АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
2. Кобург
Оказалось, что автобус будет лишь рано утром. Я не стал возвращаться в обитель, переночевал в Доме крестьянина. На рассвете уехал, а к обеду был у Генриетты Глебовны. Она сказала, что у меня усталый вид, я должен несколько дней пожить у нее спокойно, погулять не спеша, не думать ни о чем печальном и набраться сил. Но я чувствовал, что надо возвращаться. Опять болела нога, давило голову и подкатывала подлая обморочная тошнота. Причем все это сильно, неотвязно. Короче говоря, самочувствие было как накануне того дня, когда я попал к любезному Артуру Яковлевичу.
Сейчас больница вспоминалась без прежнего отвращения. Может, и к лучшему - свалиться на койку, получить от сестрицы Зои успокоительную дозу в известное место и уснуть, забыв все горести.
Но конечно, я не стал раскисать сразу. Расплатился с Генриеттой Глебовной за постой, бодро попрощался и даже, дурачась, пообещал звонить по "тому самому" телефону. В ответ она грозила крепким пальцем и говорила, что любопытные мальчишки плохо кончат, если вовремя не взяться за их воспитание... Потом мы вдруг встретились глазами, замолчали и погрустнели. Я не выдержал, спросил:
- А вы... никогда не звонили Андрису?
- Звонила. Не раз... Просила, чтобы не летел в тот день. А он смеялся. Он верил в свой мотор и в свою судьбу. Храбрый был мальчик...
На станции я дождался пестрого, почти игрушечного поезда "Пилигрим", сел в хвостовой вагон - полупустой и прохладный. Поехали: трюх-трюх, дзынь-дзынь. Все так просто, никаких отраженных миров, никаких проблем. Через час буду дома. Помоюсь, разберу почту, позвоню кому надо, а утром пойду сдаваться Артуру Яковлевичу.
Я лениво смотрел в окно на болотистые луга, на рощицы. Потом на пологие холмы, которые мне показались незнакомыми. На одном махала крыльями ветряная мельница, я таких сроду не видел в наших окрестностях. И ехали мы, кстати, уже значительно дольше часа...
- Скажите, - обратился я к симпатичному старику со щетинисто-серебряным подбородком. - Станция Начальная... Скоро ли до нее доберемся?
- Простите? - сказал он с прибалтийским акцентом. - А, Начальная! То есть конечная... Боюсь, что не скоро. Даже по расписанию часа через три. А ведь поезд постоянно опаздывает.
Тут я увидел за окнами поросшие соснами дюны и окончательно понял, что все не так-то просто. Оказывается, путь туда и путь обратно вовсе не одно и то же в здешних местах. В детстве все было проще, а теперь что-то изменилось на этом рельсовом маршруте. Опять шуточки отраженного мира?
Наконец прибыли. Я вышел из вагона и окончательно убедился, что тревога была не напрасной. За перроном краснел вокзал, похожий на маленький кирпичный замок. Правда, на белой вывеске значилось название "Начальная", но кругом - ничего знакомого. Вдали, за крышами финских домиков, летали чайки, я даже слышал их картавые крики. Пахло влагой, как на побережье. Быстро бежали облака - серовато-белые, пухлые, какие собираются обычно в теплые дни над большими поверхностями воды.
Я прошел через вокзал на тесную площадь. Один край ее замыкала серая каменная стена средневекового бастиона. Между зубцов торчали рыла музейных пушек. У стены торговала незабудками старенькая цветочница в чепце. Я сказал ей:
- Простите, что это за город? Я проехал свою станцию, и вот...
Она заулыбалась без удивления, понимающе:
- Это Кобург. Не знаменитый немецкий Кобург, а наш, местный. Советую посмотреть...
Я отошел, сел на выступ у стены. Прислонился к камню затылком. Назойливо, тянуще болела нога. Стиснуло в груди, сдавило голову. Ну вот, началось все-таки...
Цветочница быстро нагнулась надо мной.
