руки, мы будем стрелять!
отдавать однозначные команды. Я подумал, что, если чей-то палец сейчас
дрогнет и надавит курок, я буду падать вниз довольно долго. Весь тот путь,
который только что проделал. Мое тело не попадет в море, оно разобьется об
острые камни, окаймлявшие узкую полоску пляжа. Эта мысль была мне
почему-то особенно неприятна. И все же я не поднимал рук. Если бы речь шла
только обо мне, я бы это немедленно сделал. Но интуитивно я чувствовал: в
эту секунду решается нечто гораздо более значительное, чем моя жизнь, и,
кажется, я начинал понимать, что именно. Решался вопрос о том, каким будет
предстоящий диалог людей с иным разумом. Я не поднимал рук, с ужасом
понимая, что я все же взял на себя предложенную мне миссию и вольно или
невольно выступал в эту минуту от их имени, в том самом качестве
посредника, которого так боялся совсем недавно, но Веста сказала: "Ты
теперь останешься один со всем этим..." - и вот я медленно шел на
автоматы, не поднимая рук."
восьмистах метрах от поверхности моря. И сразу же свечой пошел вверх. Это
был рискованный маневр, но пилот блестяще справился с задачей. Внизу, под
крыльями, повернулась и застыла на секунду поверхность бухты, и сразу же
застрекотали все четыре съемочные камеры, ведущие послойную съемку воды на
разных горизонтах от поверхности до самого дна. Одновременно вспыхнул
экран локатора и глубинного инфралота.
подводных лодок. Но сейчас пилота интересовали совсем не они. То, что он
искал, было видно даже невооруженным глазом. На глубине примерно
восьмидесяти метров в воде отчетливо просматривалось какое-то уплотнение,
похожее и на опухоль, и на медузу одновременно. Оно слегка опалесцировало
на экране локатора, словно само излучало радиоволны, но никаких помех в
работе локатора не наблюдалось. Замигал глазок рации, и голос дежурного по
полетам произнес: "Тридцатый! Тридцатый, доложите, что видите?"
воспользоваться во время бомбометания подводными осветителями?
командованием. Пилот, ожидая ответа, продолжал съемку. Самолет набирал
высоту почти мгновенно. Очень сильно мешала работать низкая облачность.
Самолет то рвался вверх, то стремительно падал вниз, к застывшей, будто бы
нарисованной на холсте, поверхности моря. С такой высоты вода казалась
неподвижной. Нельзя было различить отдельных волн, хотя пилот знал, что
через несколько секунд на изломе очередного пике их брызги могут достать
фюзеляж. Если в турбину попадет летящая с поверхности водяная пыль,
турбина может захлебнуться, поэтому пилот старался в точности выдерживать
рекомендованную высоту.
съемку?
было сбросить с достаточной высоты, чтобы к моменту, когда машина будет
завершать пике и включатся камеры, они успели погрузиться на нужную
глубину. Он любил щегольнуть четкими фотодокументами.
вычислитель. В таком тонком и небезопасном деле он чувствовал себя
уверенней, если автоматика могла разделить с ним ответственность. Кассета
с бомбами отделилась от самолета метрах в двухстах от поверхности и
раскрылась, выбросив из своего нутра пять тяжелых круглых бочек,
устремившихся вниз. Почти сразу же перед самолетом возникло пять огненных
точек - это включились пороховые реактивные двигатели, придающие глубинным
бомбам дополнительное ускорение. Без них сопротивление воздуха очень скоро
затормозит их полет настолько, что бомбы отстанут от реактивной машины,
летевшей вниз значительно быстрее звука. В случае ошибки благодаря
двигателям можно было скорректировать полет бомб к цели.
стороны, образуя кольцо, в центре которого лежала огромная медуза. На
всякий случай пилот задал вычислителю координаты выхода из пике, отстоящие
от неизвестного морского образования на предельном для съемки расстоянии.
На этот раз он решил пожертвовать качеством снимков. Слишком реальной была
только что вызванная его воображением картина врезающегося в воду
самолета. Ему не хотелось быть слишком близко от этого затаившегося в
глубине "нечто" в тот момент, когда сработают взрыватели его бомб.
