и никогда не заставит меня мыслить, как пылинка!
душевнобольных?
призыв к единению: будет священная война, - сказал Секуловский и лег
навзничь.
Стефан попытался его дожать.
умирания.
Важна лишь духовная независимость.
чувствуя, как приливает кровь к лицу, бросился вдогонку. Поэт остановился
и рявкнул:
стену, заметил:
вульгарным, когда в разговоре стремитесь непременно меня уязвить.
больному его выходку.
работы нанес новому начальству визит. Открыл ему сам хирург; он был в
слишком просторной синей тужурке с серебряными галунами. Стефан извинился
и продолжал заранее заготовленную речь, пока они шли через темную переднюю
до гостиной, - тут он ошеломленно умолк.
фиолетового. С потолка свешивались похожие на четки гирлянды из бледно
окрашенной чешуи, пол застилал черно-апельсиновый арабский ковер -
выцветшие гондолы? языки пламени? саламандры? Стен не видно было за
гравюрами, картинами в черных рамах, за узкими, как придорожные часовенки,
шкафчиками с радужно переливающимися стеклами дверок, на ножках из рогов
буйвола. Из ближайшей стены, как клинок из ножен, высовывалась, скаля
желтые зубы, пасть крокодила: ни дать ни взять - одеревеневшее хищное
растение. Стол очень низкий, покрытый девятиугольником отшлифованного
стекла, под стеклом - море янтарных и коричневых фантастических, ни на что
не похожих цветов. По обе стороны дверей - шкафы, хаотично забитые
книгами: фолианты в кожаных переплетах, замшелые от старости издания с
золотым обрезом. Огромные атланты-альбомы с серыми, пунцовыми и пестрыми
корешками выглядывали из-за безделушек, занимавших передние края полок.
гравюр, древнеиндийских божков и поблескивающих вещиц из фарфора, -
сказал, что очень рад и попросил рассказать немного о себе: им надо
познакомиться поближе. В этой глуши интеллигентные люди - редкость. Желает
ли он специализироваться?
бахрому чесучового чехла, который покрывал подлокотники кресла,
аэродинамического колосса, обтянутого скрипучей кожей. Постепенно он стал
осваиваться; примыкавшая к окнам часть комнаты служила, судя по всему,
кабинетом. Над огромным письменным столом висели репродукции и гипсовые
маски. Некоторые он знал. Была там целая галерея уродцев: на хилом,
улиткообразном тельце - голова без шеи, с лягушачьим раскроем глаз и
полуоткрытым ртом, заполненным червеобразным языком. Под стеклом -
несколько мрачных, отталкивающих лиц работы Леонардо да Винчи; одно - с
подбородком, торчащим, как носок старого башмака, и глазницами наподобие
сморщенных гнездышек - смотрело на него. Были там замысловато
деформированные черепа и чудовища Гойи с ушами вроде сложенных крыльев
летучих мышей и косыми острыми скулами. В простенке между окнами висела
большая гипсовая маска из церкви Санта Мария Формоса: правая половина лица
принадлежала мерзкому оскалившемуся пропойце, левая вздувалась опухолью, в
которой плавали выпученный глаз и редкие зубы лопаточками.
свои сокровища. Он был страстным коллекционером. У него оказался огромный
альбом гравюр Менье, запечатлевших давние способы лечения умалишенных:
вращение в громадных деревянных барабанах, хитроумные кандалы с жалящими
шипами, ямы с гремучими змеями, пребывание в которых якобы целительно
воздействовало на помутненное сознание, железные груши с запирающейся на
затылке цепочкой, которые вставлялись в рот, дабы больной не мог кричать.
шеренги высоких банок. В мутном растворе плавало что-то фиолетовое и
серовато-сизое.
в банки черной указкой. - Это - cephalothoracopagus, далее - craniopagus
parietalis, великолепный образец уродца, и один весьма редкий epigastrius.
Последний плод - это очаровательный diprosopus [латинские наименования
сросшихся близнецов разных видов], у которого из неба растет нечто вроде
ноги, - к сожалению, слегка поврежден при родах. Есть и несколько менее
интересных...
фарфора, и вошла госпожа Каутерс с черным лаковым подносом, на котором
дымился пунцовый с серебряными ободками кофейный сервиз. Стефан снова
изумился.
похожие на мужнины. Улыбаясь, она показывала острые, матово поблескивавшие
зубы. Красивой назвать ее было нельзя, но взгляд она притягивала. Черные
волосы, заплетенные по бокам головы в тугие, короткие косички,
раскачивались, словно сережки, под ушами при каждом ее движении; она
знала, что у нее красивые руки, и надела кофточку с короткими рукавами; на
груди - брошь, аметистовый треугольник.
сахарницу в форме ладьи викингов. - Ну что ж, люди, которые, как мы,
отказались от столь многого, имеют право на оригинальность.
кончиками пальцев притронулась к пушистому коту, который бесшумно
карабкался на кресло. Очертания ее бедер, очные и мягкие, растворялись в
черных складках платья.
отменный, давно он не пил такого ароматного. Фрагменты интерьера,
казалось, позаимствованы у голливудского режиссера, который вознамерился
показать "салон венгерского князя", не зная, что такое Венгрия. Дверь
квартиры Каутерса была словно нож, который отсек лезшую отовсюду в глаза,
нос и уши больницу с ее вылизанной белизной кафельных стен и отопительных
батарей.
встревоженных бабочек, веками за стеклами очков, Стефан подумал, что эта
комната - как бы сердцевина воображения Каутерса. Мысль эта пришла ему в
голову как раз в тот момент, когда речь зашла о Секуловском.
Секула.
той книги. - Каутерс повернулся к жене.
деле? Нет, у нас ее нет. Столько было шуму... Что там было? Ну...
вообще... рассуждения. Вроде бы обо всем, но больше о коммунизме. Левые на
него набросились... это сделало ему огромную рекламу. Стал повсюду бывать.
рассказывали. Мне нравились его стихи.
на пол тоненькая книжица в эластичном светлом переплете. Стефан бросился
помочь. Когда он поднял книгу с пола, Каутерс показал на нее пальцем.
стороны женских бедер.
него книгу.
переплет, вы потрогайте.
человеческих состояний, заточенных в больничных корпусах. Подобно тому,
как цветы, содержащиеся в необычных условиях, подвержены мутациям,
человек, произрастающий не во дворе обычного городского дома, ударяется в
необычность. Но потом сам себя поправил: может, именно потому, что он не
такой, как другие, Каутерс отказался от города и создал этот сумрачный,
лиловый интерьер.
руку к лицу и изящным движением крупных пальцев слегка касалась уголка
глаза или рта, словно сама этого не замечая.
переливающийся вплавленной в стекло радугой. На поверхности воды плавала
Конан-Дойль Артур
Гуль Роман Борисович
Каменистый Артем
Контровский Владимир
Сертаков Виталий
Шилова Юлия