- Что с вами? Вы нездоровы?
- Боюсь, что да...
- Одну минуту... не волнуйтесь. Здесь рядом телефон...
...Больница в Кобурге оказалась поменьше и попроще, чем у нас. Ни сложных приборов для диагностики, ни врачей со званиями. Зато уютная, деревянная, в глубине яблоневого сада (яблони уже доцветали). А главное - полупустая. В трехместной палате я оказался один. Главный врач Анна Борисовна Штерн приняла меня с ворчливым добродушием. А узнав при заполнении истории болезни, "кто есть кто" (куда от этого денешься), забыла свою нарочитую ворчливость и темпераментно поклялась поставить меня на ноги за три недели... Ее бы устами да мед пить...
Но, как ни странно, мне и правда скоро полегчало. Через неделю я стал уже выходить в город - в этот маленький симпатичный Кобург на берегу желтовато-серого залива. Гулял среди домиков с острыми крышами и у кирпичных фортов эпохи шведских войн... А однажды набрел на почтамт - длинный дом с готическими башенками и стеклянными телефонными будками вдоль фасада. Были здесь и междугородные автоматы. Нашего города в списке не оказалось, но можно было позвонить в Москву. В нее, видимо, отовсюду можно звонить - хоть с Марса, хоть из отраженного мира, хоть с того света.
Я набрал номер Дениса.
- Папаня! - радостно завопил в микрофон мой великовозрастный отпрыск. - Ты откуда возник, наконец? Тебя медицина по всей стране ищет, Артур Яковлевич каждый день звонит! Куда ты канул? Мать в истерике!..
- А ей-то что? Своих забот не хватает?
- Ну, не скажи! Первая любовь не ржавеет...
- Ладно, не мели языком... Все здоровы?
- Да у нас-то все! А ты как? И главное - где?
- Так я тебе и сказал! В творческой поездке...
- Батя, ну ты как дитђ... Ведь, чего доброго, отдашь концы без врачей-то...
- А я не без врачей, их везде хватает... Может, скоро в кругосветку подамся, на судне тоже врач есть...
- У тебя что, крыша поехала?! - завопил Денис.
- Ты как с отцом разговариваешь! Нахал!
Он виновато заржал в трубку. Я вдруг понял, что соскучился по нему. Но сказал сурово:
- Ладно, пока. Потом еще позвоню. - И дал отбой.
...Еще через неделю про меня разнюхали (видно, благодаря Анне Борисовне) в местной газете. Пришел тощий парень с диктофоном, взял интервью. Потом стал клянчить рассказ или очерк. Я поотбивался, но в конце концов пообещал. Тем более, что деньги были на исходе, не на что новую рубаху купить. Работал я не спеша и, как ни странно, даже с удовольствием. Описал праздник в Подгорье и старт "Даблстара", приплел его историю-легенду и кое-что присочинил. Главным героем сделал местного мальчишку, которому только случайность помешала улизнуть зайцем в полет. На очерк не потянуло за недостатком документальности, а на фантастический рассказ - вполне. И мой "Звездный катамаран" в течение июня газета "Вечерний Кобург" выдавала мелкими порциями...
Прошел месяц, и я не только не помер, а даже выписался. Газета предложила мне комнату в редакционном дачном коттедже на берегу залива - бесплатно, только с условием, что я еще что-нибудь напишу.
Анна Борисовна говорила, что уезжать мне пока не следует, она должна меня "понаблюдать".
"Понаблюдать" меня ничуть не хуже мог бы Артур Яковлевич. И вернуться домой ничего не стоило: выяснилось, что в Овражках я выбрал неудачный день для отъезда - нечетное число, а поезд "Пилигрим" в мой город отправляется по четным. Теперь можно было уехать в Овражки, а оттуда до дома - рукой подать.
Но я не уезжал, не хотелось. Интуиция говорила, что потом я уже никогда не выберусь в эти края. Они станут закрытыми для меня, как закрыто для не знающих Дорогу Подгорье.