секунду. Но взорвалась почему-то только одна. Передав управление машиной
автопилоту, и заранее задав программу, пилот, по сути, превратился теперь
в пассивного наблюдателя. Через пластиковый колпак кабины он видел, как
далеко в глубине моря расцвел ослепительно белый шар разрыва, услышал, как
тотчас же застрекотали все его съемочные камеры и продолжали стрекотать
все пять секунд, вхолостую расходуя сотни метров высокочувствительной
пленки, проходившей через их фильмовые каналы с огромной, уму непостижимой
скоростью. В этом стрекоте кинокамер прошли все четыре последовавших за
взрывом секунды, отведенные невзорвавшимся бомбам. Потом его вдавила в
сиденье многотонная тяжесть, и он перестал видеть что-либо. Перегрузка
оказалась гораздо больше той, что должна была возникнуть при выходе из
пике. И в этот ответственный момент, в эти последние доли секунды, когда
он мог еще что-то сделать, двигатель захлебнулся.
реактивной турбины, исчез за хвостом самолета дымный факел сгоревшего
керосина. Самолет, начавший было задирать нос для выхода из пике,
неуверенно покачнулся и в следующее мгновение рухнул в море как раз над
тем местом, где совсем недавно исчезла его первая бомба. Поверхность моря
вспучилась, выбрасывая наружу обломки и радужные потоки горючего,
хлынувшего из разорванных баков.
опускался тихий безоблачный вечер. Дождь, не прекращавшийся все последние
дни, стих, и ветер унес в сторону материка остатки туч. Многочисленные
курортные поселки, санатории, кемпинги расцветились гирляндами вечерних
огней. В свете вечерней зари они казались неяркими желтыми точками,
усыпавшими берег. Через две минуты после того, как с поверхности моря
исчез последний обломок самолета, а пятно керосина расползлось по всей
бухте, эти огни на побережье начали гаснуть один за другим.
красных и голубых мигалок, пробирался к загородному шоссе. В этот пиковый
вечерний час шоссе было забито транспортом, и водителю грузовика
приходилось то и дело проскакивать перекрестки на красный свет.
Молоденький лейтенант полиции, сидевший рядом с водителем, выполнял
задание особой важности. Четверо автоматчиков в фургоне наглухо закрытой
машины охраняли государственного преступника, отгороженного от них
зарешеченными дверьми. У лейтенанта был приказ доставить этого человека на
военную базу, расположенную милях в десяти от города. Время для этого
выбрали неудачно. Арестантские фургоны обычно отправляли ночью, чтобы не
очень бросались в глаза, но в этот раз начальство, видимо, спешило.
Водителю хотелось поскорее выбраться из потока городского транспорта и
свернуть на военное шоссе. Там, за шлагбаумом, им уже никто не помешает.
Время, указанное у лейтенанта на сопроводительном пакете, не позволяло ему
терять ни минуты. Документы он должен был вручить командующему базой не
позже шести часов вечера. Самое неудачное время. Лейтенант понимал, что
водитель делает все возможное, и все же вновь и вновь торопил его.
военным шоссе оставалось не больше пяти километров. И тут это случилось.
Предметы в поле зрения водителя и лейтенанта потеряли четкие очертания, и
хотя так продолжалось не больше секунды, этого оказалось достаточно, чтобы
водитель потерял ориентировку.
наступила странная, разламывающая виски тишина. Вдоль всей магистрали
моторы машин перестали работать.
Грисмайской. Большие часы у шкафа показывали шесть часов вечера. Стояла
странная для этого часа, ни на что не похожая тишина. Мысли текли ровно,
безболезненно, почти равнодушно. Гвельтов отчетливо помнил все, что с ним
случилось в лабораторий. Нет, пожалуй, не все. Только до того момента,
когда он стоял у сейфа... Дальше полный провал, абсолютная немота памяти.
И вот он лежит в своей постели. На этот раз налет на лабораторию совершали
люди. Кому-то еще понадобилась "Альфа". Надо предупредить Глека, надо его
найти и предупредить как можно скорее. Гвельтов рывком привстал и
потянулся к телефону, стоявшему на тумбочке. В трубке ни малейшего шороха.
Телефон не работал. Его могли отключить, обрезать провод. Но откуда такая
страшная тишина за окном? Куда девались машины? Гвельтов встал,
придерживаясь за стены, подобрался к окну и откинул штору.
неестественным розовым светом. Машины, собственно, были, только они стояли
на проезжей части плотной неподвижной массой, словно невидимый светофор
вдруг оборвал их безостановочное движение. С восьмого этажа Гвельтов не
видел тротуара, но на противоположной стороне улицы группами стояли люди.
Почему-то они не шли, как обычно, вечно спешащей и замкнутой толпой.
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Свержин Владимир
Акунин Борис
Посняков Андрей
Нортон Андрэ