Чтение 15–й страницы книги ~Колокол солнца~

вполне правомерно предположить, что приемы борьбы без оружия для

защиты угнетенных могли иметь те же истоки, что и у древних майя, не

способных в былое время воспринять иных достижений более высокой

технологической цивилизации, до которых люди в своем развитии

доходили потом сами. Однако в силу сложившихся обстоятельств до нас

эта форма борьбы дошла лишь в "восточном варианте". Они известны были

и в Японии и в Китае. (Примеч. авт.)

Однажды Кетсаль-Августин принес в карцер обожженный кирпич, взяв его
из актового зала, где каменщики по приказу аббата Гранже складывали в углу
клетушку с зарешеченным окошком: по-видимому, в ней должен был находиться
во время выпускных экзаменов провинившийся и непрощенный Савиньон Сирано.

Индеец предложил своему ученику проверить обретенную силу удара,
показать, чему он у него научился.

Так, первым экзаменатором выпускника коллежа де Бове Савиньона Сирано
де Бержерака стал краснокожий экзекутор, стоя перед экзаменуемым в
привычной позе со скрещенными руками на груди.

Кирпич лежал на скамье для порки. Савиньон размахнулся правой рукой,
она мелькнула в воздухе, на миг словно исчезнув, и окостеневшее от
тренировок ребро ладони обрушилось на кирпич, разломив его как от удара
кувалды.

Сирано даже не потер кисти руки, приученный к таким ударам, от
которых, это было очевидно, не устоять на ногах никакому богатырю.

Индеец был доволен.

- Мой говорить, твой - помни. Ударять только защита. Убить нет.

Савиньон подошел к своему краснокожему другу, обнял и поцеловал его,
потом сел за чтение книг, необходимых для сдачи выпускных экзаменов
коллежа.

На торжественный акт в коллеж де Бове съехались не только
титулованные родители заканчивающих коллеж воспитанников, но и знатные
гости, придворные и сам епископ, недавно возглавивший местную епархию,
кстати сказать, тот самый, который когда-то выхлопотал стипендию сыну
дворянина, пострадавшего от поджога.

Гости расселись на жестких лавках. Для епископа и для ожидаемого
особо почетного гостя перед лавками стояли два кресла.

Епископ и аббат Гранже встретили почтившего коллеж своим присутствием
его высокопреосвященство господина кардинала де Ришелье.

Он вошел, сопровождаемый смиренным епископом и тощим аббатом Гранже,
идя быстрой походкой, с развевающимися полами кардинальской мантии, когда
пурпуром светилось одеяние прелата. Был он на щегольских, особо высоких
каблуках, скрадывающих его невысокий рост. Лихо закрученные усы и острая
бородка скорее воина, чем духовного лица, оставленные герцогом Арманом
Жаном дю Плесси даже после посвящения его папой в кардиналы, придавали ему
действительно воинственный вид, и казалось, что под мантией должна
скрываться шпага, обнажавшаяся не так уж давно, при осаде Ла-Рошели.
Маленькая круглая шапочка скрывала тонзуру, и властитель Франции в любую
минуту мог прикрыть ее боевым шлемом.

Ястребиным взглядом оглядев вскочивших при его появлении знатных
гостей, кардинал остановил его на нелепой кирпичной клетушке, сложенной в
углу перед скамьями. Не лишенный юмора кардинал Ришелье изволил сострить,
обращаясь к аббату Гранже:

- Я вижу, достойный аббат, крепость Бастилии, что так неуклюже
выглядит среди парижских домов, не дала вам покоя и вы решили в коллеже
соорудить подобное.

Аббат склонил в полупоклоне свое тощее тело, не зная, как принять
слова всесильного правителя Франции: как насмешку или как одобрение.

Кардинал пришел к нему на помощь:

- Что ж, его величеству королю приходится терпеть Бастилию у себя под
носом, давая тем пример таким верноподданным, как аббат Гранже. Очевидно,
настоятель опекаемого королевой Анной коллежа нуждается в своем актовом
зале равно и в украшении и в укрощении.

Довольный найденной игрой слов, кардинал опустился в кресло, после
чего с ним рядом занял место епископ, а настоятель коллежа сел за стол
напротив, у которого экзаменаторы-воспитатели не решались сесть на стулья
до того, как его высокопреосвященство епископ и его преподобие господин
аббат займут свои места.

Теперь по одному стали входить воспитанники, сыновья герцогов,
маркизов, графов, баронов и других дворян, удостоенных принятия их
отпрысков в столь знаменитый коллеж.

Воспитанники отвечали экзаменаторам, которые очень ловко ставили свои
вопросы, чтобы получить нужный, достойно звучащий для гостей ответ.

