Чтение 15–й страницы книги ~Последний полустанок~

Совсем иной спорт его интересует. Римма, правда, очень глухо, но
кое-что порассказала, для каких надобностей подчас использовался папин
подарок.

Однажды Римма, которую Аскольдик с приятелем вызвались отвезти с
танцплощадки домой, выпрыгнула из машины чуть ли не на полном ходу.
Конечно, разные бывают ребята, честные и хорошие, им можно доверять
"Волги" и "Москвичи", но ведь и от хороших, послушных детей родители
прячут спички.

Да. Хотела сказать, но вспомнила о своих неприятностях, о неудаче
Пояркова - и все другое, постороннее вылетело из головы. К тому же этот
мальчишка ничего не поймет. У него свои жизненные установки, свои пути.

Приблизясь вплотную к Нюре, но все же боясь взять ее под руку,
Аскольдик вкрадчиво зашептал:

- Почему вы никогда не бываете со мной? Ведь у меня могут быть
серьезные намерения.

Нюру душила злость, ей хотелось побольнее оскорбить, обидеть мальчишку,
чтобы навсегда освободиться от его противной навязчивости.

- Я не понимаю, что означают на вашем языке "серьезные намерения"?

Пряча суетливые глазки, Аскольдик выдавил из себя:

- Ну, как обычно... Вполне официально.

- Короче говоря, - зло усмехнулась Нюра, - товарищ Семенюк предлагает
мне руку и сердце?

Он жалко сморщился и засопел.

- Несколько старомодное определение. Но почему бы и нет?

- Спасибо за честь! Но мне кажется, что вам еще рано строить семью.
Сами же говорите, что зарабатываете только на сигареты.

- Ах, вот что вас интересует? - Аскольдик приосанился. - Тогда
разрешите вас успокоить. У моего папы достаточно средств, чтобы...

Нюра перебила его:

- Но ведь я отвечаю не на папино предложение. А вы еще мальчик.

- При чем тут возраст? Лермонтов уже в двадцать лет был Лермонтовым.

- Смелое сравнение. Только я говорю не о ваших годах, а о вашем
будущем. Что вы умеете делать? Какая у вас цель впереди? Где...

- А если я ищу себя? - заносчиво оборвал ее Аскольдик. - Вам должно
быть известно, что таланты проявляются не сразу. В институте, например, я
редактировал журнал. Он был довольно оригинального направления... Вы же не
знаете моих работ...

- Забавно.

- Зря иронизируете, девочка. Сейчас я не могу предъявить вам ничего
оригинального. Да и что стараться! Все равно не напечатают. Приходится
чепухой заниматься. Может быть, вам попадались в местной стенной печати
некоторые мои опусы? Безделушки, конечно, ничего серьезного. Но советую
взглянуть хотя бы на свежую газетку. Там кое-что есть про нашего общего
знакомого.

Нюре пора было уходить, и, чтобы отвязаться от назойливого мальчишки,
она согласилась посмотреть газету.

Не только Нюра, но и никто в НИИАП не знал, что представляла собой
редакторская деятельность Аскольдика в бытность его
студентом-первокурсником. С группой таких же, как он, поборников
"свободного искусства" Аскольдик организовал машинописный журнальчик
"Голубая тишина". В этой тишине довольно громко заявляла о себе пошлость,
грязненький анекдот, пляжные фотографии и блаженной памяти декадентские
стишки, выдаваемые за новое слово в поэзии. Никаких серьезных политических
целей журнал не ставил, был на редкость пресен и глуп. Поэтому, когда
выловили этот журнальчик и двумя пальцами, чтобы не испачкаться, подняли
его над столом президиума комсомольского собрания, разбиравшего
персональные дела сотрудников "Голубой тишины", то пришлось обвинять их
скорее в глупости, чем в нарушении комсомольской этики. А пошлость у нас
вообще трудно наказуема. Аскольдику все же дали выговор, но, видимо, в
целях профилактики и общественной гигиены.