Насовсем расставаться с этим миром было грустно. По правде говоря, из-за Сашки. Из-за того, что порвалась бы тогда последняя ниточка... Вообще-то она и так порвалась. Но все же грела мысль, что я живу в том самом измерении, где мой лоцман... Печаль моя, конечно, поулеглась, многое в нашем путешествии вспоминалось теперь с улыбкой. Но стоило вспомнить прощание - и опять делалось тоскливо... Эх, если бы не было той дурацкой истории и разъехались бы мы по-хорошему! Тогда Сашка остался бы со мной навсегда - просто как часть жизни, как негаснущий огонек. А теперь что?..
Я думал, думал и зашел однажды в местное отделение "Пилигрима". Спросил, не могут ли они найти для меня адрес проводника Александра Крюка одиннадцати лет, живущего в Краснохолмске. Там искать не стали, сказали: "О-о! Лоцман Сашка!" - и выдали адрес наизусть. Спросили только:
- Вы что, знакомы с ним?
- Встречались...
Нет, я не поехал в Краснохолмск. Честно говоря, не решился. Написал письмо. Так, мол, и так, вспоминаю, как бродили, спасибо тебе, а сам я малость приболел, застрял в Кобурге, а книжка, которую ты при отъезде забыл, теперь у меня; послать ее тебе? Как здоровье и как поживает Чиба?
Письмо получилось нарочито небрежное, даже нечестное какое-то. Но я это понял, когда уже отправил его и потом повторял про себя написанные строчки... Впрочем, терзаться не имело смысла: письмо вернулось. С лиловым штампом на конверте: "Извините, адресат выбыл".
Куда выбыл? На время или насовсем? В "Пилигриме" ничего не знали, удивились. "Ладно, значит, судьба, - сказал я себе. - Что было, то было, не переделаешь. Хватит об этом". И стал жить в Кобурге дальше. В начале августа сдал в газету рассказ "Вниз по реке Окуневке" и опять "загремел" в знакомую палату под опеку Анны Борисовны Штерн. На четыре недели. На сей раз почти совсем отказала нога.
- Разрабатывать ногу надо, процедуры принимать, а не ныть! - притворно орала на меня Анна Борисовна. - А то ведь придется отрезать вашу конечность к чертовой бабушке!
В общем, вытянула она меня и на этот раз. Выписала. И я, помахивая тростью (подарили в редакции), отправился из больницы на набережную подышать воздухом свободы.
Было начало сентября, но жара стояла как в июле, и лишь ветер с залива смягчал ее. Хлопал тентами у магазинных витрин, теребил красно-белые зонты уличных кафе. Пахло водорослями и мокрым песком. Мимо лавочек с сувенирами, журналами и купальниками фланировал туда-сюда туристский люд. Впрочем, немногочисленный. Зато было много ребят, в школах кончились занятия. Здешних ребятишек не обряжали в школьную униформу, они были разноцветные, веселые, счастливые, что урокам на сегодня конец и что на улице еще полное лето. Многие из мальчишек - такие же светловолосые, длинноногие и загорелые, как Сашка. Несколько раз я даже вздрагивал. Но мальчишки на меня не глядели. С маху перескакивали каменную балюстраду и - с набережной прямо на узкий песчаный пляж. Ранцы - в песок, одежда летит в стороны, как пестрые бабочки, а сами - бултых в мелкую зыбь прохладного залива. Здесь было безопасно: хоть полмили иди, а глубина первокласснику по грудь...
Я посмотрел, позавидовал и бездумно побрел дальше. Нарядная набережная кончилась. Потянулась Портовая улица: справа - катерные причалы и уходящий далеко в залив мол, слева - всякие пароходные и грузовые конторы. А среди них я вдруг увидел нарядный желто-зеленый фасад с широкой витриной. За стеклом, среди картонных кустов торчало чучело кенгуру и резвились розовые попугайчики. Над дверью красовалась вывеска: "Агентство по морскому туризму "Новая Австралия". Выше вывески, воткнутый в наклонную трубу, полоскался флаг. Он был похож на австралийский, но "наоборот" - не синий с белыми звездами Южного Креста, а белый с синими, и в углу, где у австралийцев британский "Юнион Джек", здесь был синий прямоугольник с белым силуэтом парусника.
