Чтение 15–й страницы книги ~Великий маг~

- Да никакая не особая, - ответил я, - просто полная и постоянно пополняемая.

- Да? А то я все бумажными, бумажными... Вот наткнулся на один термин, но статьи по нему не обнаружил. Много косвенных данных, позволяющих получить некое представление, но нет определения...

- Заходите, - пригласил я.

- Я сброшу вам на сидюк.

- Спасибо, Володенька!

- Не за что, - ответил я весело.

- Жду.

- Когда к вам будет удобно?

- Да прямо сейчас.

- Спасибо, Володенька!

- Не за что. Только бы не спросил про эйнастию, мелькнула мысль. А так, я уверен, в моем банке данных есть все обо всем. Энциклопедии на бумаге - нонсенс, данные быстро устаревают, энциклопедии считаются неполными еще на стадии печати, зато электронные - постоянно пополняются через Инет. Писатели к Интернету приспособиться не могут. Это делают те, кто еще не писатель, но чувствует зуд "творить", что-то делать со словом, создавать какие-то миры... У них нет никакой ломки, страстного желания сохранить традиции. Они сразу принимают новые условия игры, сразу используют возможности электронных книг: тот же шрифт и цветные иллюстрации, которые, кстати, можно зумить, но плюс еще музыку, звуки, а при чтении, к примеру, сцены схватки на мечах раздаются характерные металлические удары, тяжелое дыхание, конский храп...

А следующий шаг, уже вершина мастерства - импатика. Умение сразу рисовать образами, не пользуясь устаревшим буквенным кодом. Я начал одним из первых, если не первым. Вначале даже ходил на Горбушку, где в старину покупал наборы шрифтов, потом наборы разнообразнейших звуков, цветовых эффектов, самых разных сэмплов, а теперь вот качаю из Инета.

Томберг умен, но он не может понять, что пришла смерть и театру. Даже кино. Нет, понять мог бы, но не может этого принять. Потому такую возможность отверг сразу, едва та замаячила на горизонте. Но программа Мухуддина позволила брать любой фильм - любой!

- даже времен немого кино, и переводить в формат импизма. А там вести весь фильм уже по своему желанию: кого-то прибить, кого-то спасти, этого женить на этой, а вот этот брак вообще расстроить. А то и вовсе соперников взять и поженить, сделав их гомосеками, чтоб женщина осталась с носом...

Помню, в газетах поднялся вой. Требовали запретить эту программу, но что сделано, то сделано: мухуддинка пошла в жизнь. Не было компа, где бы не стояла на харде. И даже те, кто клялся, что никогда не прибегает к подобной профанации искусства, эту программку не стирали. Так, на всякий случай. А вдруг в самом деле ее запретят и скачать из Инета будет нельзя?

Потом на Горбушке появились самопальные варианты популярных фильмов. Я сам покупал вначале и не всегда бывал разочарован. Иногда какой-нибудь провинциальный гений так заворачивал или переиначивал фильм, получивший всех "Оскаров", что фильм становился намного глубже, интереснее, поэтичнее, ярче. Появились имена этих метаимпистов, мы запоминали и, покупая пиратский диск, смотрели: чья импация. Ага, это имя знаем, берем, а это что-то новое, нужно сперва услышать о нем отзывы...

Томберг еще с порога потянул носом.

- Что у вас за кофе, что за кофе?..

- Не нравится?

- Что вы, меня еще на площадке шибануло!.. Весь подъезд знает, когда вы готовите кофе. Чудесный аромат... Я похвастался:

- Только что налил в вашу любимую голубую чашку. Хватайте, пока горячий. Он сказал растроганно и вместе с тем виновато:

- Володенька, ну зачем вы так?.. Я ж на секундочку и строжайше по делу! А тут пришел в гости - как не поесть...

- Как раз все успеете, - сказал я.

- И поесть - тоже. Я вам скачаю последнюю версию. Сегодняшнюю... У меня на графе "энциклопедии" букмарка, сразу вошел, скачал наиболее полный вариант, что обновляется ежесекундно, сбросил на дискету флеша. Томберг как раз допивал кофе, с опаской уставился на патрон в середке моей ладони, таким выглядит флеш-память шестого поколения.

- Это что?

- Дискета, - ответил я на понятном ему языке.

- Только на ней самая полная энциклопедия на сегодняшний вечер.

- А как...

- Вставите в зад компу, - объяснил я.

- Там есть такой разъем... Вот смотрите, здесь шесть дырочек, а там - шесть штырьков. В другое место поставить невозможно! Просто не воткнете. Он сказал печально:

- У меня все возможно. Я ж гуманитарий... А что потом?

- Само все загрузится, - заверил я.

- Вам останется только путешествовать по статьям. Он ушел, немножко потерянный, а дискету нового поколения нес на вытянутой руке, словно гранату, пролежавшую в земле со времен Второй мировой. Я закрыл за ним, не забыв поставить на сигнализацию, время такое, вернулся к компу и набрал на клаве "Ящерица, бегущая по воде". Хотел нажать ввод, но подумал и добавил <На задних лапах". Проц зажужжал от прикосновения

моего пальца к мышу, я откинулся, ждал. У меня всего терабайт оперативки, пора бы расширить до четырех, а то и восьми, приходится ждать, но, если честно, работу проц сейчас делает немалую.

Помню время, когда комп понимал только буквально, и если бы я написал "Ящерица, бегущая по воде", то он бы искал именно это сочетание букв, а на "Ящерица, которая бежит по воде" уже не реагировал бы, на экране высветилось бы: "Искомый объект не найден". Пришлось бы вводить просто "Ящерица", а потом из миллионов ссылок отсеивать по расширениям, по килобайтам, а потом уже и вовсе по интуиции, а оставшиеся пять-десять сотен просто тупо перебирать подряд, пока не попадется нужная.

