.
один за другим, лишь молодой Пульп сохранил свою невозмутимость.
обратившись к Пульпу, добавил: - А ты останься.
вознося в душе благодарность за избавление. Депутат Пульп сидел, как
мраморное изваяние. На его лице не было и тени усталости. Золотые локоны
лежали как приклеенные, одежда выглядела безупречно чистой, словно только
что из прачечной; казалось, ничто на свете не способно осквернить его
совершенство.
Улуара. Мой враг Кинц во Дерриваль и его сообщница по-прежнему на свободе
и замышляют ниспровергнуть меня. Рано или поздно они наверняка доберутся
до меня в самом Конгрессе, и никто им не помешает. Ты не сдержал слова.
Фабек человека, чтобы тот разузнал о чародее Кинце. Мы поймаем его, и
скоро, - невозмутимо возразил Пульп.
обещанное. Я рассчитывал на большее усердие и проницательность. А может, и
на большую преданность.