Сквозь стеклянные плиты мелочно-белого цвета рисовались еле заметные
очертания различной аппаратуры и похожего на однопролетный мост
хирургического стола.
несомненно женские шаги и остановился как вкопанный: "Там Анна!"-мелькнула
безумная мысль. Но я немедленно прогнал ее и вошел в комнату. У большого
окна стояла женщина в белом. За ее спиной тянулся ряд белоснежных кроватей,
отделенных друг от друга матовыми голубыми перегородками. Женщина, очень
молодая, была такого же роста, как Анна; ее темные волосы спадали кудрями.
моего шепота и все же обернулась. Это была не Анна, а другая, незнакомая
девушка, более красивая. И все же, подходя к ней, я продолжал искать в этом
незнакомом лице черты Анны.
одна-единственная женщина на свете?..
улыбкой. - Просто я слышал раньше твою фамилию, и мне казалось, что она
принадлежит мужчине.
стала разглаживать и без того гладкое покрывало.
которая, казалось, царила здесь повсюду, однако вспомнил, как шумно было на
ракетодроме. Значит, тишина объясняется лишь хорошей звуковой изоляцией.
беседы. - Но его сейчас нет здесь: он отправился на Землю и возвращается
сегодня вечером. Я разговаривала с ним несколько минут назад.
звук, похожий на чир иканье механической птички.
по лабиринту коридоров. Широкая движущаяся лестница подхватила нас и понесла
над стеклянным потолком центрального парка. Я заметил, что "небо", если
смотреть сверху, было совсем прозрачным. Внизу, как под крылом самолета,
простирались лесистые холмы.
которого я узнал несколько месяцев назад. Он запомнился мне благодаря одному
смешному случаю. На приеме у профессора Мураха соседкой Тер-Хаара оказалась
семилетняя дочь одного из гостей. Он попытался было позабавить ее, но
добился лишь того, что ребенок разразился неудержимыми рыданиями, и мать
девочки вынуждена была вывести ее. Оказалось, что историк рассказывал
ребенку о том, как в древности люди убивали животных и поедали их. Когда
позднее мы остались наедине в саду, Тер-Хаар с обезоруживающей искренностью
рассказал мне, что он совершенно теряется при детях. "Стоит мне поговорить с
ними пять минут, - сказал он, все еще не оправившись от смущения, - как пот
прошибает меня от напряжения, я начинаю искать тему для беседы, и дело
обычно кончается примерно так, как сегодня".
старому знакомому. Он меня тоже узнал и потащил вместе с Анной к своему
столику в глубине зала. Там уже сидел высокий мужчина.. Это был руководитель
экспедиции Тер-Акониан.
кушанья, аккуратно разложил их по тарелкам, я с интересом стал
присматриваться к пожилому звездоплавателю. У него была большая, бугристая
голова. В коротко подстриженной черной бороде пробивалась седина,
придававшая ей оттенок очень старой, закаленной стали.
звездоплаватель".
окаймленных светло-серебристыми рамами, были изображены сцены из городской
жизни в средние века. Сводчатый потолок был, казалось, высечен из огромного
куска льда. На столиках горели свечи. Их колеблющийся свет дробился в
алмазных гранях и обрушивался на нас лавиной живого пламени.
голову, и на его лице, заставляющем вспоминать темные, мрачные горы Кавказа,
сыном которого он был, неожиданно заблестели голубые глаза ребенка.
распоряжении, - сказал звездоплаватель, по-своему истолковав мое молчание.
пальмового вина - она познакомилась сего вкусом на Малайе, где жила довольно
долго. Автомат удалился и очень быстро вернулся, неся с ловкостью фокусника
две бутылки. От потока людей, вливавшегося через главный вход, отделились и
направились к нам еще трое: Ирьола, похожий на него мальчик лет четырнадцати
и темноволосая женщина. Издали мне показалось, что ей лет тридцать пять -
сорок, но чем ближе она подходила, тем казалась моложе. Я узнал ее: это была
Соледад, знаменитый скульптор. Мальчик, подойдя к нашему столику, стал
энергично шаркать ногой, и Ирьола сказал:
обыкновение так смотреть на соседей, словно те были загадками, требующими
немедленного разрешения. Соледад сидела рядом с ним и по временам казалась
его ровесницей. На ее маленьком лице выделялись лишь полные губы да
сверкающие зубы. Глаза ее были прищурены, обнаженные руки худы, как у
девочки, но пожатие ее пальцев было твердым и решительным. Волосы, собранные
сзади в пучок, были перевязаны лентой. Иногда она встряхивала ими, как бы
желая освободиться от этого раздражающего ее атрибута женственности.
список блюд, а карта вин напоминала старинную книжку: ее можно было бы
читать часами. На столе стояло столько золотых, синих и зеленых бокалов,
чарок, рюмок, тарелочек, что я не понимал, как все это умещается на
небольшой шестигранной доске. Анна Руис, профиль которой белел справа от
меня на фоне хрустального зеркала, ела с аппетитом. Когда стали разносить
жаркое, она испытующе посмотрела в ближайшее зеркало и движением,
свойственным женщине с незапамятных времен, поправила волосы. Беседа шла
вяло: все внимание обедающих поглощали блюда, в большом количестве
подаваемые к столу. В золоте и хрустале сервировки отражались тысячи огней.
молчал, полагая, что надо считаться с местными обычаями, но первый не
выдержал Тер-Хаар:
в печи, все на стол мечи". Замучили просто!
Теперь и Анна и я разом осмелились отказаться от очередного блюда, которое
автомат попытался было положить нам на тарелки. Мы завели оживленный
разговор о работах по обводнению пустынь на Марсе. Только Соледад в течение
всего обеда была рассеянной. Наконец, когда подали замороженный апельсинный
мусс, она словно проснулась. Все умолкли, а Соледад, мигая длинными
ресницами, обратилась к обслуживающему автомату и спросила:
кусочками, словно кормила птичку. Наклоняясь ко мне, Тер-Хаар прошептал:
вилкой.
город. По бокам улицы возвышались странные дома. Окна у них были пересечены
крестообразными перекладинами, а крыши остры, как шапка: шута. По бокам
улицы шли люди, а посредине по железным рельсам двигался голубой экипаж.
Спереди, за стеклом, стоял управляющий им человек в белом парике, одетый в
ярко расшитый кафтан; на голове у него была треугольная шляпа со страусовым
пером, похожая на пирог, а вокруг шеи кружевное жабо. Крепко держа руку на
рукоятке, он вел свою колымагу, переполненную людьми, высовывавшимися из
окон.
хохотал, подмигивая мне с видом заговорщика, как расшалившийся мальчишка.
какую-нибудь ошибку, анахронизм, думая, что историка именно это могло
рассмешить. Я допускал, что он, как специалист, особенно чувствителен к
невежеству других в вопросах, связанных с его профессией.
кресты на окнах были только в домах, которые, как бы это сказать, были
посвящены религиозным обрядам, не так ли? Потому что крест был...
громко, расхохотался, что наступила моя очередь краснеть.
ничего общего с религиозным мифом! Неужели ты не видишь? Ведь это рельсовый
электровагон, так называемый "трамвай", бывший в употреблении на грани XIX и
XX веков, а водитель и пассажиры одеты, как придворные французских королей!
спросила, беря меня под свою защиту, Анна. - Тогда костюмы менялись почти
каждую минуту... Я помню, видела однажды такую картину. Но был ли у них
камзол вышитый или нет, а парик белый или темный...