Но когда с помощью сложных программ, которые жрут ресурсы, как электрические свиньи, компы научили понимать, что "Ящерица, бегущая по воде" и "Бегущая по воде ящерица" одно и то же, сразу огромный пласт проблем сдвинулся, поиск материалов стал намного проще. Теперь комп поймет, что мне нужно, если напишу даже "Бегущая по воде рептилия"...

На экране побежали синие строчки, подчеркнутые, мол, готовые ссылки, а бегунок все еще работает, ищет, вот еще появилась ссылка, еще...

Я щелкнул по первой же, сделал окошко, чтобы грузилось быстрее, там пошли кадры любительской киносъемки, через реку несется перепуганная ящерица на задних лапах. Бежит так быстро, что брызги разлетаются уже за спиной. Она успевает погрузиться разве что по щиколотку. Передние лапки смешно двигаются, как у бегуна-спринтера, глазки вытаращены, крохотная пасть распахнута, миниатюрный крокодильчик...

Щелкнул по другой, там большая статья из энциклопедии, цветные фото, кинокадры. По третьей ссылке попал на какую-то свадебную церемонию в племени масаев. Все-таки комп дурак, не отсеял эту чепуху, соблазнился на то, что эта церемония называется "Ящерица, бегущая по воде к своему жениху". Зато четвертая ссылка показывает именно ящериц, одну, другую, третью, что бегут по воде, часто-часто перебирая задними лапами. Снято мастерски, профессионально. Эти кадры уже можно брать, обрабатывать, готовить для моего романа. Хотя, конечно, посмотрю еще, я все-таки должен оправдывать свои высокие гонорары... На отдельном диске у меня собственные заготовки образов, а также мои замки, ландшафты, трехмерные портреты и фигуры, механизмы, целые миры со своими законами физики. Раньше это была отдельная директория, затем разрослась, а из-за того, что то и дело менял диск на все более продвинутый, приходилось перебрасывать с места на место. Что-то терялось, что-то стиралось, что-то находил уже после того, как миновала острая необходимость, да и надобность вообще. В особой директории у меня живет и развивается свой любимый мир Крондора. Так я назвал его по имени моей первой собаки, горячо любимой, самой умной, преданной и самой красивой на свете. В этом мире, построенном на средневековой основе, живут, любят, страдают и сражаются за правое дело отважные рыцари. Их ждут в замках прекрасные принцессы, в небе реют драконы, а силы Тьмы то и дело пытаются захватить эти земли и установить свою власть. Но силы Тьмы решаются на такое не часто, в основном же жители моего мира ссорятся по своим внутренним делам, даже воюют, осаждают замки друг друга, строят интриги, заговоры, сплетничают, ревнуют, завидуют, и время от времени то в одном месте, то в другом расцветает дивным цветом настоящая любовь, и я со щемом в сердце видел то повторение истории Тристана и Изольды, то Тахира и Зухры, то Лейлы и Меджнуна... Моего вмешательства почти не требовалось, а когда я и вынужден был вмешаться, то делал это осторожно, маскируя под внезапно пришедшую мысль в голову какого-нибудь отважного барона или же помогал какому-нибудь пастуху наткнуться на богатое месторождение железа или золота. Были у меня и другие миры, однажды запущенные, в которые я не вмешивался и даже редко заглядывал, там тоже живут, развиваются, набирают пойнты, загребают бонусы, укрепляются, развивают магию или науку, а то и то и другое, раздвигают границы своих владений, но я больше любил средневековый мир Крондора. Уж очень удался, нелепый, отважный, благородный и в то же время почему-то живучий, все еще развивающийся, несмотря на нелепую самопожертвенность, благородство, верность и прочие так вредящие прогрессу качества.

Мои миры оптимизированы на пробуждение вместе с включением компа. Я занимался своей работой, шарил по Интернету или лазил по библиотекам, а внизу экрана виднелась крохотная иконка с изображением башенки. Когда курсор оказывался на ней, там высвечивалась надпись "Крондор", показывая, что мир живет и развивается.

Когда наступали периоды депрессии или просто усталости, я кликал на эту иконку, некоторое время входил в курс дела, ибо многие персы уже продвинулись выше, кто-то погиб, иногда успевала даже смениться династия, границы владений баронов выглядели иначе. Я играл, что-то добавляя, или меняя, наслаждался полной властью над персонажами или попросту - персами, даже над погодой, сменой дня и ночи, над полезными ископаемыми, урожаем, нашествиями саранчи, мышей, потом депрессия проходила, я вспоминал, что живу все-таки в реальном мире, переходил в программу создания очередного романа, а мои миры продолжали развиваться уже без моего вмешательства и даже без присмотра.

Иногда мне настолько жаль бывало прерывать их жизнь, что я оставлял комп включенным на ночь, хотя 700 гигагерц - это постоянный монотонный шум, который не в состоянии перебить привычный шум транспорта за окном. И хотя умом я понимал, что время в Крондоре, да и во всех моих мирах останавливается, все же я чувствовал себя всякий раз неловко, когда выходил из этого мира и включал опцию "Закрыть все программы и выключить компьютер". Чтобы этого избежать, я заглядывал в другие программы, шарил по Интернету, а потом выходил из режима питания.

Конечно, я поступаю по-детски, ведь если выключение компа застало рыцаря на середине фразы: "Ваше Величество, я убил дра...", то завтра утром, когда я врублю комп, рыцарь договорит: "...кона и прошу выдать за меня вашу дочь!", а вклинившейся ночи он не заметит, однако же мне все же неловко. Даже если я не буду включать комп месяц, то все равно никто в моих мирах не заметит провала во времени, его не будет, но я все равно чувствую, что совершаю если не преступление, то хотя бы гнусность. Стыдно признаться, но от слова "феодализм" у меня тоже текут слюнки, как почти у всех фантастов. А фантасты так вообще наперебой забрасывают своих героев в наше родное средневековье, в альтернативное средневековье, а так называемые "научные" фантасты - в галактическое средневековье, межгалактическое и вообще вселенское. В этом галактическом или межгалактическом - звездные короли, звездные бароны, графы, доны и фоны Ста - кто больше?