За стеклом у лап кенгуру белела доска с объявлением:
"АГЕНТСТВО "НОВАЯ АВСТРАЛИЯ" ОРГАНИЗУЕТ ДЛЯ ЛЮБИТЕЛЕЙ СТАРИНЫ И РОМАНТИКИ РЕЙСЫ ЧЕРЕЗ ЗАЛИВ В г. НОВО-КАНСК (быв. КАН'ОРРА) НА СТАРИННОМ ПАРОХОДЕ "ЗВЕЗДА АВСТРАЛИИ". Справки и заказ билетов - в конторе".
У меня не было оснований отказываться от звания "любитель старины и романтики". И, кроме того, не было никаких определенных планов на будущее. Я вошел в контору.
Клерк в капитанском мундире и с блестящим английским пробором объяснил, что Кан'Орра - город весьма любопытный, хотя и малоизвестный, ибо до недавней поры был закрыт для посторонних. Билет недорог, а судно - настоящий музей. Путешествие - сплошная экзотика. Фирма гарантирует...
- Заказать вам каюту?
- Валяйте, кэп...
- Туда и обратно?
- Только туда... - Я был почему-то уверен, что моему обитанию в Кобурге пришел конец.
- Прошу вас, сэр... Судно стоит в конце мола, туда ходит электрокар. Отплытие через два часа... Всего доброго, сэр.
- Сэнкью, кэп. Я готов, багаж при мне...
Когда я вышел и оглянулся на витрину, оказалось, что кенгуру - вовсе не чучело. Он махнул хвостом, посшибал картонную растительность и скакнул внутрь конторы. Это понравилось мне и почему-то вселило хорошие, хотя и неясные надежды...
3. "Судовая роль"
Судно и вправду оказалось как музей. Уж не знаю, в самом ли деле этот пароход был осколком старины или его специально построили таким в наши дни, но при первом взгляде на него вспоминались Жюль Верн, Стивенсон, Марк Твен и другие книжки с потертым золотом узорчатой рамки. Под бушпритом красовалась раскрашенная фигура морской девы с золоченой звездой в поднятой руке. Старинного вида адмиралтейские якоря свешивались с кат-балок. На высоких черных бортах выступали могучие белые кожухи гребных колес. На них - витиеватые буквы названия. Подымались над палубой мачты со стеньгами, реями и густым такелажем, - видимо, для пущей радости туристов здесь при попутном ветре ставили паруса.
В этом рейсе ветер был встречный. "Звезда Австралии" бодро двигала шатунами паровой машины и пенила залив колесами. Скоро стало изрядно качать. Пассажиры отправились страдать в каюты, но я, к счастью, морской болезни не подвержен, поэтому радовался жизни.
Разноцветные вымпелы на стеньгах и флаг "Новой Австралии" под гафелем празднично трепетали и щелкали в вечернем пожелтевшем воздухе. Капитан, несший вахту на юте, был белоснежен, отутюжен, украшен фуражкой с золотом, бакенбардами лорда Гленарвана и медным начищенным рупором. Через этот рупор он приветствовал меня, как "не поддавшегося морской стихии", и по его приказу предупредительный стюард (тоже белый и сверкающий) принес мне фужер с прекрасным портвейном. После этого я до заката, забыв про все на свете, ощущал себя Решкой, оказавшимся в кругосветном плавании...
