приподнялся на руках и одно мгновение смотрел на мистера Хардейла с
ненавистью и презрением. Но, должно быть, даже в эту минуту помня, что такое
выражение может обезобразить его лицо после смерти, он попытался улыбнуться
и с трудом пошевелил рукой, как будто хотел заправить в жилет окровавленную
рубашку. Рука соскользнула с груди, и сэр Джон упал навзничь мертвый. Это и
было страшное видение прошедшей ночи.
ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ
мы, увлеченные ее событиями, еще не успели проститься,- и повесть будет
окончена.
чем хватились сэра Джона, нашли труп и начали следствие, он отправился сразу
в один монастырь, известный во всей Европе строгостью режима и беспощадно
суровыми правилами для тех, кто искал здесь убежища от суеты мирской. Мистер
Хардейл принял монашеский обет, навсегда оторвавший его от жизни и людей, и
через несколько дет, проведенных в покаянии, был погребен под мрачными
сводами обители.
опознали и привезли домой, преданный слуга, верный принципам своего
господина, удрал со всеми деньгами и всем добром, какое мог захватить, и
зажил джентльменом на свой капитал. Он весьма успешно делал карьеру и,
наверное, женился бы в конце концов на богатой наследнице, но вышла одна
неприятная заминка, которая привела его к безвременной кончине. Он умер от
заразительной болезни, весьма распространенной в то время, именуемой в
просторечии тюремной горячкой.
в этот день, в понедельник, совершился в Вестминстере торжественный суд над
ним по обвинению в государственной измене. В этом преступлении он, после
тщательного расследования, был признан невиновным за отсутствием
доказательств, что он собирал людей с предательскими или вообще
противозаконными целями. И так как в стране было еще немало людей, которым
беспорядки не обуздали и ничему не научили, то в Шотландии проводилась
общественная подписка для покрытия судебных издержек лорда Гордона.
прожил сравнительно спокойно, если не считать того, что он довольно часто
пользовался случаем доказать свою преданность протестантской вере, делая
всякие сумасбродства, к великому удовольствию своих врагов, и что он был
отлучен от церкви архиепископом Кентерберийским за отказ явиться по вызову в
качестве свидетеля на церковный суд. В году 1788-м ему пришла новая безумная
фантазия - он написал и выпустил в свет оскорбительный памфлет, где в самых
дерзких выражениях поносил французскую королеву. Его отдали под суд за
клевету и после его нелепых выступлений на этом суде признали виновным. Но
он не явился выслушать приговор и бежал в Голландию. Однако мирные
бургомистры Амстердама вовсе не жаждали его присутствия там, и он с
величайшей поспешностью был выслан обратно на родину. Прибыв в июле в
Харидж, он отсюда переехал в Бирмингем, где в августе месяце официально
принял иудейскую веру и выдавал себя за еврея, пока его не арестовали и не
отвезли в Лондон для выполнения над ним приговора, от которого он бежал. По
этому приговору он в декабре был отправлен в Ньюгетскую тюрьму на пять лет и
десять месяцев, а сверх того с него потребовали крупный штраф и солидные
поручительства за его благонадежное поведение в будущем.
Собранию с просьбой о прощении, но английский министр отказался
санкционировать помилование, и лорд Джордж примирился с тем, что ему
придется отбыть весь срок заключения. Он отпустил бороду чуть не по пояс,
выполнял все обряды своей новой религии и занялся изучением истории,
посвящал также часть времени живописи, которой он довольно успешно занимался
в молодости. Друзья его покинули, а в тюрьме с ним обращались как с худшим
из преступников*, но он оставался всегда веселым и покорным судьбе. Он дожил
только до сорока трех лет и умер в тюрьме 1 ноября 1793 года.
обездоленных, менее одаренные и более черствые, сделали блестящую карьеру и
оставили по себе громкую славу. Впрочем, лорда Джорджа тоже оплакивали.
Заключенные очень горевали по нем, так как, несмотря на свои довольно
скудные средства, он щедро помогал всем, раздавая деньги нуждающимся, какой
бы веры они ни были, к какой бы секте ни принадлежали. По укатанным дорогам
жизни ходит немало мудрецов, которые могли бы кое-чему поучиться у этого
бедного помешанного, кончившего свою жизнь в Ньюгете.
и суток не успел пробыть в Тауэре, как Джон явился к нему и не оставлял его
уже до самой смерти. Был у лорда и другой преданный друг, красавица еврейка,
привязавшаяся к нему отчасти из религиозных, отчасти из романтических
побуждений и трогательно заботившаяся о нем. В ее бескорыстии и добродетели
не сомневались даже самые строгие моралисты.
кормился тем, что торговал тайнами милорда, а когда запас их окончательно
иссяк и торговать больше стало нечем, Гашфорд подыскал себе работу, вступив
в почтенное сословие сыщиков, состоящих на жалованье у правительства. В
такой жалкой роли он подвизался то на родине, то за границей и долго терпел
все невзгоды и неудобства этой профессии. А лет десять - двенадцать тому
назад в номере какой-то сомнительной гостиницы в Боро найден был мертвым в
постели худой, истощенный старик, которого там никто не знал. Он отравился.