- Обитаемых Миров, герцоги звездных туманностей, рыцари Галактики и крестоносцы космоса, замки из силовых полей размером с орбиту Юпитера, а то и с Бетельгейзе, чего мелочиться?

- епископы Христианских Солнц и миссионеры межгалактического пространства... И конечно же, гербы, менестрели, барды, лучевые мечи, кибернетические кони, интриги за то, кому сесть на трон и отрезать от мамонта кусок побольше, кому пожаловать в ленное владение соседнюю галактику, а кого по праву первой брачной ночи... гм... Почему феодализм так привлекателен? Конечно же, своеволием. Нас, честно говоря, здорово достала опека государства в лице президента, налоговой полиции, СМИ, идиота-начальника на службе, регулировщика на перекрестке, опаздывающего автобуса, общественного мнения... И вот в какое бы будущее нас ни забрасывала фантазия, мы подспудно понимаем, что этот гнет будет только усиливаться. Государство будет становиться все больше, а мы соответственно - мельче. И запретов, чего низзя, будет все больше и больше. Ведь сама культура - это система запретов. А мы вроде бы в пещерный век, где все было льзя, скатываться не собираемся. В то же время слишком далекое прошлое тоже чревато: при всей свободе первобытного человека слишком много неудобств, да и мамонта не так просто догнать и забить палкой по голове. Зато феодализм...

Вы сидите в своем укрепленном замке. Вы, по сути, король. А с настоящим королем вас связывают некие очень тонкие нити, основанные на вашей присяге, при которой у вас остаются все права, а вот обязанностей перед королем никаких. Разве что в случае нападения иноземного врага вы обязуетесь повести свои войска на этого гада. Но это вы сделали бы и без всякой присяги. Зато королевство ваше настолько восхитительно мало, что в нем можно... за всем уследить!

То есть вы - мудрый отец, который является верховным главнокомандующим, верховным строителем, верховным судьей... заодно прокурором и адвокатом, тоже верховными, можно с прописной, Верховным законодателем. Ваше слово - закон. Закон всегда, в каком бы настроении вы ни находились. Вы всегда правы, ваши распоряжения обсуждению не подлежат, так как все знатные вам принесли присягу, а незнатные живут только для того, чтобы наполнять ваши подвалы зерном и бочками вина, поставлять вам дичь ко столу и девушек для согревания постели, убирать мусор и чистить вам лошадей.

Уже только это дает такую сладость, что даже автор-профи, который пишет всегда с натугой, в романах о феодальном строе оттягивается по полной, будь это феодал с простым мечом или с лазерным! Конечно же, все это фигня, но зато какая приятная фигня...

Утром Барбос дрыхнет бесстыдно. Это я его поднимаю и веду выгуливать, но сегодня я проснулся от жуткого грохота. Барбос, сидя рядом с кроватью, вздумал почесаться. Задняя лапа при этом с таким грохотом лупит по полу, что у соседей снизу может отвалиться навесной потолок. Или рухнуть люстра.

- Свинья ты, - сказал я с чувством.

- Кабан. И не чешись, пожалуйста!.. Собаки благородных кровей так себя не ведут. Барбос взглядом дал понять, куда я могу засунуть его диплом о благородном происхождении, зевнул и принялся чесать бок, а потом и выю. Я пихнул в бок, Барбос не удержался на трех лапах, а когда подхватился, бросился на коварного обидчика. Минут через десять мы уже степенно выплыли из подъезда. Барбос даже не повернул головы в сторону клумбы или лужайки. Ему просто изволилось встать раньше, а вовсе не переполнился кишечник. Я, кстати, догадывался, потому сперва выпил чашку крепкого кофе, а уж потом потащился на свежий, кому он нужен в такую рань, воздух. Народ все еще идет на работу, вернее - на службу, рабочие прошли часом раньше. Домохозяйки отправились на рынок за покупками. Строительные рабочие укладывают асфальт. Не угадать, который из них рубанет тебя лопатой по голове... На миг впереди слабо мелькнуло в тени розовое пятнышко. Мне стало легче, следят за мной, следят и за теми, кто вблизи. Барбос двигался, как танк, посреди дорожки, и всяк встречный либо замирал, либо обходил по самой бровке. Далеко впереди у газетного киоска трое парней. Один уже рассчитывается. Значит, повернутся и отойдут как раз, когда буду проходить мимо. Самое время свернуть на тропку влево. Я, похоже, со своей инфистикой медленно, но уверенно вхожу в категорию лиц, наиболее подверженных профессиональному риску быть застрелену или как-то иначе убиту. Возглавляют список, по старинке, президент страны и всякие там канцлеры, но скоро народ поймет, в чьих руках подлинное могущество... В запястье легонько кольнуло. Я скрестил пальцы рук и закинул за голову, потянулся. Голос из браслета сказал негромко:

- Владимир Юрьевич, с тревогой сообщаю, что в издательстве "Тесляр" один новенький редактор очень вольно обращается с вашей рукописью.

- Кто вы?

- спросил я.

- Один из ваших читателей, - сообщил голос.

- Я не вхожу в редакторскую группу, но просто проходил мимо и услышал, как редактор хвастался...

- О чем?

- Как обычно: автор наворотил, а текст приходится чуть ли не переписывать. Конечно, врет, но что-то в самом деле правит, я сам видел.

- Спасибо, - сказал я.

- Огромное вам спасибо!