Профилактика подействовала. Аскольдик понял, что выговор надо снимать,
ибо второе взыскание, от которого он не застрахован, уже будет построже.
Надо проявить себя в общедоступной печати, и Аскольдик взялся за
стенгазету, где вскоре стал фактическим редактором. Аскольдика хвалили,
приводили в пример как настоящего общественника, борца за справедливость,
и, хотя Аскольдик писал под псевдонимом, все знали, что колючий
"Чертополох" - это и есть Аскольдик.

- Узнаете? - спросил он, подводя Нюру к щиту со стенгазетой.

Чуть ли не половину только что вывешенного номера занимал злободневный
материал под заголовком "Полетит - не полетит?".

Однажды Аскольдик тайно сфотографировал Пояркова, когда тот, закрыв
глаза и откинувшись на скамейке, о чем-то думал. Сейчас из этой фотографии
было вырезано лицо с закрытыми глазами, пририсована к нему тощая фигурка и
огромная ромашка, у которой Поярков, как бы гадая, обрывал лепестки.

А вот и стишки товарища "Чертополоха".

Он был поклонник интуиции,

Имел на все "свое суждение"

И, говорят, из-за амбиции

Презрел таблицу умножения.

Ошибка есть? Ну что ж, пустяк,

Всего лишь на соломинку,

Да "на соломинку встояк",

Нам это не в диковинку.

Карандашом бы на бумажке

Вам подсчитать, где лишний вес,

К чему труды, когда ромашкой

Он может заменить "Эм Эс".

"Чертополох"

Примечание редакции: "Эм Эс" - "Малая счетная" - электронная машина,
находящаяся в комнате ј 6.

Проходя мимо, Поярков увидел Нюру и остановился.

- Что здесь интересного, Нюрочка?

Нюра закусила губу и, повернувшись к Аскольдику, прошептала:

- Действительно - чертополох. Сорняк, мальчишка. Нашел над чем
смеяться!..

Поярков прочитал стихи, вздохнул:

- Не сердитесь, Нюрочка. Мальчик далеко пойдет. Задатки многообещающие.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Из нее следует, что автор не позабыл об "Унионе" и

прежде всего сообщает, что его случайные пассажиры живы

и здоровы... Будем надеяться на счастливый исход, хотя

опасность еще не миновала.

Темно. Сквозь стенки диска не проникает ни малейшего звука извне,
изредка жужжат моторчики. Все спокойно. И в то же время здесь происходит
что-то страшное, невероятное. Все человеческое существо как бы распадается
на части и растворяется в пустоте. "Унион", попавший в грозовую тучу, -
это не корабль в бушующем океане. Ни одному капитану не снилась такая
сумасшедшая качка.

"Но неужели там, на земле, ничего не известно? - спрашивает себя
Багрецов. - Как они допустили, что диск попал в грозу?" И тут же
вспоминает, что метеоприборы, которые могли бы предупредить о
надвигающейся грозе, пришлось выключить. Проклятые аккумуляторы, все
несчастья из-за них. Надо опять подключать приборы. Будь что будет.

Вадим ползет под каркас, подсоединяет кабель и вновь замирает в
безотчетном страхе. Трудно себе представить столь острое ощущение падения
и взлета.

Мгновение - и тело скользит вниз. Колени приближаются к подбородку. Ты
сжимаешься в комочек и летишь в пустоту. Вдруг толчок. Ноги остаются
где-то, а сам, как на резине, подпрыгиваешь вверх, словно тобой выстрелили
из рогатки.

И опять падение. Кажется, что ветер играет диском, как погремушкой, где
чувствуешь себя горошинкой.

...Но вот гроза прошла, друзья сидели молча, не шевелясь, - ждали, что
опять налетит буря.

Тимофей пригладил свои мягкие, словно плюшевые, волосы и осторожно
потрогал шишку на темени. Здорово его стукнуло о стенку. Ну, кажется,
теперь бояться нечего. Он подошел к люку и привычно открыл его, как
форточку в своей комнате. Вадим подполз ближе и лег рядом.

Земля, омытая дождем, манила к себе. Будто клочья серого, грязного
дыма, проносились мимо обрывки туч и на мгновение скрывали от глаз