Чтение 15–й страницы книги ~Кольца анаконды~

Лорд Лайонс, британский посланник в американ-ской столице, испепелял
послание взглядом, не чув-ствуя ни малейшего удовлетворения. Он стоял у
окна, в гневе взирая на промороженный, отвратительный пейзаж, укрытый
снегом, все сыплющимся и сыплю-щимся с небес. Разве это ответ?! Ни рыба ни
мясо.

Ультиматум не принят и не отвергнут. Вместо этого предлагается третий,
весьма сомнительный путь. Од-нако изъять свой паспорт, как приказано, Лайонс
не может, поскольку требования не отвергнуты с ходу. Вопрос все еще далек от
окончательного разрешения Придется передать этот ответ лорду Пальмерстону;

Лайонс заранее догадывался, в какой гнев тот впа-дет. Лайонс звонком
вызвал слугу .

-- Соберите мои вещи для морского путешествия.

-- Если помните, сэр, вы уже просили меня сде-лать это несколько дней
назад.

-- Разве? Клянусь Юпитером, пожалуй, вы пра-вы. А не просил ли я вас
заодно проследить за рей-сами кораблей?

-- Совершенно верно, сэр. Имеется бельгийский барк "Мария Челеста",
сейчас принимающий груз в Балтиморском порту. Отбывает в Брюгге через два
дня.

-- Отлично. Утром же выезжаю в Балтимор. Ор-ганизуйте поездку.

Надо вернуться в Лондон незамедлительно, дру-гого выбора нет. Зато
утешает тот факт, что можно вырваться из этой захолустной столицы и хотя бы
не-долго пожить в безмятежном городе, в сердце самой могучей империи на
земле. В городе, чей крутой нрав придется испытать на себе этим дикарям,
если они будут упорствовать в своей непокорности.

Лорд Лайонс был прав по крайней мере по поводу погоды в Британии. В
этот самый декабрьский день над Лондоном безмятежно сияло солнышко, пусть
тускло и водянисто, но все-таки сияло. Чарльз Фрэнсис Адаме, посол
Соединенных Штатов при дворе святого Якова, радовался возможности выйти из
до-ма, прочь от бесконечной бумажной работы и дым-ных каминов Должно быть,
прислуга обитателей Мэйфер встала ни свет ни заря, чтобы подмести и вы мыть
тротуары, так что шагать было одно удовольст-вие. Свернув с Брук-стрит на
Гросвенор-сквайр, Адамс взошел по знакомой лестнице на крыльцо до-ма номер
два и легонько постучал в дверь рукояткой тросточки. Открывший ему слуга
ввел Адамса в ве-ликолепно обставленную гостиную, где его уже до-жидался
друг.

---Чарльз, как любезно было с твоей стороны принять приглашение!

-- Приглашение отобедать с тобой, Эмори, для меня было как луч света с
пасмурных небес.

Они были близкими друзьями, Являя собой ма-ленькую частичку
американской общины в Лондоне. Эмори Кэбот -- бостонский купец, сделавший
свое состояние на торговле с Англией. В этот город он приехал еще юношей,
чтобы представлять семейное дело, и это временное положение стало
постоянным, когда он женился здесь на девушке из семейства вид-ных
бирмингемских фабрикантов. Ныне, увы, жена его скончалась, дети разлетелись
из родимого гнезда. Но Лондон стал для Кэбота родиной, а Бостон пре-вратился
в дальний уголок мира. Теперь, когда ему перевалило за восемьдесят, Эмори
приглядывал за делом лишь вполглаза, предоставляя тяжелую рабо-ту другим. А
сам изрядную часть внимания уделял висту и прочим цивильным развлечениям.

Пока друзья праздно болтали, слуги принесли трубки и подогретый эль. И
лишь когда дверь за ними закрылась, лицо Кэбота омрачилось тревогой. ----Нет
ли новостей о кризисе?

-- Никаких. Мне ведомо., что на родине газеты и общественное мнение
по-прежнему весьма непре-клонны на сей счет. Предатели находятся в наших
руках и должны в них оставаться. Освобождение их просто немыслимо. Вашингтон
пока ни словом не отозвался на меморандум касательно "Трента". Мои руки
связаны, я ничего не могу предпринять по соб-ственной воле, а инструкции мне
не предоставили. И все-таки этот кризис следует предотвратить.

-- Целиком и полностью согласен, -- вздохнул Кэбот.-- Но удастся ли?
Наши соплеменники пыла-ют негодованием, но, как вам прекрасно известно, в
Лондоне дела обстоят ничуть не лучше. Люди, с ко-торыми я дружил много лет,
отказывают мне в приеме, а при встрече напускают на себя непроницаемый вид.
Знаете, что я вам скажу? Ситуация такова, буд-то война 1812 года
разыгрывается сызнова. Я и тогда был здесь, но держался тише воды ниже травы
и переждал. Но даже тогда большинство моих друзей и коллег не повернулись ко
мне спинами, как сейчас. Они полагали, что война навязана им силой, и
всту-пили в нее крайне неохотно. Да чего там, некоторые, самые либеральные
из них, даже сочувствовали на-шей борьбе и считали войну исключительно
безрас-судной, вызванной не обстоятельствами, а высокоме-рием и глупостью,
каковых всегда хватает в избытке. Но сейчас все обстоит абсолютно иначе.
Сейчас гнев и ненависть достигли высочайшего накала. А газе-ты?! Вы читали,
что пишет "Таймс"?