Большинство редакторов - нормальные люди с нормальной психикой, то есть хотят работать как можно меньше, а получать как можно больше. Мне от них вреда никакого, меня не беспокоят. Но всегда находится крохотный процент редакторов, которые свое дело знают и любят. Они не могут видеть неверно поставленную строку, не к месту всобаченный эпитет, глупое сравнение или просто неверную постановку слов. Они автоматически реагируют на любую корявость языка, тут же бросаются править, улучшать... а это предполагает либо вычеркивание, либо дописывание каких-то слов, ибо простой перестановкой слов удается обойтись очень редко.

На это могут идти только редакторы-подвижники, ибо такая самоотверженность не нравится никому. Издатель требует сдавать рукопись как можно быстрее, а любой автор всегда недоволен, просто инстинктивно защищает написанное им - любимым, талантливым, замечательным.

У меня отношение двойственное, ибо вижу правоту и крайнюю необходимость редактора, но сам все же им не доверяю. Тех старых монстров не осталось, когда редакторами работали крупнейшие писатели, знатоки и виртуозы языка. Тогда во главе издательств стояли самые крупные писатели, редакциями заведовали писатели рангом чуть мельче, а на месте простых редакторов сидели рядовые писатели - знатоки языка, прекрасные лингвисты и филологи, умные образованные люди.

Сейчас же во главе издательств обычно крутые ребята, что раньше торговали водкой, а то и сейчас еще торгуют, а

издательство - это так, побочное вложение денег, как в производство презервативов и кока-колы. Естественно, требования к заведующим редакциями и редакторам вполне в духе рынка... Потому и не доверяю редакторам. Нынешним. Тем, старым, отдал бы рукопись и заранее соглашался бы со всеми... или почти со всеми замечаниями. А этим - нет, не позволю. Вовсе не потому, что они все рыночники, тот же процент подвижников никуда не делся. Но у меня нет времени на своей шкуре проверять, кто из них нормальный, а кто - вроде меня. Да и не начинающий я автор, чтобы издатель мог заставить меня принять литературную правку какого-то безымянного мальчика. Рукописи таких монстров, как я, должны попадать к таким же монстрам редактуры... но если их нет, то пусть все идет без редактуры. Невычищенная рукопись стыдливо называется "в авторской редакции". Когда я шел вдоль кромки леса, второй звонок, веселый голос прозвенел, как будто зазвучали серебряные струны.

- Привет труженику пера!.. Кстати, почему вас так называют?.. Потому что любите поспать? Ее голос понизился, стал грудным, завлекающим.

- А при чем тут поспать?

- удивился я.

- Говорят, подушки в старину наполняли перьями, - ответила она.

- Не представляю... Это ж сколько воробьев нужно ощипать?.. А с птиц покрупнее - перья жесткие, проткнут любую наволочку. На сегодня есть какие-то пожелания?

- Да вроде бы нет, - ответил я медленно, ибо очень захотелось, чтобы она оказалась рядом, поблизости, чтобы видел ее, говорил, чувствовал запах ее тела.

- В смысле, экстраординарных...

- А обычные, - поинтересовалась она, - есть?.. В смысле, человеческих?

- Человеческих? - переспросил я.

- Ах, в смысле...

- Именно, - подтвердила она.

- Застойные явления чреваты! А если злоупотреблять виртуальными партнерами, то может выработаться стойкое неприятие естественных...

- Кристина, - прервал я, - заткнись со своими медицинскими терминами!

- Ой, Владимир Юрьевич, это не медицина. Это - реальность. Как мне жаждется, чтобы вы набросились на меня, аки безумный зверь, и всю использовали! Грубо, зримо, по рабоче-крестьянски. Я обещаю делать все-все, что пожелаете!

Я сам едва не брякнул, чтобы приезжала, пора положить конец моему дурацкому воздержанию, но теперь, когда такое сказанула, я собрал всю волю в кулак и ответил как можно тверже:

- Кристина... как насчет карты к книге "Путь в Запретную долину"?

- Ка... карты?

- переспросила она растерянно. Потом упавшим голосом:

- Да, я нашла ребят, что уже делают. За пару недель будет готова. Со всеми населенными пунктами, которые упоминаются и которые не упомянуты... но в тех местах наблюдаются.

- Спасибо, - поблагодарил я ровным голосом.

- Как только будет готова - сразу ко мне, хорошо?

- Ого, - вырвалось у нее.

- А раньше никак нельзя?

- Почему?

- удивился я.

- Как только что-то дельное... Ой, прости, Барбос что-то грызет в кустах! Гады, везде разбросали кости...

Я отключил связь, а оклеветанный Барбос посмотрел на меня укоризненно. Он в самом деле носился по кустам, но ни на минуту не останавливался и ничего втихушку не жрякал.

- Извини, - сказал я.

- Понимаешь, еще секунду и я... позвал бы.

"А завтра, - сказал себе молча, ибо не мог выговорить вслух, - когда она приедет, я сдамся". А она приедет. Наверняка. Голову наотрез, что приедет.

ГЛАВА 20

На лекцию Михаил вез вроде бы инфиста, но на самом деле на заднем сиденье сидело чучело инфиста. Внутри этого чучела сидел злой распаленный самец, вдруг сообразивший, что мог бы эту роскошную женщину пользовать с первого же дня. Михаил что-то рассказывал, а в моем распаленном сознании мелькали всякие разные сцены, картинки, слышались те самые звуки, черт бы побрал эту жару! Зимой это давление я бы перенес чуть легче. В аудитории по рукам передавали книгу в яркой обложке. На меня поглядывали хитро, посмеивались. Я взошел на кафедру, книгу передали с задних рядов Бережняку. Я узнал свою последнюю книгу, вышла на днях. Бережняк с ехидной улыбкой показал ее бархатному. Оба принялись листать, я прокашлялся, заговорил:

