подмять под себя Империю, потом найти управу на тех немногих Взятых, что еще
разгуливают на свободе.
Курганье, кто мог так сильно воздействовать на Ворона. Хотя почти
невозможный, ответ мог быть только один. Хромой.
нигде отыскать голову.
Смысла в его действиях нет и быть не может. Во всяком случае, для нас,
смертных. В нем одном больше безумия, чем в целой армии психов. Ворон
взглянул на меня, потом снисходительно улыбнулся.
так крутани мозгами. Подумай сам, зачем даже самому сумасшедшему колдуну
гнаться за нами через полмира? Один шанс на тысячу, что это действительно
он.
штук, почти выкинув из головы мысли о Хромом. Похоже, моя идея яйца
выеденного не стоила. Хромой всегда точил зуб на Ворона, но не настолько,
чтобы гоняться за нами по всему белу свету. Даже если он окончательно
рехнулся.
своем втором "я". Если это все-таки Хромой, ему нужны вовсе не мы.
лицо сделалось еще более хищным и опасным, чем обычно. Мне таки удалось
подхлестнуть его, использовав родовое имя.
как его видят Взятые. Ты сам не подарок, но еще не перестал считать людей за
людей. А Взятые так не считают. И никогда не считали. Для них человек - раб,
орудие, мусор, который можно использовать и отшвырнуть в сторону. Все они
такие, кроме одного, который оказался настолько силен, что сумел сделать их
Ее рабами. А ведь именно Она сейчас скачет куда-то с твоим приятелем
Костоправом. Насколько нам известно. Так?
головой, словно собака, грызущая неподатливую кость.
А того, что она знает, достаточно, чтобы покорить полмира и надежно держать
в узде Десять Взятых. Да. Она - желанная добыча для любого колдуна, который
сможет наложить на нее свои лапы.
мне далеко не сразу.
Глава21
двигаться, он делал это медленно и осторожно. Он угодил в шаткое положение.
А ведь, преследуя этих людей, он едва не загнал себя насмерть. Спрашивается,
зачем.
держать под замком для их же собственной безопасности.
пяти, голубоглазая блондинка, пять футов и шесть дюймов ростом. У нее были
водянистые глаза и квадратная челюсть, а бестолковая манера держать себя
иногда заставляла сомневаться, все ли у нее дома. Но за этим нелепым фасадом
ощущалось мощное чувственное начало.
здесь именно она. Это была Белая Роза, та самая Душечка, которая положила
конец безраздельной власти Госпожи.
бесчувственный, словно камень, мужчина, в жестких глазах которого светилось
не больше тепла, чем во взгляде змеи. Он одевался во все черное. Может, это
что-то означало. Но кто мог сказать - что? Сам он разговаривать не желал.
Отказывался наотрез, и все тут. Вот потому-то его окрестили: Молчун.
ремесла, будто он ждал, что незваный гость может попытаться что-то
предпринять.
дружелюбны, как сама смерть.
хотят дать ему искупить свою вину.
них, похоже, не было. Они отзывались на нелепые клички: Лапошлеп, Ишачий Лоб
и Братец Медведь. Правда, когда Душечка оказывалась близко, Ишачий Лоб
превращался в Пенька. Хотя она все равно ничего не могла слышать.
ясно, что Молчун вдобавок питал романтические надежды.
вероломство ты задумал на сей раз, Царапина?
наверно, уже в тысячный раз:
еще мальчишкой.
это имя. Не одна сотня лет. Он не вел точного счета. Прошел всего год, как
он вырвался из пут колдовских чар, которые большую часть времени держали его
в особом виде транса, в стасисе. Один за другим проходили годы раздоров и
кровавого ужаса - годы становления и укрепления Империи Госпожи. Он узнал о
происходившем лишь с чужих слов, после того как все уже свершилось.
стародавних времен. Глупцом, вознамерившимся истратить неожиданно
доставшиеся ему в дар от судьбы последние годы жизни на то, чтобы искупить
свою часть вины за участие в пробуждении, в высвобождении древнего зла.
концы, помешав дракону прикончить их всех во время завершающей борьбы в
Курганье.
жизни, он уже совершил?
Значит, сзади кричали не они. Но Боманц и так это знал. Двое из них просто
не говорили ни на одном из понятных ему языков. Третий немного объяснялся на
форсбергском, но на таком ломаном, что лучше бы и не пытался.
умел писать. Конечно. Поэтому все сказанное, что не слышал Молчун или не
прочла по губам Душечка, нещадно перевиралось, в лучшем случае превращаясь в
напрасный труд.
терпеть не мог разговаривать с булыжниками. Такие беседы казались ему
противоестественными.
безумцы, все же составляли наиболее нормальную и наименее невероятную часть
окружающей обстановки.
Боманцу пришлось бы смотреть себе под ноги.
увезли его с собой. И теперь он находился на спине воздушного левиафана,
одного из мифических чудовищ, обитавших на Равнине Страха. Монстр был почти
тысячу футов в длину и около двухсот в ширину. С земли воздушный кит больше
всего напоминал помесь огромной, размером с военный корабль, медузы с самой
большой акулой, какая найдется в мире. Оттуда, где находился Боманц, спина
чудища напоминала бредовые видения опиекурильщика, походила на те нереальные
леса, что росли в громадных пещерах, по слухам, находившихся глубоко под
поверхностью земли.
привидеться разве что в страшном ночном кошмаре. И все они были в какой-то
мере разумными.
как хотелось бы. Ему постоянно мешали встречные ветры. Вдобавок чудищу часто
приходилось опускаться, чтобы, уничтожив пару акров растительности, хоть
немного заморить червячка.
из тварей, маленькая каменная обезьянка, казалось, состоящая из одного
хвоста, была не больше бурундука. Хотя старик не мог понять ее верещания,
своим визгливым, скрипучим, въедливым голосом она напоминала Боманцу его
давно умершую жену.
Человеческой, притом весьма волнующей и привлекательной, у нее была задняя
часть туловища. Старик чем-то заинтересовал эту тварь. Она пряталась
неподалеку в курчавых зарослях каких-то непонятных органов, покрывающих
спину кита, и Боманц постоянно ловил на себе ее любопытные взгляды.
Она немного знала форсбергский и трещала без умолку. Будь она человеком,
могла бы шляться по всяким кабакам и зарабатывать на жизнь, выдавая себя за
крупнейшего специалиста абсолютно по всем вопросам. Она обожала выкладывать