астрономы не могли бы нам ответить на этот вопрос. Ведь они никогда бы не
уловили его с помощью своих "официальных" телескопов, если бы не наши
сограждане, мистер Дин Форсайт и доктор Сидней Гьюдельсон, которым и
принадлежит слава этого блестящего открытия".
было ничего исключительного (не считая красноречия автора статьи). Ученый
мир уделил поэтому не слишком большое внимание вопросу, столь сильно
волновавшему почтенную газету, а мир невежд проявил к нему также лишь
слабый интерес.
отношение к метеору, открытием которого мир был обязан их двум уважаемым
согражданам.
интерес к этому космическому явлению, которое "Пэнч" упорно продолжал
называть "комическим", если бы в газетах не стали проскальзывать с каждым
днем все более прозрачные намеки на соперничество между мистером Дином
Форсайтом и доктором Гьюдельсоном. Намеки эти послужили источником
сплетен. Все население поспешило воспользоваться таким поводом для ссор, и
город постепенно раскололся на два лагеря.
Гьюдельсон, Дженни и Лу - с одной стороны, Фрэнсис Гордон и Митс - с
другой ощущали все возраставшее беспокойство. Они жили в непрерывном
страхе, ожидая открытого скандала, который мог разыграться при встрече
обоих соперников, точно так же как встреча двух туч, заряженных
противоположными потенциалами, может вызвать вспышку молнии и раскаты
грома. Близкие хорошо знали, что мистер Дин Форсайт с трудом сдерживал
накопившуюся ярость, а бешенство доктора Гьюдельсона искало лишь повода
для взрыва.
горизонты города Уостона свободно открывались глазу. Оба астронома могли
поэтому с усиленной энергией предаваться своим наблюдениям. Возможностей
для таких наблюдений представлялось сколько угодно, - ведь теперь болид
показывался над горизонтом по четырнадцати раз в сутки, и благодаря
вычислениям обсерваторий было заранее известно, куда следует направлять
объективы.
была одинаковой и высота болида над линией горизонта. Но появления болида
сделались столь частыми, что и это неудобство значительно сглаживалось.
Если он и не возвращался к математически точному зениту Уостона, где
благодаря чудесной случайности он был впервые замечен, то все же он
ежедневно так близко проскальзывал мимо этой точки, что практически это
сводилось к одному.
метеором, окруженным сверкающим ореолом и бороздившим пространство над их
головой.
из них называл его своим именем: один - болидом Форсайта, другой - болидом
Гьюдельсона, Он был их детищем, их плотью и кровью. Он принадлежал им, как
сын родителям, даже больше, - как создание создателю. Уже самый вид его
доводил их до исступления. Обо всех своих наблюдениях и выводах
относительно его движения и видимой формы они ставили в известность один -
обсерваторию в Цинциннати, другой - обсерваторию в Питсбурге, никогда не
забывая подчеркнуть свое право на приоритет в этом открытии.
довольствуясь прекращением дипломатических и всяких личных отношений, они
загорелись желанием вступить в открытый бой.
задевавшая доктора Гьюдельсона. Эту статью приписывали мистеру Форсайту. В
статье говорилось, что кое у каких людей удивительно зоркие глаза, когда
они глядят сквозь чужие очки, и что они слишком легко тогда замечают вещи,
уже раньше замеченные другими.
если уж говорить об "очках", то бывают и такие очки, которые плохо
протерты. Стекла их испещрены мелкими пятнышками, которые, пожалуй,
неловко принимать за метеоры.
астрономов. Снабженные огромными крыльями, они летели, догоняя друг друга,
стараясь поймать свой болид, изображенный в виде головы зебры,
показывавшей им язык.
обоими противниками изо дня в день обострялась, им до сих пор не
представилось случая вмешаться в вопрос о свадьбе. Если они и не упоминали
об этом событии, то все же предоставляли делу идти своим ходом, и ничто не
давало основания опасаться, что Фрэнсис Гордон и Дженни Гьюдельсон не
будут в назначенный день соединены узами брака -
Положение оставалось прежним - не хуже и не лучше. За столом в доме
доктора Гьюдельсона о метеоре даже и не упоминалось, а мисс Лу,
вынужденная подчиниться приказу матери, бесилась молча, не имея
возможности обругать этот болид так, как он того заслуживал. Глядя на то,
как она кромсает ножом мясо на тарелке, можно было догадаться, что девочка
думает о болиде и охотно растерзала бы его на этакие мелкие кусочки, чтобы
и следов его было не сыскать. Дженни, та и не пыталась скрывать свою
печаль, которую доктор упорно не хотел замечать. Возможно, что он и в
самом деле ее не замечал, настолько был поглощен своими астрономическими
занятиями.
позволял себе только забежать раз в день на Морисс-стрит в те часы, когда
доктор запирался у себя в обсерватории.
Дин Форсайт почти не разговаривал, а когда он обращался за чем-нибудь к
старухе Митс, та ограничивалась односложными "да" или "нет", такими же
сухими, как стоявшая в то время погода.
завтрака из-за стола, спросил племянника:
Митс.
епископом.
каждый день.
Ведь в конце-то концов о чем речь? О каком-то болиде, каких тысячи
проносятся в поле видимости Уостона.
же сам видишь, что твой дядя совсем свихнулся со своим камнем, которому и
цены-то не больше, чем вон той тумбе, что возле нашего дома.
которого это замечание старой служанки окончательно вывело из себя, заявил
тоном человека, совершенно переставшего владеть собой:
Гьюдельсонов!
с трудом сохраняя спокойствие, - но я и впредь не перестану у них бывать.
изрубили на кусочки.
слова.
племяннику.
Форсайта помешать браку Фрэнсиса с Дженни Гьюдельсон, он вышел из столовой
и поднялся к себе в обсерваторию, с силой захлопнув за собой дверь.
это было вполне понятно. Ну, а что, если доктор, следуя примеру мистера
Дина Форсайта, закроет перед ним двери своего дома? Не приходилось ли
ожидать всего, что угодно, от этих двух врагов, ослепленных самой страшной
ревностью - ревностью открывателей?
когда он оказался в присутствии миссис Гьюдельсон и ее дочерей! Он не
хотел говорить им о недавнем столкновении. К чему еще усиливать тревогу
этих людей, раз он твердо решил не подчиняться требованиям дяди, если тот
даже и будет настаивать.