- Я вижу, вы раньше меня увидели мою последнюю книгу. А я вот даже не похвастался, будто стыжусь, что пишу и в таком жанре... Как будто в фантастике другой алфавит! Или для ее чтения надо омарсианиться. У читающего фантастику такая же порция крови бродит по большому... или малому, не помню - кругу, омывая поочередно мудрый мозг, горячее сердце и похотливые гениталии, как и у читателя классики. И потому приемы воздействия на читателя фантастики те же. То есть правильно расставить кодовые знаки на бумаге. Если хотите, назовите их для загадочности рунами. Надо с помощью букв возвести мощное красивое здание, а кого туда поселить: фантастов, лавсториков или истористов - можно решить потом... Еще раз, потому что это очень важно: любая постройка начинается с изготовления кирпичиков. Будут кирпичи высокого качества, из них можно построить любой дворец... как и хлев, увы, но из хреновых кирпичей можно построить только хлев. Да и то до первого дождика. Язык и есть те кирпичики, из которых строится вещь. Когда я читал "Аэлиту", "Петра Первого" или "Хождение по мукам", я не чувствовал, где фантастика, где исторический, а где роман на тему Гражданской войны. Язык совершает чудо присутствия, соучастия: я изничтожал гада Тускуба на Марсе, прорубал вместе с Петром окно в Европу, метался между красными и белыми...

Из задних рядом поднялась рука. Мужчина средних лет, что дотоле молчал, поднялся, одернул невидимый китель и сказал громко:

- Позвольте обратиться... Почему вы отдаете предпочтение фэнтези?

Я развел руками.

- Да, больше половины моих вещей в этом жанре... Возможно, потому, что это и есть самый древний и самый емкий жанр. Все эти видения и откровения древних жрецов, затем - христианских мудрецов, богословов, пророков - не из того же жанра? Все утопии, все религиозные и этические учения?.. Ведь где грань между видением, пророчеством, грезой и мечтой?.. Коммунизм был несбыточной грезой, потом стал мечтой, затем - учением, его даже взялись воплощать в жизнь! И чуть-чуть не воплотили. А сколько этих фэнтезий определяют нашу жизнь и доныне?..

- Фэнтезий?

- А что, по-вашему, христианство, ислам, буддизм, вера в приметы, чтение гороскопов, соблюдение правил этикета?.. Но если брать конкретно книги, а то я увел вас в сторону, то в фэнтези наши желания видны по-детски откровеннее, без прикрас. Ну, вы ведь уже привыкли, вас не смешит, что есть удивительные миры, где графья ходят стадами, как гуси, баронов пруд пруди, герцог на герцоге сидит и герцогом погоняет, а уж насчет королей - так и плюнуть некуда: обязательно попадешь в венценосную особу. Зато крестьян и всяких там простых нет вовсе. Бывает, появляются в случае крайней надобности, потом бесследно исчезают... Если кто-то из нашего мира по какой-то случайности попадает в прошлые века, то непременно всаживается в тело графа, барона или герцога! Обязательно богатого, молодого, красивого, знатного, который владеет всеми видами оружия, знаком с магией, а подвалы забиты сундуками с золотом.

В аудитории посмеивались, переглядывались.

- Да-да, - повторил я, - эти удивительные миры - "наше прошлое". Или просто фэнтезийный мир, где атрибуты прошлого ну просто обязательны. Простолюдин там, судя по романам, повторяю, редчайшая редкость. По крайней мере, надо прочесть десятки романов, чтобы наткнуться на промелькнувшее упоминание о простолюдине. Зато горгон, драконов, вервольфов, троллей и прочих гномов - пруд пруди, но очутиться в теле простолюдина... нет, это было бы слишком большой удачей! И просто невероятной фантастикой. Они заговорили шепотом, сдвинув головы, понятно, перебирают в памяти романы насчет простолюдинов, я сказал чуть громче:

- В фэнтези вам тут же предложат отвести принцессу из пункта А в пункт Б, дадут в спутники уродливого гнома, дабы оттенял вашу красоту и силу, или же красивую девушку... ессно, владеющую всеми видами оружия и так далее. А то гнома и девушку сразу. Ну, все понятно вроде бы? Кое-кто откровенно ржал, кто-то хмурился. Этих понять можно, сами явно пишут именно про принцессу из пункта А в пункт Б, наивно веря, что именно они такое придумали впервые. И понятно, я - гад, наступаю на горло такой замечательной и оригинальной песне...

- Нет, - сказал я неожиданно, - из рядов знатоков тут же раздается знакомый клич. Па-а-ачему меч героя заточен с одной стороны, а рукоять в семь дюймов длиной? Ведь известно по раскопкам и трудам известных раскопщиков, что в том веке мечи начали затачивать с двух сторон, хоть и не до конца, а рукояти делались не в семь с половиной дюймов, а только в семь!!! Неверно!!! Плохо!!!.. Ну что сказать, ну что сказать? Я сам как-то попался на такие придирки. В "Четверых с Холмов" поменял сабли степняков на мечи, так как сабли у степняков появились намного позже, их изобрели и стали пользовать, как мне подсказали, гунны. И вот я вымарывал везде сабли, ставил вместо них "мечи", и когда получалось, что меч на меч, то начинал вертеться как уж на сковородке, пытаясь как-то достичь хотя бы прежнего эффекта.

Мерилин вскинула руку, спросила живо:

- Но как в таких случаях поступать?