Но когда потонуло солнце и погасла дымно-оранжевая полоса, "на душу мне легла тоска". Я заперся в каютке с плюшевым диваном, шелковыми шторками и пластмассовой полумоделью каравеллы "Виктория" на стене. Глухо дышали котлы, дребезжал графин в гнезде на полке. Было слышно, как посвистывает в бакштагах и вантах встречный зюйд-вест... Я лег лицом в подушку.
Господи, зачем я здесь? Какой-то залив, полуигрушечный пароход, ни одного знакомого лица и совершенно неизвестно, что впереди... Дома, пускай и одному, все же легче. Можно позвонить кому-нибудь, в гости позвать. И все кругом привычное, даже стены... А может, и Денис наведался бы из Москвы или Лариса из Томска. И пускай даже Тереза по старой памяти заскочит - тоже неплохо. Да и с соседкой Риммой Станиславовной можно перекинуться . парой слов.
А если и снова в плен к Артуру Яковлевичу - что страшного? Вечером в шахматишки можно с кем-нибудь сыграть, телевизор в коридоре...
"Не ври, - сказал я себе. - Там ты тоже выл от одиночества. И от своей ненужности. Это сейчас тебе кажется, что было лучше. А тогда... так же как игрушечный пароходик среди пустой и темной воды... И если вернешься - так и будет..."
Так и будет...
Старшая моя сестра - где-то на краю земли, с мужем-пограничником. Брата, с которым мы были друзьями, уже нет. А другие друзья... многих тоже теперь уже нет на свете. А до тех, кто жив, не докричишься. Сам виноват, наверно...
В конце пути поманила сказка, намекнула, будто есть еще какая-то цель, подарила кусочек Дороги... Но проводник ушел, и Дорога кончилась...
"Ладно, не скули, - сказал я себе. - Скажи спасибо судьбе и за те несколько дней с Сашкой. Все-таки глотнул радости... Не грызи подушку, и душу себе не грызи тоже..." Потом крепко выругал себя, разозлился и уснул.
Разбудило меня радио. Динамик бойко играл увертюру к "Детям капитана Гранта". Я понял, что всю ночь спал не раздевшись и что сейчас за иллюминатором синее и солнечное утро.
Я поднялся. Хорошо, что костюм немнущийся - одернул, поправил и гуляй. Над фаянсовой раковиной я ополоснул лицо. Ах ты, черт, под ладонью щетина! Есть в этом Ноевом ковчеге розетки? Ага, нашлась... Вытащил бритву, зажужжал. "Звезду Австралии" почти не качало. Наверное, берег уже близко. Словно соглашаясь со мной, динамик выключил увертюру и бодрым капитанским голосом сообщил:
- Уважаемые путешественники! Через полчаса "Звезда Австралии" ошвартуется у причала Ново-Канска, который все, кому дорога история и память о морских подвигах, по-прежнему именуют Кан'Оррой. Не правда ли, звучит романтично, хотя в переводе с местного древнего наречия означает всего-навсего "Собачьи Уши" - по имени двух скал, которые поднимаются из воды левее входа в бухту... Город Кан'Орра - это любопытная смесь архитектурных стилей, приморской экзотики, живописных средневековых улиц, памятников Прошлого и новейших кварталов, где каждый Может найти для себя развлечение в соответствии со своими вкусами... Уважаемые пассажиры! Всех, у кого обратный билет, капитан и команда "Звезды Австралии" приглашают на пароход к полуночи. Тем же, кто решил остаться здесь на более долгий срок, мы приносим благодарность за плавание на нашем судне, желаем успехов во всех делах и приятного времяпрепровождения в этом самом замечательном городе Западного Побережья... А пока пароход швартуется, вы можете позавтракать в нашем буфете. Приятного аппетита!
Я не стал завтракать в буфете и вышел наверх, чтобы взглянуть с моря на город, в котором задумал остаться "на более долгий срок" (только зачем?).
Впрочем, на палубе с меня слетели и остатки вчерашней тоски, и теперешнее недовольство.
