Чтение 15–й страницы книги ~500.000 бегумы~

расы приводит Шульце в ярость и что он сейчас более, чем когда-либо,
исполнен решимости привести в исполнение свои угрозы. Подтверждением этому
были Штальштадт и вся деятельность этого страшного города.

Прошло несколько месяцев. Как-то раз в марте, когда Марсель в тысячный
раз давал себе эту клятву Ганнибала, перед ним внезапно выросла серая фигура
служителя и объявила ему, что его требует главный директор.

- Я получил приказ от герра Шульце, - сообщил ему этот высокий сановник,
- прислать ему нашего лучшего чертежника. Это, без сомнения, вы. Извольте
сейчас же собрать ваши вещи, и вас немедленно проводят во внутренний сектор.
Кроме того, имею честь вам сообщить, что вы произведены в лейтенанты.

Итак, в ту минуту, когда он уже почти готов был отчаяться, его
мужественный, героический труд в силу естественного, логического хода вещей
открывал ему доступ к цели.

Марсель так обрадовался, что забыл о самообладании, - лицо его просияло.

- Я счастлив сообщить вам такую прекрасную новость, - продолжал директор,
- и могу только посоветовать вам и впредь держаться того пути, который вы
своим усердием проложили себе. Перед вами открывается блестящее будущее.
Ступайте же.

Наконец-то путем такого длительного испытания он приблизится к цели,
которой поклялся достичь.

Марсель мигом уложил вещи и последовал за своими серыми провожатыми. И
вот наконец он миновал последнюю преграду, и перед ним открылись
единственные ворота с улицы "А", которые так долго оставались для него
закрытыми. Через несколько минут он очутился у подножия неприступной "Башни
быка", которая до сих пор показывала ему только свою мрачную вершину,
теряющуюся в облаках.

Зрелище, открывшееся перед ним, было для него полной неожиданностью.

Представьте себе человека, который из шумного, скучного, казенного
европейского учреждения внезапно перенесся в девственный тропический лес.

Это чудо свершилось с Марселем. При этом надо заметить, что девственный
лес, конечно, сильно выигрывает, когда мы знакомимся с ним по описаниям
великих писателей, тогда как парк герра Шульце был поистине настоящим чудом,
созданным руками человека. Кругом со всех сторон поднималась зеленая чаща -
стройные пальмы, широколиственные бананы, причудливой формы кактусы; гибкие
лианы, обвиваясь вокруг высоких эвкалиптов, ниспадали зелеными гирляндами
или пышной, густой завесой. Всюду пестрели прекрасные невиданные цветы.
Сочные ананасы и гоявы зрели рядом с благоухающими апельсинами. Стаи колибри
и райских птичек носились над головой, сверкая всеми красками своего
роскошного оперения. Знойный тропический воздух был насыщен тонким
благоуханием.

Марсель оглядывался по сторонам, ища глазами стеклянные крыши и
калориферы, производившие это чудо, но видел только синее небо и не мог
прийти в себя от изумления.

Потом он вдруг вспомнил, что где-то совсем близко отсюда находятся
каменноугольные копи, где вот уже много лет происходит постоянное горение, и
понял, что герр Шульце остроумно использовал при помощи металлических Труб
эти неистощимые запасы подземного тепла. Но и объяснив себе это чудо, он
продолжал стоять как вкопанный, не в силах оторвать очарованного взора от
зеленых газонов и с упоением вдыхая пропитанный благоуханием воздух.
Наконец-то он может вознаградить себя за те шесть месяцев, что он провел
взаперти, не видя ни единой травинки. Усыпанная песком аллея отлого
спускалась к широкой мраморной лестнице с величественной колоннадой. За ней
возвышалась тяжелая громада массивного квадратного здания, служившего как бы
пьедесталом "Башни быка". По обе стороны лестницы стояли лакеи в красных
ливреях, а выше, у входа, швейцар в треуголке, с булавой в руке. Роскошные
бронзовые канделябры сверкали между колоннами. Поднимаясь по ступеням,
Марсель услышал у себя под ногами глухой, отдаленный шум подземной железной
дороги.

Марсель назвал свое имя, и его тотчас же ввели в вестибюль,
представляющий собой настоящий музей-скульптуры. Но он едва успел бросить
взгляд по сторонам: они уже вошли в громадный, обитый красным с золотом зал,
затем во второй - черный с золотом и, наконец, в третий - желтый с золотом,
где ему велели подождать. Через несколько минут двери распахнулись, и его
пригласили войти в роскошный кабинет, отделанный зеленым с золотом.

Сам герр Шульце, собственной персоной, сидел за столом со своей
неизменной фарфоровой трубкой в зубах, перед ним стояла громадная кружка
пива. Посреди всего этого блеска и роскоши он производил впечатление
грязного пятна на ярко вычищенном лаковом сапоге.

Не приподнявшись, даже не повернув головы, стальной король спросил
холодно и сухо:

- Вы чертежник?