- Ситуацию не стоит доводить до абсурда ни в какую сторону. Конечно же, мушкетер должен орудовать шпагой, рыцарь - мечом, а повар - поварешкой. Но читателю до лампочки, какая шпага: трехгранная, четырех или шести. Или же вовсе круглая по сечению. То же самое и к мечу. Писатель должен описывать ощущение от меча, а не сам меч! "Он взял меч, на рукояти осталось место еще для двух ладоней, а мышцы вздулись по всему телу от усилий не уронить..." Этим сказано иносказательно, что меч велик и тяжел. А если автор вместо этого с точностью до миллиметра выпишет длину, сообщит точный вес и марку стали, то заслужит лишь похвалу от фидошей, но испортит текст. А с ним и впечатление, а значит - книгу. То же самое и к коням, попонам, стременам, уздечкам. Описывая с похвальной точностью конский загубник, можете не углядеть героя. Или злодея, который подкрадывается со спины с ножом в зубах!

Смех погас давно, а теперь и улыбки становились все неувереннее. Все-таки нужно немалое нахальство, чтобы попытаться не обращать внимания на мнение "знатоков". Тем более без кавычек, действительных знатоков.

- Да, - сказал я настойчивее.

- Да, на вас будут нападки, будут обвинения в неточности. Слушайте внимательно, но помните: на всех не угодишь. Замечания принимать надо только те, которые работают на ваш роман. С помощью которых его можно улучшить. В любом случае ссылайтесь на англичан с их "Эскалибуром"!.. Да что там "Эскалибур"... Недавно по ящику увидел штуку покруче. Шля очередная экранизация подвигов короля Артура и его рыцарей Круглого стола. Так вот там пара персонажей - негры. Или, как теперь говорят, англичане афро-азиатского происхождения. Сэр Ланселот Озерный пока что еще не черный, но вот пара рыцарей уже чернее обугленных головешек. Понятно, стирание расовых различий, то да се, но все же как-то дико видеть известных героев неграми, в ту эпоху на островах Британии не подозревали, что за их островом есть еще земли. А в Африке не предполагали о существовании Оловянных Островов, то бишь Англии! По всей аудитории начали переглядываться, вспоминают и этот сериал, и подобные дурости. Однако то юсовские фильмы, им можно, это по отношению к отечественным почему-то сразу возникают все строгости.

- Мы знаем еще большую халтуру, - продолжал я, - созданную с поистине юсовским размахом! Не имея истории, славного прошлого, юсовцы умудрились своих вшивых и грязных пастухов представить крутыми и постоянно стреляющими героями! И с каждым годом это пастушье становится все круче, шире в плечах и выше ростом, обладает уже нечеловеческой убойной силой... И вот уже по всему миру идут эти вымытые всеми шампунями, стерильно чистые и белозубые ковбои, у. которых скот пасется сам, навоза не бывает вообще, а они только стреляют с двух рук, никогда не промахиваясь. Поистине Штаты - страна с непредсказуемым прошлым! Но добились же! Уже не только самые недоразвитые верят в то, что такие ковбои были. Уже и полуразвитых удалось убедить... Кое-кто опустил глаза, косвенно признаваясь, что тоже входит в легион этих полуразвитых. Я сказал мягче:

- Это к тому, что мы, как часть мировой цивилизации, не можем игнорировать закономерности, как говорят в Госдуме, и оставаться в стороне от мирового процесса и общемировых тенденций. Как сказано, а? То есть все врут о своей великой истории. Все ее переиначивают, как хотят, а хотят, понятно, себе предков покруче и с плечами пошире! И только Россия - уникальная страна, где своих предков стараются втоптать в грязь как можно глубже. И в дерьме утопить. И на могилах сплясать, на памятники наплевать... Не надо Дурью маяться, люди. Всем же ясно, что при дворе князя Владимира... это десятый-одиннадцатый, века, воины были куда круче артуровских вооружены, дрались постоянно то с печенегами, то с ляхами, то всякие племена покоряли! А "рыцари" короля Артура... это пятый век!.. явно и вооружены гаже, и доспехи самопальные, и дрались только друг с другом. Но если почитать художественную литературу, которую делаем мы сами, то нашампуненные рыцари короля Артура скачут в полных рыцарских доспехах восемнадцатого века, а наши герои все еще в звериных шкурах бьются каменными топорами!

Я сделал паузу, сказал с нажимом:

- Самое же главное, что читатель все глотает!!! Но если так, то не будем жить по двойным стандартам, которые ввел Петр Великий и которые потом поддерживались всеми властями, вплоть до нашего времени: иностранцам все лучшее, а себе объедки. То есть еще один довод, помимо литературного, почему можно не очень-то считаться с историей и ее летописями. Боюсь, что этот непристойный довод окажется весомее, ведь многие привыкли смотреть на Запад, как на образец. Там брешут, выставляя своих дикарей рыцарями? Так не будем же своих блещущих доспехами витязей в угоду Западу наряжать в звериные шкуры!.. Да и вообще... Во главу угла - результат. Что вы хотите достигнуть произведением? Вот и достигайте. Не обращая внимания на число пуговиц.

Бережняк сказал громко:

- Вам не кажется, что это... чересчур цинично?

- Мы живем на этой земле, - ответил я невесело, - и среди этих людей... Других, в смысле лучше, - нет. Может быть, на Марсе?.. Но мы здесь, на планете Земля. Среди людей, которым еще миллионы лет карабкаться до совершенства. И выдавливать из себя раба, обезьяну, свинью, крокодила, медузу, амебу... Следовательно, приходится учитывать век и нравы. Что делать, нас обязали родиться в этот век и в этой точке пространства!.. Можно найти себе подобных и упиваться своим совершенством, но я предпочитаю поднять все человечество хотя бы на миллиметр. Потому и надо ориентироваться на восприятие простого человека. Массового. О нем в самом деле надо говорить много и не по разу, так как вся литература да все искусство зиждется на

восприятии. Кто этого все еще недопонял, пусть дальше не читает, а начнет штудировать записи моих лекций сначала. Увы, приходится объяснять такие простые и понятные вещи! Но тем не менее будьте готовы, что после выхода любой книги десятки доброжелателей будут учить вас, как правильно изображать гранатомет, линкор или политику Монтгомери.