Синяя бухта распахивалась перед "Звездой Австралии". Слева действительно торчали две скалы, похожие на уши насторожившейся лайки. На одной белела башенка маяка. Солнце светило с кормы и освещало город. Он взбегал по зеленым холмам. Серые квадратные башни с часами, шпили соборов, песочного цвета крепость на круглой горе, береговые форты, блестящее стекло современных многоэтажек и россыпи маленьких, похожих на рафинадные кубики домов. Над этими домами, перекидываясь от холма к холму, нависали темные арочные мосты, похожие на римские акведуки. По одному ехали лаково-красные вагоны...
Орали над мачтами чайки, и воздух был такой морской, что хотелось дышать до резинового скрипа в легких. Ветер дул теперь небольшой и попутный. На фок-мачте, видимо для пущей романтики, был поставлен марсель, а сейчас матросы, лежа на марса-pee животами, подтягивали и убирали парусину...
Сойдя на причал, я не пошел, как другие пассажиры, по широкой мощеной улице, ведущей, очевидно, к центру. Свернул в один из портовых переулков - между складов, пароходных контор и приземистых лавчонок с пыльными вывесками. Наполовину переулок был завален ящиками с пестрыми наклейками, красными пластмассовыми бочками и брикетами сосновых досок. От них замечательно пахло свежим деревом.
Я увидел обшарпанное кафе "Три брата", перекусил там у стойки вареной колбасой с макаронами под жгучим соусом. И двинулся дальше с веселой меланхолией свободного от всех проблем человека. Свернул еще в один переулок. Он отличался от прежнего тем, что в нем не было грузов под открытым небом, стояла серая низкая церковь с круглым, как половинка глобуса, куполом и росли несколько кривых акаций (не цвели), а в нише тяжелого каменного дома торчал чугунный дядька в треуголке и ботфортах. Привинченная рядом мраморная доска свидетельствовала, что это "Admiral Contur". Несмотря на треуголку, адмирал показался мне похожим своей физиономией на хозяина грядок, которому я чуть не попался в детстве. Но это не испортило мне настроения. "Стоишь, Дура чугунная? - злорадно сказал я. - Вот и стой, теперь не побегаешь..."
Между адмиральским домом и церковью скромно белел фасад одноэтажного особнячка. На лакированной двери - черная стеклянная табличка:
"РЕДАКЦИЯ ГАЗЕТЫ "СУДОВАЯ РОЛЬ"
Мне понравилось название. Сразу видно: газета морская. Сухопутный человек мог бы подумать, что судовая роль - это что-то юридическое, должность в суде. А на самом деле это список всех, кто на судне отправляется в плавание...
Понравилось и то, что рядом с дверью был привален черный двухметровый якорь Холла, а на нем светилась меловая надпись, извещающая всех, что "корр. Калачик - старый козђл". Причем точки на "ђ" были очень старательные, большие, словно лягушачьи глаза на круглой головке...
Под стеклянной табличкой на кнопках держался блокнотный листок с красным, начертанным фломастером призывом: "Объявляется конкурс на замещение должности редакционного корректора. Торопитесь!"
Дверь открылась, вышел маленький круглый человек с похожей на блюдце лысиной. В синей куртке военного моряка, но с торгфлотовскими шевронами второго штурмана. Покосился на меня. Достал платок, поплевал на якорь, стал стирать надпись.
- Неужели это вы - корр. Калачик? - сказал я сочувственно.
- Нет. Я ответственный секретарь газеты Галевич, - проговорил он с достоинством. Оставил свое занятие и смотрел выжидательно.
- А как с конкурсом? Много конкурентов на место?
Секретарь Галевич обмяк лицом и телом.
- А-а... Ни одного. Платить-то много мы не в состоянии... К тому же надо и грамоту знать.
- Немаловажное обстоятельство... А как с жильем?
- Вы семейный?
- Один.
- Ч-чудесно! Прекрасная комната для одного! Рядом с маячной службой! Вид на бухту! Трамвай - десять минут до центра. Квартплата за счет редакции! Льготы - бесплатный проезд на судах пароходства и морская форма двенадцатой категории!..