-- Разумеется, читал. Эти так называемые "Го-родские вести". Там
напрямую сказано, что Лин-кольн и Сьюард пытаются замаскировать свою
во-пиющую внутреннюю распрю, затеяв войну с иноземной державой. Вздор
несусветный!

-- Совершенно верно. А "Дейли ньюс" и того по-чище. Там пишут, что все
англичане считают, будто Сьюард каким-то неведомым способом самолично
ор-ганизовал весь этот инцидент с "Трентом".

Трубка Адамса погасла, и он встал, чтобы под-жечь лучинку от камина.
Раскурив трубку снова, он выдохнул облако ароматного дыма от виргинского
табака и продолжал:

-- Политики беспокоят меня куда больше, чем га-зеты. Косная элита вигов
-- вроде нашего общего знакомого графа Кларендона -- люто ненавидит
де-мократию. Им кажется, будто демократия угрожает Их классовой системе и их
могуществу. Для них Со-единенные Штаты воплощают собой оплот дьявола,
заразу, которую надо искоренить, пока она не пора-зила здешние низы
общества. Войну против нашей страны они встретят с восторгом.

-- Королева тоже, -- мрачно заметил Кэбот, делая долгий глоток из
кружки, словно стремясь из-бавиться от дурного привкуса во рту. -- Она
одобря-ет все. Более того, предрекает неминуемое поражение янки. Хоть это и
кажется полнейшей нелепостью, но в смерти принца Альберта она винит именно
нас.

-- Одними угрозами здесь не кончается. В рожде-ственский день я
прогуливался вдоль Темзы, и даже в праздник у самого Тауэра вовсю кипела
работа -- грузили оружие. В одно лишь это утро я насчитал во-семь барж.

-- Неужели ничего нельзя сделать? Неужели мы должны сидеть, беспомощно
сложа руки, пока Со-единенные Штаты и Великобритания катятся на-встречу
войне? Разве не могут вмешаться иноземные державы?

-- Если бы,-- вздохнул Адамс. -- Император Луи Наполеон совершенно
обаял королеву Викто-рию. А он согласен с ней, что Америку надо поста-вить
на колени. По крайней мере, в этом французы его поддерживают. Они считают
Британию своим из-вечным врагом и будут только рады ее бедам. Далее,
конечно, имеется Пруссия и прочие германские госу-дарства. Все они так или
иначе связаны с королевой. Они не будут ничего предпринимать. Россия после
Крымской войны не питает любви к британцам, но царь не станет вмешиваться,
чтобы пособить Амери-ке. Да и все равно он слишком глуп. Нет, боюсь, мы одни
перед целым миром и не можем рассчитывать на

помощь со стороны. Затевается нечто ужасное, и никто не находит способа
предотвратить это.

Небо затянули черные тучи, заслонившие солнце, и в комнате стало темно.
Так же пасмурно было и на душе у сидевших в ней людей, так что они
оконча-тельно погрузились в молчание. Чем же это кончит-ся, чем кончится?

А неподалеку, в нескольких минутах быстрой ходьбы от этого дома на
Гросвенор-сквайр до Парк-лейн, находится самый знаменитый дом в Лондоне --
Эпсли-хаус, номер один, Лондон. В это самое время перед ним остановилась
карета из Уайт-холла, и лакей поспешил распахнуть дверцу. Кряхтя от уси-лия,
морщась от боли в подагрической ноге, лорд Пальмерстон спустился на землю и
заковылял к дому. В доме слуга принял у него пальто, а дворец-кий распахнул
дверь и ввел пред очи хозяина дома, лорда Уэлсли, герцога Веллингтона, чуть
ли не само-го знаменитого человека в Англии и уж наверняка самого
знаменитого из живущих генералов.

-- Входите же, Генри, входите, -- донесся голос Веллингтона, сидевшего
перед огнем в кресле с высо-кой спинкой, голос тонкий, скрипучий от
старости, Но все еще не утративший отзвуков былой зычности.

-- Спасибо, Артур, давненько мы не виделись. -- Лорд Пальмерстон со
вздохом опустился в кресло. -- Выглядите вы на славу.

Веллингтон издал скрипучий смешок.

-- Когда человеку девяносто два, уже неважно, как он выглядит.
Первостепенную роль тут играет то, что он вообще может как-то выглядеть.

Да, герцог исхудал, пергаментно-тонкая кожа об-тянула череп, еще более
подчеркнув пропорции ог-ромного носа Веллингтона. "Носяра", как любовно
звали его солдаты. Ныне все они почили, все лежат в могилах -- тысячи, сотни
тысяч воинов. Перевалив за девятый десяток, человек обнаруживает, что
ро-весников можно счесть по пальцам одной руки.

Раздался негромкий стук: безмолвный слуга по-ставил бокал на стол у
локтя Пальмерстона.

-- Последняя бутылка из последнего ящика пор-твейна двадцать восьмого
года, -- пояснил Веллинг-тон. -- Берег для вас. Знал, что вы заглянете
как-ни-будь на днях.

Отхлебнув, Пальмерстон испустил вздох.

-- Ну и ну, музыка, музыка небес, а не напиток! За ваше неизменное
доброе здравие.

-- Да сбудется ваш тост! Тысяча восемьсот двад-цать восьмой... Помните
тот год?

-- Его трудно забыть. Вы были премьер-мини-стром, а я -- неоперившимся
юнцом в Кабинете. Бо-юсь, тогда я был не так покладист, как следовало бы...

-- Было и быльем поросло. Когда потихоньку близишься к вековой отметке,
очень многие вещи, прежде казавшиеся важными, теряют свое значение. Со
времени болезни в пятьдесят втором мне кажется, что я живу в долг, и я