- Как вы советуете поступать?

- Просто не обращайте внимания. Это в целом хорошие люди. Они искренне уверены, что если "изобразить правильно", то роман станет лучше. Ну как, к примеру, когда начали выходить фильмы о Джеймсе Бонде, я помню, как покатывались со смеху наши разведчики и околоразведчиковые писатели. Заполняли газеты ядовитыми заметками, что это все нелепость, что за такое поведение любого разведчика выгнали бы в три шеи, что там ошибка на ошибке!.. И чтобы показать "как надо", было выпущено несколько убогоньких фильмов... Убогоньких, зато правильных во всех деталях. Где они? А неправильные фильмы с Бондом и сейчас смотрят с удовольствием по всему миру. Когда я выпустил свой очередной роман, такой читатель, перелистнув последнюю страницу и отбросив мокрый от слез платок, начинал торопливо строчить письмо с указаниями, как правильно изобразить политику России, как устроен автомат Калашникова и какой курс йены был в тот день в указанном регионе земного шара... Но на фиг мне это? Читающий проливал слезы - вот главное! Он сам был готов со связкой гранат броситься под вражеский танк, только бы жила Россия, - вот задача, которую я, кстати сказать, выполнил! А "как правильно" - это для справочника. Как правильно - это уже не литература. Бережняк покачал головой.

- Все равно. Это цинично. Именно это уже не литература. Я улыбнулся ему, а в сторону аудитории сказал:

- Вам будут постоянно писать и говорить, что в ваших книгах слишком много жестокости... или слишком мало, что хорошо бы губы Василия Петровича приставить к лицу Семена Моисеевича, а вот подбородок Автандила Гундаревича лучше бы Васе Пупышеву... Это почему-то считается основой литературного анализа и вообще вдумчивой литературоведческой критикой: что добавить, что убрать или что исправить, дабы весчь стала исчо лучше. Честно, в детстве я сам так полагал, а на черном рынке среди таких же фанатов глубокомысленно доказывал, что если бы автор П. образ такого-то героя малость смягчил, а такого-то героя ужесточил, а мавзолей к тому же покрасил в зеленый цвет, то роман был бы намного лучше... А в самом ли деле стал бы лучше? Если подумать? В самом ли деле пьеса "Ромео и Джульетта" стала бы "лучше", если бы герои не погибли, а счастливо поженились, как в многочисленных дамских романах? Если бы Отелло не удавил блондинку, а занялся бы с нею безопасным сексом?.. То есть вы в самом деле уверены, что советуете правильно?

Я спрашивал, глядя им в глаза, и все качали головами, мол, они не такие, они - хорошие. Я сказал горько:

- Конечно же, уверены. По крайней мере, девяносто девять процентов человечества уверены неколебимо и твердо. Но я обращаюсь к тому одному проценту, что сейчас заколебался. Это, конечно, нечестно - отбирать у литературных критиков кусок хлеба с маслом, нередко еще и с икрой, но все-таки скажу, что единственным верным критерием литературного произведения является его экспрессия. То есть подействовал он на вас или нет. Захотелось ли вам хоть на минутку после прочтения этого романа сделать мир лучше? А иначе получается невероятнейшая глупость: проливают слезы над одним романом, а затем, в угоду услышанному мнению, в своей тусовке расхваливают язык, стиль и прочие детали какого-то неработающего, но объявленного модным или авангардным механизма!

Бережняк перекинулся парой слов с бархатным, тот вскинул руку.

- Простите... вы абсолютно против всех жанров, кроме социалистического реализма?

- Все жанры хороши, - ответил я старой цитатой, -

кроме скучного. Но вопрос хорош, спасибо. В самом деле, надо ли уходить в экспериментирование с формой? В науке говорят: даже отрицательный результат полезен. Он показывает, что в том направлении ловить нечего. То же самое и в литературе. Так вот, давайте все же признаемся, что все эти акмеисты, постмодернисты, имажинисты, киберпанки, джетчуки и все прочие нынешние новые, что экспериментируют со словом и формой, что они - экспериментаторы. Результат всех этих поисков пока что нулевой. Но спасибо им за то, что искали. Другие, как стадо баранов, перли по пути реализма, потом - соцреализма, а теперь просто разбежались по сочному лугу вседозволенности, чтобы понятнее массовому читателю, ибо лучше получить по рублю с десяти миллионов, чем по сотне с тысячи интеллектуалов. Это, конечно, не значит, что в литературе ничего больше придумать невозможно. На самом деле где-то еще есть золотая жила... Но я, старый крокодил, понимаю, что на ее поиски можно убить не одну сотню лет, а жизнь намного короче. А что-то сказать хочется вот прямо сегодня, а не через сто лет. Так что вот вам карты, решайте сами. Бархатный проговорил медленно, тягучим голосом, что выдавало в нем уроженца Украины:

- Вам не кажется, что вместо того, чтобы поощрять к экспериментированию в литературе, вы сразу загоняете нас в довольно узкий коридор? Шаг вправо, шаг влево - попытка к бегству?

- Есть тропки, - сказал я, - по которым уже прошли другие, намного раньше. И уперлись в тупик. Но есть тропки, куда никто не ходил... Понятно, что лучше искать на неизведанных. Но насчет загоняния в узкий коридор... гм... Я в очень непростой ситуации, честно! Когда начинающий приносит свою первую рукопись маститому автору - это я о себе, но потом коснется и вас, так что слушайте внимательно, то ждет, ессно, только похвалы. Как бы ни уверял, что примет любое заключение! Вот тут и возникает та самая Щекотливость. Я снова сравниваю ситуацию со спортом, где все так просто, так ясно. Вот начинающий приходит к мастеру и говорит, что он, к примеру, великий прыгун. Или силач. Мастер молча указывает на планку на высоте два метра или на штангу. Сам он, как уже известно, берет высоту в два с половиной метра или поднимает штангу в полтонны. Начинающий прыгает, прыгает, снова прыгает, но выше чем на полтора метра прыгнуть не может. Или не в состоянии поднять штангу в двести килограмм. Всем все ясно, в том числе и начинающему. Он точно знает, на сколько именно он отстает от мастера... Не та ситуация в литературе. Щекотливость в том, что мастер точно видит, на сколько именно начинающий недопрыгивает, в то время как начинающий непоколебимо уверен, что он прыгает даже выше этого занюханного мастера! Ибо к тем разбросанным по бумаге буковкам у него все время подключено собственное воображение, что дает другую картину, не ту, которую видят другие читающие.