- Да, сударь.

- Я видел ваши чертежи. Они превосходны. Но вы, по-видимому, занимались
исключительно конструкцией паровых машин?

- Мне никогда не поручали ничего другого.

- Имеете ли вы хоть какое-нибудь представление о баллистике*?

* Баллистика - наука о движении артиллерийских снарядов, мин, бомб и пуль
при стрельбе.

- Я изучал ее в свободное время для собственного удовольствия.

Ответ этот, по-видимому, пришелся по душе герру Шульце. Он удостоил
поднять глаза на своего подчиненного.

- Так вот! Способны ли вы под моим руководством сделать чертеж пушки?
Посмотрим, как вы справитесь с этой задачей. Не знаю, удастся ли вам
заменить этого дурака Зоне, которого сегодня утром разорвало на куски из-за
его неосторожного обращения с динамитом. Дубина, он чуть было всех нас не
отправил на тот свет!

Нужно сознаться, что грубость и жестокость этих слов в устах герра Шульце
казались вполне естественными.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Пещера дракона

Читатель, внимательно следивший за успешной карьерой молодого эльзасца,
наверное, не удивится, узнав, что через несколько недель юноша сделался
самым приближенным лицом герра Шульце. Стальной король не отпускал его от
себя ни на минуту. Они вместе работали, вместе ели, прогуливались вдвоем в
парке или сидели, покуривая, за кружкой пива.

Никогда за всю свою жизнь бывший профессор Иенского университета не
встречал помощника, который пришелся бы ему так по душе. Этот молодой
человек понимал его с полуслова и с необычайной быстротой схватывал все его
теоретические построения.

И это был не только искусный специалист своего дела, нет, это был
усердный работник, неистощимый, талантливый изобретатель, на редкость
скромный человек и при всем этом интереснейший собеседник.

Профессор Шульце был от него в полном восторге: десять раз в день он
повторял про себя: "Какая находка! Истинное сокровище этот мальчишка".

Секрет был в том, что Марсель с первого взгляда безошибочно угадал
характер своего страшного патрона. Он увидел, что господствующей чертой его
характера был чудовищный, всепоглощающий эгоизм, проявлявшийся прежде всего
в неукротимом, гнусном тщеславии. Стараясь во всем потворствовать этой
отвратительной черте, Марсель неуклонно согласовывал с ней каждый свой
поступок, каждое слово. За очень короткое время Марсель так хорошо овладел
этим искусством, что Шульце в его руках был подобен инструменту в опытных
руках музыканта.

Тактика заключалась в том, что он, изощряя насколько возможно свои
способности, делал все так, чтобы у Шульце всегда оставалась возможность
чувствовать свое превосходство.

Так, например, делая какой-нибудь чертеж, он доводил его до совершенства,
но оставлял на самом виду какую-нибудь бросающуюся в глаза, легко исправимую
ошибку, на которую бывший профессор тотчас же с великим воодушевлением
указывал ему. Возникала ли у Марселя какая-нибудь интересная для Шульце
мысль, он старался ввернуть ее в разговор так, чтобы у герра Шульце
создалось впечатление, что эта мысль зародилась у него самого.

Иногда Марсель даже оставлял в стороне все эти хитрости и попросту
говорил:

- Герр Шульц, я набросал вам модель этого нового судна со съемным
тараном, о котором вы мне говорили.

- Я говорил? - в недоумении спрашивал герр Шульце, у которого и в мыслях
не было ничего подобного.

- Ну да. Разве вы забыли? Съемный таран, оставляющий в борту
неприятельского судна веретенообразную торпеду, которая взрывается по
истечении трех минут.

- Представьте, совершенно из головы вылетело. Ну оно и не удивительно - у
меня столько всяких идей!

И герр Шульце со спокойной совестью приписывал себе изобретение своего
ассистента.

Возможно, что сам он и не совсем верил в это. Весьма вероятно, что в
глубине души он считал Марселя значительно осведомленнее и способнее себя.
Но по какому-то странному сдвигу мышления, которое иногда совершается в
мозгу человека, он вполне удовлетворялся видимостью превосходства в тем
впечатлением, какое оно производило на других, в особенности на его
подчиненного.

- А все-таки, при всем своем уме и способностях, он сущий простофиля,
этот Шварц, - нередко говорил он себе, самодовольно посмеиваясь и обнажая
при этом свои чудовищные, звериные зубы.

Однако главным источником удовлетворения его ненасытного тщеславия было
то, что он, один он во всем мире, мог осуществить эти технические
изобретения, эти удивительные, смелые фантазии. Только благодаря ему и
только для него, для него одного, они воплощались в действительность.
Марсель в конечном счете был всего лишь одним из полезных винтиков того
мощного механизма, создание которого принадлежит ему, Шульце.

И как ни тесно было его сотрудничество с Марселем, герр Шульце никогда не