- Это четвертого штурмана, что ли?
- Ну... корректор, он все же не редактор. Извините... Можно и не носить! - Галевич страдальчески глянул мне в лицо снизу вверх и крепко взял меня за локоть. - Идемте... Идемте, идемте! Я вижу, вы интеллигентный человек и имеете склонность к морской жизни. Вы наше спасение.
Забавляясь очередным поворотом судьбы (но и довольный, что обретаю какую-никакую пристань и дело), я шагнул в редакцию. Там пахло - как и во всех редакциях - пыльной бумагой, табаком и краской жирных типографских оттисков. Отрешенная от всего на свете огненнокудрявая девица пулеметно лупила по клавишам "Рейнметалла". Галевич выхватил из ящика лист.
- Заполняйте анкету! Не думайте! Вечером - аванс!
Я стал заполнять. С некоторой горделивостью и усмешкой. Ибо уж на корректора-то тянул по всем статьям... Кроме одной! Графа восьмая была: "Имеете ли морскую специальность или морское образование?"
- Э-э... сеньор Галевич! Вот это... Диплома у меня нет и на судах не служил.
Он опять малость обмяк.
- Ах ты, досада какая... Но вообще-то это формальность.
- Тогда ладно. Тем более, что писать о флоте приходилось. Крюйс-брам-стень-эзельгофт от эрнс-бакштага на грота-триселе как-нибудь отличу.
- Вообще-то это формальность... - опять сказал Галевич.
- Ну и хорошо.
- Но понимаете... Нужно сделать одну мелочь. Сотрудники нашей газеты, если у них нет морского диплома, должны сдать зачет. На звание морской терминологии. Ma-аленький такой диктантик. С ним справляются мальчишки из кружка судомоделистов... Умоляю, не отказывайтесь! - завопил он, увидев на моем лице сомнение. - Такой пустяк!
Я подумал, что это даже забавно.
- А где сдавать столь ответственный экзамен?
- Это просто! Исключительно просто! Есть курсы повышения знаний плавсостава! Там постоянный дежурный преподаватель. Пятнадцать минут диктовки, справочку в руки и никаких хлопот!
- Гм... - сказал я.
- Умоляю вас! - опять завопил он.
- Ну... а где же эти курсы?
- В школе номер три, на Якорном мосту! Курсы вечерние, но дежурный там постоянно! Туда-сюда - не больше часа!
- Попробую, - усмехнулся я. - Даже любопытно. - Поправил на локте плащ, подхватил портфель и трость.
- Да вещички-то вам зачем? - подозрительно сказал Галевич. - Оставьте здесь. Для чего таскаться с грузом.
- Пожалуй, - усмехнулся я. И взял только палку.
4. Школа
Школа номер 3 оказалась двухэтажным зданием, построенным в духе строгого классицизма. Скорее всего, бывшая гимназия. Ничего примечательного в этом доме не было, если не считать одного: стоял он не на земле, а на широченном каменном мосту. Мост соединял склоны двух холмов. Под ним тянулся канал. По каналу двигались к бухте катера, лихтеры и буксиры. А на крыше здания торчала белая маячная башенка с мачтой, оснащенной реями, гафелем и сигнальными флагами.
Ветер дул с бухты, и в коридоре, кроме обычного школьного запаха, был запах моря. И стояла непрочная тишина: видимо, шли уроки. Я увидел идущую навстречу решительную женщину. Полную, слегка распаренную и с похожей на белый парик прической. Это была, безусловно, завуч. Завучей всех времен и народов отличают административная походка, застывшее в глазах недовольство и в то же время упрямое намерение до конца дней исполнять свою подвижническую должность.
- Простите... - начал я беседу.
Вопреки ожиданиям, завуч не отфутболила меня к кому-то другому. Сообщила:
- Сегодня на курсах дежурю я. По совместительству. Но... - Она глянула на мою палку и нехотя предложила: - Сядем.
