провалится в леденящую хуммерову бездну, Эгин бегло осмотрел гостевой зал
полностью и убедился, что в нем нет никого живого. Если не считать
окровавленного и, к удивлению Эгина, все еще сипящего нечто совершенно
нечленораздельное Круста Гутулана. В его пробитом горле едва слышно
клокотала кровь. "Живучий, однако", -- цинично подумал Эгин. Ему было не до
жалости.
Крусту.
Зрачки в его открытых глазах шевельнулись и скосились в сторону аррума. Губы
Круста разошлись и на них неслышно прошелестело одно-единственное слово.
Эгин и поднялся в полный рост.
стены, не хватает Сорго, которому приличествовало бы до сих пор находиться в
полном бесчувствии после умиротворяющего удара его меча, когда под землей
раздался протяжный хрякающий звук и история повторилась. Дом просел еще
глубже. Эгину досталось по голове стремительно налетевшим сверху потолком.
и с ужасом увидел, что никакого окна, собственно, не осталось. Теперь окно
стало дверью в подземный мир. И этот мир в виде фиолетовых пятен на коже
выползка проплывал мимо. Только сейчас, находясь на расстоянии десяти локтей
от твари, Эгин разглядел множество не то бугорков, не то отростков на
глянцевитой лоснящейся коже -- небольших, размером с навершие на рукояти
меча, но удивительно подвижных, подрагивающих, живущих своей собственной
загадочной жизнью.
смертельная опасность собирается пройти мимо, оставив тебя без внимания,
значит не нужно ей в этом мешать. Пусть идет мимо.
(в дружелюбие которой верилось все меньше и меньше) понравится вкус стали.
Уязвима ли она, например, для его "облачного" клинка?
подозревая за тварью чуткий слух, крадучись мелкими шажками, приблизился к
оконному проему. В облаках на клинке Эгина с треском мелькнула молния и меч
требовательно вздрогнул. Такого аррум за своим оружием никогда не подмечал,
но это лишь тем более означало, что медлить нечего.
гнорр. Быстрее гнорра -- только шардевкатран, что в переводе с наречия Аюта
означает "порождающий девкатру".
клинку рванулись несколько недлинных, но чудовищно подвижных и хлестких
жгутов, развившихся с быстротой молнии из кожных выростов твари. Он не
видел, как все вместе они свились в некое подобие боевого цепа и с
немыслимой для человеческих представлений точностью самоубийственно
повстречались с острием его меча. И он не видел, как вместо этой шестерки
отростков, рассеченных и мгновенно отпавших, из кожи шардевкатрана
выплеснулись еще шесть. И эти имели дело уже с мечом, сила удара которого
была растрачена на борьбу с исключительно упругой тканью предыдущих
отростков.
Эгин, совершенно не готовый к такому обороту дела, не смог удержать его в
руках. За спиной грохнула об пол рукоять меча и, как назло, почти сразу же
вслед за этим в очередной раз с обвальным грохотом просели несколько
потолочных балок.
месте, куда с точки зрения Эгина пришелся удар, наметились отчего-то сразу
несколько язв, образующих правильный шестиугольник, на поверхности которых
выступила густая желтая жидкость. Ну и что? Это все равно как после
классического фехтовального выпада против человека довольствоваться тем, что
смог выцарапать на его коже короткую непристойность. А самому после этого
остаться без оружия.
отозваться ему из темноты, с неприятным ледком под сердцем обнаружил, что
фиолетовые пятна на коже выползка больше не двигаются. Следовательно, тварь
остановилась.
направо. Отнюдь. Пятна позли обратно. Обратно...
помня себя от страха, ибо все кругом полнилось совершенно недвусмысленным
треском, Эгин извлекал меч из-под завала и уповал лишь на огромную длину
твари, да на ее медлительный норов.
отразился текучий лик шардевкатрана, он, Эгин, уже стоял в дверном проеме
зала и шесть жвал-захватов твари были вынуждены довольствоваться древесиной,
не достав до аррума считанных локтей. Но глаза, глаза твари Эгину
запомнились надолго.
дружба между варваром и звездой? Особенно если варвар -- аррум Свода
Равновесия?
темно. Совершенно. Зато наверху -- там, где немногим более получаса назад
они любились с Лормой, он чувствовал не то одного очень толстого человека,
не то двух-трех тощих, сбившихся в кучу.
бояться вообще -- ведь ясно же, что никто не выживет в Кедровой Усадьбе. А
если выживет -- так в этом его, Эгина, уже никаких заслуг не будет. Ведь он,
Эгин, просто дитя немощное против местного неучтенного княжеской переписью
народонаселения, а равно и против совершенно упущенных из виду Домом Недр и
Угодий обитателей местных недр и угодий.
Тысячу, нет, полторы тысячи гвардейцев. Животных-десять и одиннадцать сюда
тоже. И все, что Лагха рассовал по хранилищам Свода. Да и самого Лагху с его
дудками-свирелями -- сюда. И вот когда от самых Суингонов до Наирнского
пролива здесь на сто саженей в глубь не останется ни одного дождевого червя,
ни одного покойничка, а над землей -- наоборот, ни одного мужичка, ни одного
гнилого сарая, вот тогда...
чувствует это совершенно отчетливо. Действительно, сидят вплотную друг к
другу.
мере, сплошные скалы и никакая тварь землю на Циноре не прожрет.
беспомощный аррум Опоры Вещей.
сомневался; лицо одного из убитых было ему знакомо еще с посещения Серого
Холма.)
надо бежать и притом как можно скорее.
родителей Лормы, но еще больше он жалел ее и себя. Ибо у них еще была
надежда, а у тех -- нет.
столоктевого слизня и ликом смерти.
словно та была ему не любовницей, а дочерью. То есть как бы он теперь ее
папа и мама. Это было понято и оценено. Лорма доверчиво обняла аррума и
уронила голову ему на колени.
ждал, когда тайный советник переговорит с его госпожой. -- Что же нам теперь
делать?
грохотали яростные удары жвал-захватов разъяренного выползка, разносившего в
щепу стену гостевого зала. (Тварь, конечно, чуяла близость аррума и
наверняка задалась целью добраться до его сладкого мозга во что бы то ни
стало.) Где-то за стеной подбашенной комнаты (где они, собственно, и
находились) продолжал лютовать другой выползок. В окрестностях Кедровой
Усадьбы наверняка бродили мужики Багида Вакка. Но, так или иначе, лучше
самим бродить по окрестностям в предвидении встречи с озлобленной чернью,
чем находиться в самом сердце гибели и разрушения.