кирпичное здание. В сумрачной комнате усадили на скамью и велели
раздеться. Он покорно нагнулся и стал расшнуровывать ботинки.
Сопровождавшие его эсэсовцы о чем-то пошептались с молодым человеком в
белом халате, расписались в толстенной книге и, вскинув руки в нацистском
приветствии, ушли.
что-то писал.
стерилизатор для шприца. Никелированная поверхность дымилась. Человек у
стола закончил писать, поднялся и подошел к Мирхорсту.
Сделаем небольшую прививочку.
тюрьме. А этот в белом халате, значит, тюремный врач... На окнах не
решетки, а вертикальные брусья, но разница небольшая, тюрьма - всегда
тюрьма. Значит, это тюрьма...>
обломал верхушку и наклонил шприц. Протер кожу проспиртованной ваткой и
резко всадил иглу.
немного.
тошнотворной тяжестью. Она уже не держалась, поникла. Мысли расползались,
образы расчленялись. Все затопила вязкая молочная река, на поверхности
которой с косноязычным бормотанием лопались пузыри...
тумбочке лежала аккуратно сложенная пижама. Белый стул привинчен к полу.
Узкое оконце закрашено белой краской. На потолке два плафона: белый и
синий. Дверь затворена. Тишина как в безвоздушном пространстве.
что вчера ему сделали какой-то укол. Впрочем, почему именно вчера?
Неизвестно, сколько времени прошло с тех пор.
койкой стояли ночной горшок и больничные туфли. Надел пижаму, сунул ноги в
туфли. Прошел к двери. Она была заперта. Осмотрел замок. Это был запор со
съемной ручкой, на манер тех, которые установлены в железнодорожных
вагонах. Постоял немного у двери и прошаркал к окну. Закрашенный шпингалет
долго не поддавался. Наконец он все же открыл его и распахнул окно. Перед
ним были вертикальные белые прутья, за которыми находилась еще одна рама.
Стекло на ней оказалось незакрашенным.
высоченный гладкий забор и верхушки облетающих деревьев за ним.
почему это произошло.
Лязгнула вставляемая ручка, замок щелкнул, дверь открылась. И он предстал.
Поверх мундира был небрежно наброшен халат. Вежливо поздоровался и сел на
неподвижный стул.
понравилось здесь?
вверх, лоб сморщился. Лицо выражало чистейшее удивление. Только глаза
оставались, как всегда, безучастными. - Значит, я это запамятовал. Прошу
меня простить. А находитесь вы, господин профессор, в психиатрической
больнице.
Отделение для неизлечимых.
повел руками. - Я прекрасно знаю все, что вы хотите сказать. Не надо.
Сидите себе и ничего не говорите. Все скажу я сам. И не делайте такого
возмущенного лица, оно меня огорчает.
основании диагноза, поставленного крупнейшими специалистами. У вас был
припадок. Вы сбежали из дому. Где-то шатались несколько суток. Потом
угодили в лечебницу. Вас признали неизлечимым. А вот, кстати, документ,
присланный вашей супругой, в котором она обязуется оплачивать ваше
содержание пожизненно. Как видите, она в курсе дела. - Зиберт расстегнул
нагрудный карман, достал оттуда вчетверо сложенную бумажку и небрежно
бросил ее Мирхорсту на колени.
умалишенного. Дрожащими руками он развернул документ, но буквы прыгали в
глазах, и сердце катастрофически колотилось.
осторожно забрал документ из дрожащих пальцев профессора. - Я же
предупреждал, что у нас свои порядки. Почему вы меня не послушались?
но штурмбаннфюрер легонько толкнул его в грудь, и он остался сидеть.
приспособиться. Иначе будет плохо. Теперь слушайте меня внимательно. Я
кое-что хочу объяснить вам. В частности, мотивы, которыми мы
руководствовались. - Он достал из кармана костяную зубочистку и, скривив
рот, поковырял ею где-то в самом углу нижней челюсти.
возбуждать общественное мнение. Арест лауреата Нобелевской премии - это,
согласитесь, сенсация. А она-то как раз и нежелательна. Зато если
нобелевский лауреат вдруг спятил и угодил в сумасшедший дом, это, как
говорится, уже его личное дело. Сидите смирно, говорят вам! Значит, так...
От мира вы отрезаны. Здесь вас слушать никто не станет. Что бы вы ни
сказали, все будет воспринято как бред. Понятно? А если начнете
скандалить, вам сделают укол, спеленают и перенесут в буйное отделение.
Любое отклонение от режима, любая попытка хоть как-то изменить положение
будут строго пресечены. Помните о наказании! - Зиберт погрозил пальцем. -
И имейте в виду, что вам когда угодно могут сделать укол, от которого вы
начнете по-настоящему бредить. Поняли? Если кто из внешнего мира и увидит
вас, то только в бредовом состоянии, подтверждающем первоначальный
диагноз. Но и это не все. Вас будут лечить. Сумасшедших надо лечить!
Поэтому вас будут лечить электрошоком. Когда вы на своей шкуре узнаете,
что это за штука, мы поговорим еще.
нее, и она тут же открылась. Повернулся к Мирхорсту, кивнул на прощание и
захлопнул дверь. Замок сразу же защелкнулся.
трепыхался еще каждый атом. Каждая клетка хранила память о
сверхъестественной, всепроникающей боли. Дыхание постепенно
восстанавливалось. Но в мозгу еще вспыхивали рыжие зарницы и захлопывались
черные шторки. И само сознание, чудом воскресшее из пепла, продолжало
конвульсивно вздрагивать. Очнулся он не в своей палате. Прямо перед ним
была белая дверь с глазком. Где-то тикали часы. На дверь падала
причудливая тень, удивительно напоминающая веревку с петлей...
расправиться с врагом. Чем быстрее мы с ним покончим, тем меньше будут его
мучения... Мы передавали беседу доктора Штукарта <О так называемом
гуманизме>. Слушайте арии из опер Рихарда Вагнера...
тюрьмы...
факелов заливал по ночам кладбище. Мороз надолго застеклил сухие лужи.
Оцепеневшая земля противилась заступу. Смерзшиеся красноватые комки с
громом плясали на черных крышках гробов. Мертвые скрюченные лозы. Шуршащие
съежившиеся листья. Черные кипарисы и скорбные пинии.
Заунывный протяжный гул плыл над Феррарой, Мантуей, Венецией,
Неаполитанским королевством, Сицилией, Апулией, Калабрией.
ставней сомкнулись на слепых окнах притаившихся домов. Только лошади могли
увидеть скорбную женщину в черном платке. Заходились в испуге. Вставали на
дыбы. И сорванное с оси колесо катилось и грохотало по пустынным мостовым.
Громыко Ольга
Володихин Дмитрий
Орловский Гай Юлий
Доценко Виктор
Курылев Олег
Сертаков Виталий