Аббат Гранже задал вопрос юному герцогу Анжуйскому, надменно
поглядывающему на окружающих, топорща свой пушок на верхней губе:

- Не в Вифлееме ли родился господь наш Иисус Христос?

- В Вифлееме, ваше преподобие, - решительно ответил юноша.

- Не у святого ли Петра хранятся ключи от рая? - снова спросил аббат
Гранже.

- У святого Петра, отец мой, наместником которого на святом престоле
остался папа римский!

- Глубоки твои знания, сын мой! Коллеж де Бове будет гордиться таким
выпускником.

Затем последовало несколько подобных же вопросов на латинском и
греческом языках, на которые выпускник ответил с таким ужасным
произношением, что кардинал Ришелье поморщился.

Аббат Гранже поторопился пригласить следующего выпускника.

Так, сменяя один другого, юноши демонстрировали перед гостями
познания, обретенные в коллеже.

Наконец дошла очередь до последнего экзаменующегося.

Наступила заминка. Все насторожились, кардинал Ришелье посмотрел на
дверь, которая слишком долго не открывалась.

И вот в ней показался безобразно разрисованный дикарь в испанской
одежде, ведущий за руку юношу с уродливым лицом, которого и втолкнул в
дверь кирпичной клетушки. Закрыв ее снаружи на засов, он встал рядом,
скрестив руки на груди.

Знатные гости зашептались, смотря на кардинала, который ничем не
проявил своего отношения к происходящему.

Аббат Гранже возвестил, что сейчас будет экзаменоваться провинившийся
ученик - Савиньон Сирано де Бержерак, еще не освобожденный из карцера, а
потому подвергаемый экзамену через зарешеченное окно.

Кардинал чуть оживился, епископ нахмурился, не скрывая своего
недовольства, поскольку Савиньон был стипендиатом по его ходатайству.

- Что ты знаешь, Сирано де Бержерак, о древе добра и зла? - задал
свой вопрос аббат Гранже.

- Оно было, ваше преподобие, и древом познания, росшим в раю, а
потому, вкушая плоды познания во вверенном вам коллеже, я ощущаю здесь
райские кущи, находясь даже в карцере.

Знатные гости зашушукались, аббат Гранже закусил тонкие губы,
кардинал заинтересовался.

- Кто же из патриархов наших и как именно был взят живым на небо? -
снова спросил аббат Гранже.

- Енох ловил рыбу на берегу Иордана, отец мой, поддерживая тем свое
праведное существование, и увидел плывущее по течению яблоко. Предположив,
что оно упало с райского дерева познания, он съел плод и сразу узнал, где
находится рай и как попасть в него, что он и сделал немедля, поскольку,
как я сказал, всегда вел праведную жизнь и, кроме рыб, никого не обижал.

- Довольно, - раздраженно остановил Сирано аббат Гранже. - Кого ты
знаешь еще?

- Еще пророк Илия, отец мой, который, обретая знания, понимал, что
чем больше он узнает, тем меньше знает, ибо любые знания ничтожны по
сравнению с истинной мудростью. И тогда во сне к нему явился ангел и
научил, как подняться на небо в железной колеснице с помощью
подбрасываемого магнита, который подтянет его железный экипаж. Пророк
должен был снова и снова подбросить магнит, заставив тем притянутый экипаж
подпрыгивать выше и выше*. Так он достиг неба, и, надо думать, потому, что
ангелы являются во сне лишь праведникам и меня, грешного, пока не
посещали, - смиренно закончил Сирано.

_______________

* Эту полную озорства и сарказма мысль, предвосхитив на сотни

лет знаменитое вранье "барона Мюнхгаузена", якобы вытащившего себя за

волосы вместе с конем из болота, Сирано де Бержерак использовал

впоследствии в своем философском памфлете "Иной мир, или Государства

и империи Луны". При жизни он лишь читал его близким друзьям. Издан

же его трактат был после его смерти стараниями друга детства Николая

Лебре, выдержав множество изданий в течение трехсот лет. (Примеч.

авт.)

Знатные гости переглянулись, ничего не поняв, ибо понимание основ
физики они считали ниже своего достоинства, а чудесный подъем колесницы
Илии-пророка отнесли к тем знаниям, которые приобретались в коллеже.

Аббат Гранже растерялся, не находя, как реагировать на столь вольные
толкования вознесения Илии-пророка на небо, высказанные в присутствии его
высокопреосвященства, который может иметь по этому поводу свое мнение. В
другой раз аббат за такие вольности засадил бы воспитанника в карцер, но
Сирано уже сидел в нем. Пришлось аббату Гранже для сохранения достоинства
важно произнести:

- Боюсь, сын мой Бержерак, что твои не вполне ясные толкования не
восприняты нашими почтенными гостями, хотя в вознесении Илии-пророка в
колеснице на небо никто не сомневается. Однако рассуждения о магните...