Долго не удавалось узнать его фамилию, но потом, по заметкам в его записной
книжке, выяснили, что он был секретарем лорда Джорджа Гордона во время
знаменитого мятежа.
уже давно перестали толковать даже о том, что на каждого из офицеров, во
время бунта содержавшихся за счет города, тратили в день на стол и квартиру
четыре фунта четыре шиллинга, на каждого солдата - два фунта два с половиной
пенса. Через много месяцев после того как забыта была даже и эта
животрепещущая тема и члены "Союза Непоколебимых" все до единого были
перебиты, или сидели в тюрьме, или были высланы, мистера Саймона Тэппертита
перевели из больницы в тюрьму, судили и после указа о помиловании выпустили
на волю с двумя деревяшками вместо ног. Лишившись своих точеных ножек и
слетев с высокого поста в бездну полнейшей нищеты и несчастья, он сменил
гнев на милость и отправился к своему бывшему хозяину просить помощи. По
совету Вардена и при его содействии он стал чистильщиком сапог и обосновался
под аркой у конно-гвардейских казарм. Место было бойкое, и он быстро
приобрел обширную клиентуру. В дни приемов при дворе у мистера Тэппертита
ожидали своей очереди почистить сапоги чуть не двадцать офицеров. Дела его
так пошли в гору, что он завел уже двух подручных, а там и женился на вдове
одного известного тряпичника, родом из Милбэнка. С этой дамой, тоже
помогавшей ему в работе, он наслаждался безоблачным семейным счастьем,
иногда омрачавшимся легкими шквалами, которые, впрочем, только очищают
атмосферу супружеской жизни и проясняют горизонт. Во время таких бурь мистер
Тэппертит, стремясь, поддержать свой авторитет, иногда забывался до того,
что запускал в жену сапожной щеткой, туфлей или башмаком, а она (правда,
лишь в самых крайних случаях) в отместку снимала его деревяшки и выставляла
его из дому, на посмешище уличным мальчишкам, которым всякое озорство
доставляет первейшее удовольствие.
обижена на весь неблагодарный и ничтожный свет и стала еще раздражительнее и
желчнее. Она так энергично срывала свою злость на юном поколении в доме на
площади Золотого Льва, награждая их щипками, шлепками и таская за волосы,
что ее с общего согласия изгнали из этого святилища, предложив осчастливить
своим присутствием любое другое место на Земле. Случайно в это же время
мидлсекское судебное ведомство объявило, что требуется надзирательница в
женскую тюрьму, и назначило день и час для явки. Мисс Миггс явилась в
назначенное время, ее сразу отметили и выбрали из ста двадцати четырех
кандидаток, и она заняла эту должность, в которой состояла до самой смерти,
то есть больше тридцати лет, так и оставшись девицей. Замечено было, что эта
дева, с неумолимой свирепостью тиранившая свою женскую паству, была особенно
сурова к тем из них, кто имел хоть малейшее притязание на красоту. А уж тем,
кто согрешил по легкомыслию, она не давала пощады (что объясняли ее
неукротимой добродетелью и строгим целомудрием): постоянно накидывалась на
них по малейшему поводу или без всякого повода, изливая на их головы всю
свою злобу. К грешницам этого сорта она применяла множество собственных
полезных изобретений, завещанных ею потомству,- как, например, способ
вонзать бородку ключа в крестец провинившейся, что она проделывала с
утонченной жестокостью. Она же изобрела другой вид наказания: наступать как
будто нечаянно на ноги тем, у кого были миниатюрные ножки (причем, наступать
непременно деревянными башмаками) - тоже замечательно остроумный прием, до
тех пор никому не известный.
в долгий ящик. Они поженились очень скоро, и так как слесарь имел
возможность дать за своей дочкой хорошее приданое, у них оказалась
кругленькая сумма в банке, и они снова открыли "Майское Древо".
мальчуган, ковылявший по коридору или кувыркавшийся на зеленой лужайке перед
домом. Через короткое время (если считать по годам) забегала по дому и
краснощекая девочка, потом - опять краснощекий мальчик и постепенно
появилась целая стая девочек и мальчиков. Так что, когда бы вы ни заглянули
в Чигуэлл, вы непременно увидели бы на деревенской улице, или на лужайке,
или на дворе фермы ("Майское Древо" было теперь уже не только постоялым
двором, но и фермой) столько маленьких Джо и маленьких Долли, что их нелегко
было сосчитать. Все эти перемены произошли довольно скоро. Но очень не скоро
Джо, и Долли, и слесарь, и его жена стали на вид хотя бы пятью годами
старше: ибо радость и довольство жизнью удивительно красят людей и помогают