Я перевел дыхание, развел руками.

- Потому мастеру приходится особенно туго. Такой же начинающий у другого начинающего заметит одну-две ошибки, а в остальном все о'кей, но мастер заметит все. Потому не может сказать всей правды, это будет слишком... да-да, слишком. Это будет кувалдой меж ушей, если говорить очень мягко! Чем выше мастер, тем более жестоким может быть его приговор... если не слукавит, не пожалеет новичка, не скажет лишь четверть правды, а то и вовсе не смолчит про ошибки. Да и не в доброте дело. Новичок просто не поймет. Заявит, что мастер к нему придирается. А раз так, то какой он мастер? И вообще - пишет плохо, слог корявый. Сюжеты краденые, анекдоты чужие, герои серые...

Бархатный и Бережняк посовещались, Бережняк спросил подчеркнуто вежливо:

- Вы всячески подчеркиваете свое право сдавать в печать... невычищенные тексты. Не говоря уже о том, что у многих это вообще вызывает сильнейшие подозрения, умеете ли вы вообще писать... различаете ли вы текст вычищенный и невычищенный, но возьмем глобальнее - не входит ли это в противоречие с принципами культуры языка и литературы вообще?

Их слушали внимательно, все-таки авторитетом пользуются, пользуются. И группировка их побольше, чем у Мерилин.

- Спасибо, - ответил я, - вопрос хороший, как раз по теме. Во-первых, как это ни звучит кощунственно, но культура языка и литература - это две большие разницы, как говорят в Думе. Культуру языка я оставляю специалистам по культуре языка, а я говорю только о литературе. Вы задали интересный вопрос. Делает ли сильное произведение, над которым вы плакали и волновались, слабым неудачная фраза, невычищенный кусок текста? И связанный с ним другой вопрос: делает ли слабое произведение сильным безукоризненный язык, идеально вычищенные от сорняков фразы?.. Итак, что считать литературой вообще? То, что волнует, задевает, заставляет спорить и менять взгляды, или же ровное милое произведение, в котором ни сучка ни задоринки, все тихо и гладко? Ну, знаете ли, как вот если вы сидите на кухне с милым интеллигентным человеком за хорошо сваренным интеллигентным кофе, ведете интеллигентные беседы о культуре, о низком уровне масс, о быдле, над которым так приятно чувствовать полное превосходство и пинать его, а потом расходитесь, очень довольные беседой и общением. Правда, говорили, как будто с самим собой, ничего не добавилось, не убавилось, но время провели приятно... Даже приятно во всех отношениях, если вы достаточно продвинутые в общечеловеческих ценностях. Да, это тоже считается литературой. На самом деле именно эти произведения и составляют основную массу литературы, а их авторы очень хорошо устраиваются в жизни, получают премии, позируют перед телекамерами, их называют Лучшими, Лицом Культуры, Совестью нации и так далее Бережняк надулся, бархатный бросил на меня саркастический взгляд и что-то прошептал в сторону Бережняка. Тот угрюмо кивнул. Мол, его никогда никто не считал Лицом Культуры, вот и злится. Я закончил безжалостно:

- Однако проходит десяток лет, становится ясно, что это вовсе не литература. Хотя ее авторы успевают урвать Дачи, премии и пр. подачки со стола феодала. Их труды сдаются в макулатуру, и вдруг с удивлением обнаруживается, что Настоящую Литературу делают совсем-совсем не эти мелькающие на страницах газет лица. Я понимаю, велик соблазн поскорее появиться на страницах газет! Велик соблазн поскорее угодить вкусам широкой публики, собрать гонорары, красивых женщин. Но все же постарайтесь сперва пойти по дорожке, которая приведет к Настоящей славе. Она труднее. А эта, когда для успеха надо всего лишь потрафить вкусам культурного большинства, никуда не уйдет! На нее спуститься можно в любой момент. Спуститься - не подняться, это под силу всем.

Я взглянул на часы, до звонка на перемену еще две минуты, но в горле уже пересохло. Согласен даже на пепси или нарзан, только бы промочить горло. Указал на часы, улыбнулся, начал складывать пальмик.

Вместе со звонком в дверях меня догнали, кто-то с ходу сунул экземпляры моей книги, у меня для автографов теперь всегда ручка наготове. Кто-то начал выспрашивать, как лучше пристроить рукопись в издательстве.

Когда я шел мимо буфета, видел, как Мерилин живо беседует с буфетчицей. Двое парней выхватывали из-под ее рук чашки и бутерброды. Она помахала мне, указала на дальний стол. Туда сразу потащили еще стул. Я чувствовал себя несколько неловко, ибо по возрасту отличаюсь от них не так уж чтобы очень, но они каждым движением подчеркивают, так сказать, расположение всех нас на очень высокой лестнице литературы, уходящей на небеса.

Я жадно отхлебнул кофе, горячая струйка потекла по гортани, и сразу мир стал ярче и красочнее. Можно бы крепче, но и этот хорош: по крайней мере горяч и с сахаром.

Мерилин сказала с той стороны стола:

- Владимир Юрьевич, тут Карелов написал повесть, но побаивается отдавать в издательство...

Я удивился.