И мы сели на деревянный диванчик в простенке между окнами. В стене напротив темнели дубовые двери классов.
- Итак, вы сказали "но"...
- Да. У вас есть диплом с филологическим образованием?
- У меня есть два диплома, и оба гуманитарные. Но я не вожу их с собой и...
Капелька раздражения проскользнула в ее голосе. И капелька удовольствия от ощущения власти.
- Но в этом случае не знаю, как быть... Тогда необходим дополнительный экзамен по орфографии и синтаксису...
Я посмотрел в ее педагогические очи. Молча. Но вложил во взгляд пространную фразу - в ней содержался адрес, по которому эта дама должна идти. Со злорадством представил, как предложу секретарю Галевичу самому иметь дело с тетушками из наробразовского ведомства, возьму портфель и плащ и...
- Игорь Петрович! Игорь Петрович!..
Это влетел в школьный коридор человечек в зеленом костюме и беретике. Он был похож на кузнечика. Он подпрыгивал.
- Игорь Петрович! Я Евгений Евгеньевич Верба, директор дома "Творческая мастерская"! Я был в редакции! Ваша анкета на столе!.. Галевич - болван! Зачет, ха-ха! Он рвет остатки волос... Игорь Петрович, у нас литературный клуб "Светлое слово"! Сегодня в семь заседание! Игорь Петрович, если вы... Это будет подарок всем! Это... невозможно сказать!
Сперва я скривился: черт возьми, и здесь достали. Знаю я эти клубы с восторженными девочками и набившими оскомину вопросами: "А то, что вы пишете, было по правде или из головы придумано?" Однако встретился я с восторженно-жалобным взглядом директора Вербы, и стыдно стало - прямо хоть по морде себя хлещи! Ну, забавный он человек, прыгает, суетится, но это же искренне! О деле думает! Ведь и правда люди соберутся, которым интересно... Что же я за сытая скотина!
- Я... да, я постараюсь. Какой у вас адрес?
- Набережная Крузенштерна! Дом пять... Я так и думал, что вы... Спасибо!.. Маргарита Митрофановна! - Он потянул завучиху за пухлую руку. Оттащил на пять шагов, что-то зашептал, подскакивая к ее уху и стреляя в меня глазами. Потом подскочил еще, крикнул мне: - Мы вас ждем от души! - и убежал.
Маргарита Митрофановна - обмякшая и с потеплевшим взором - снова опустилась рядом со мной. Сказала медово:
- Но право же... Я не знала. Это меняет ситуацию. Я...
Тут сигналом корабельной тревоги грянул школьный звонок. Не только я, даже завуч вжала голову. И почему-то подтянула под диванчик объемистые ноги. Звонок еще гремел, когда стали распахиваться двери. Вечная, знакомая картина: конец уроков и школьная братия рвется из классов на волю. Никакая плотина из уставов и правил во все века не могла сдержать этот брызжущий радостью поток. И сейчас он заполнил сводчатый коридор, как гудящую станцию метрополитена.
Здесь, как и в Кобурге, ни мальчишки, ни девчонки не носили школьную форму. Глаза просто зачесались от мелькания пестрых рубашек и платьиц, разноцветных гольфов и отпечатанных на майках кораблей, гномов и микки маусов. И от лаковых, с радужными бликами ранцев.
Топот и ликующие вопли...
- Кошмар, неуправляемая масса, - простонала Маргарита Митрофановна. - Не бойтесь, это скоро кончится.
И правда, поток схлынул стремительно. Теперь лишь отдельные ученики выскакивали из дверей и спешили к выходу. И последним из ближней двери, наискосок от нас, вышел... вышло слегка танцующим шагом до боли знакомое существо - с песочными растрепанными волосами, в льняной одежонке, на длинных и гибких, как коричневые шланги, ногах. Только бело-голубой ранец был незнакомым...
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 [ 15 ] 16 17 18 19 20
|
|