грамотку к Парфену Парамонычу, купцу Сафьянникову,
мукой на Москве торгует. Отвезешь ему поклон мой, да
гостинчик махонький, морошки керженской моченой ка-
душку. Кумовья мы с ним старые. Он тебя примет. Ты
по счетной части горазд, а ему такого молодца в лавку
надобно... Сейчас пойдешь, что ль, аль до весны пого-
дишь? Время-то скоро зимнее. А у тебя одежишка пло-
хенькая. Как бы не замерз?
- Сейчас, отче, сейчас!
- Ну, с Богом, сынок!
О. Никодим благословил Тихона в путь и дал ему
обещанную грамотку, которую позволил прочесть:
"Возлюбленному брату во Христе, Парфену Парамо-
нычу - радоваться.
Се - отрок Тихон.. Черствым хлебом не сыт, пирожков
хочет мягоньких. Накорми голодного. Мир вам всем и
радость о Господе.
Смиренный о. Никодим"
По зимнему первопутку, с Макарье^ским рыбным
обозом, отправился Тихон в Москву.
Мучные лавки Сафьянникова находились на углу Тре-
тьей Мещанской и Малой Сухаревой площади.
Здесь приняли Тихона, несмотря на письмо о. Нико-
дима, подозрительно. Назначили на испытание подручным
к дворнику для черной работы. Но видя, что он малый
трезвый, усердный и хорошо умеет считать, перевели в
лавку и засадили за счетные книги.
Лавка была как лавка. Покупали, продавали, говорили
об убытках и прибылях. Иногда только шептались о чем-
то по углам.
Однажды Митька крючник, простодушный, косолапый
великан, весь обсыпанный белою мучною пылью, таская
на спине кули, запел при Тихоне странную песню:
Как у нас было на святой Руси,
В славной матушке, каменной Москве,
Во Мещанской Третьей улице -
Не два солнышка сокатилися,
Тут два гостя ликовалися:
Поклоняется гость Иван Тимофеевич
Дорогому гостю богатому,
Даниле Филипповичу:
Ты добро, сударь, пожаловал
В мою царскую палатушку
Хлеба с солью покушати,
И я рад тебя послушати,
Про твое время последнее,
И про твой Божий страшный суд.
- Митя, а Митя, кто такие Данило Филиппович да
Иван Тимофеевич? - спросил Тихон.
Застигнутый врасплох, Митька остановился, согнув-
шись под тяжестью огромного куля и выпучил глаза от
удивления:
- Аль Бога Саваофа да Христа не знаешь?
- Как же так Бог Саваоф, да Христос на Третьей
Мещанской улице?.. - посмотрел на него Тихон с еще
большим удивлением.
Но тот уже спохватился и, уходя, проворчал угрюмо:
- Много будешь знать, рано состаришься...
Вскоре после того у Митьки сделалась ломота в пояс-
нице - должно быть, надорвался, таскавши кули. Целые
дни лежал он в своей подвальной каморке, стонал и охал.
Тихон посещал больного, поил шалфейной настойкой, на-
тирал камфарным духом и другими зельями от знакомого
немца-аптекаря и, так как в подвале было сыро, то пере-
вел Митьку в свою теплую светелку во втором жилье
над главным амбаром. У Митьки сердце было доброе.
Он привязался к Тихону и стал беседовать с ним от-
кровеннее.
Из этих бесед, а также из песен, которые певал он
при нем, узнал Тихон, что в начале царствования Алек-
сея Михайловича, в Муромском уезде, в Стародубской
волости, в приходе Егорьевском, близ деревень Михай-
лицы и Бобынина, на гору Городину, перед великим со-
бранием людей, "сокатил" на колеснице огненной, с анге-
лами и архангелами, херувимами и серафимами, сам Гос-
подь Бог Саваоф. Ангелы взлетели на небо, а Господь
остался на земле, вселился в пречистую плоть Данилы
Филипповича, беглого солдата, а мужика оброчного, Ива-
на Тимофеевича, объявил своим Сыном Единородным,
Иисусом Христом. И пошли они ходить по земле в обра-
зах нищенских.
Бегая от гонителей, терпели холод и голод, укрывались
в свином хлеву, в яме падежной, в стогах соломы. Однаж-
ды спрятала их баба в подполье скотной избы. На полу
стоял теленок и намочил - "мокро полилося под пол;
Данило Филиппович, увидев то, сказал Ивану Тимофее-
вичу: тебя замочит! - а тот отвечал: чтобы Царя-то не
замочило!"
Последние годы жили они в Москве, на Третьей Ме-
щанской, в особом доме, который назван Сионским. Тут
оба скончались и вознеслись на небеса во славе.
После Ивана Тимофеевича так же, как до него, "от-
крывались" многие христы. "ибо Господь нигде так лю-
безно обитать не желает, как в пречистой плоти челове-
ческой, по реченному: вы есте храм Бога живого. Бог
тогда Христа рождает, когда все умирает. Христос во еди-
ной плоти подвиг свой кончил, а в других плотях начи-
нает.
- Значит, много христов? - спросил Тихон.
- Дух един, плотей много,- отвечал Митька.
- И ныне есть? - продолжал Тихон, у которого серд-
це вдруг замерло от предчувствия тайны.
Митька молча кивнул головою.
- Где же Он?
- Не пытай. Сказать не можно. Сам увидишь, ежели
сподобишься...
И Митька замолчал, как воды в рот набрал.
Не бо врагом Твоим тайну повем - вспомнил Тихон.
Несколько дней спустя, сидел он вечером в лавке над
счетными книгами.
Вечер был субботний. Торговля уже кончилась. Но
подъехал новый обоз, и крючники таскали кули с под-
вод. В отворявшуюся дверь врывались клубы морозного
пара, скрип шагов по снегу и вечерний благовест. Снеж-
ные белые крыши черных бревенчатых домиков Третьей
Мещанской светились долгим и ровным, розовым светом
на ясном, золотисто-лиловом небе. В лавке было темно;
только в глубине ее, среди наваленных до потолка муч-
ных кулей, перед образом Николы Чудотворца теплилась
лампадка.
Парфен Парамоныч Сафьянников, толстый, белоборо-
дый, красноносый старик, похожий на дедушку-Мороза,
и старший приказчик Емельян Ретивой, сутулый, рыжий,
лысый, с безобразным и умным лицом, напоминавшим
древнюю маску Фавна, пили горячий сбитень и слушали
рассказы Тихона про житие старцев заволжских.
- А ты, Емельян Иваныч, как мыслишь, по старым,
аль новым книгам спастись надлежит? - спросил Тихон.