Чтение 15–й страницы книги ~Зона справедливости~

Алексей, казалось, не слышал. Медленным движением он снял очки и, бросив на стол рядом с банкой, неловко поднялся с табуретки. Выпрямился. Волосы - дыбом, глаза - незрячие.

- Мне отмщение... и Аз воздам... - запинаясь, с тихим сумасшедшим смешком выговорил он.

- Чего?.. - поразился Борька и тоже привстал, глядя на Алексея с откровенной тревогой.

Действительно, физиономия у Алексея Колодникова была в этот миг такая, что поневоле встревожишься. Сначала лицо его выражало ужас и только ужас, а затем вдруг озарилось шальной улыбкой, исполненной изумления и злорадства.

- Вот!.. - ликующе, со всхлипом выпалил Алексей и произвел вдохновенный, хотя и решительно непристойный жест - от локтя, сразу почему-то успокоивший электрика.

- Ты это кому? - с интересом спросил Борька и, все еще помаргивая, снова опустился на табурет.

- Им! - победно прорычал Колодников, стискивая кулаки. - Им, сукам! Что? Допрыгались, твари!.. Кру-тые!.. Ну и где вы теперь все будете?.. С бицепсами вашими, со стволами, с машинами у подъезда... Идешь - взглянуть на него боишься... Сволота, убийцы!.. Вот когда за все ответите! Крышка вам теперь, господа, крышка! Крышка!..

Ощерясь, он торжествующе ляпнул ладонью по кухонному столу, заставив все на нем подпрыгнуть и едва не разбив заодно свои же собственные очки.

- Выпьем! - рявкнул Колодников, хватая банку с надписью "Осторожно! Ядохимикаты!"

Дождь за окном почти стих. Оборвавшаяся напоследок молния расщепилась корнеобразно и ушла, надо полагать, сразу по нескольким грешникам...

*****

Трудно, ох, трудно дались Алексею эти два в общем-то недлинных лестничных пролета между третьим и вторым этажами. И не в выпивке было дело, хотя коричневую банку со страшной наклейкой они с Борькой почти прикончили. Хмель не то чтобы улетучился - нет, он как бы прижух, затаился до времени, стоило Колодникову вспомнить про Александру. Как же теперь к ней подступиться-то, а?.. Сразу огорошить тем, что стряслось во дворе и вообще на белом свете, или все-таки попросить сначала прощения?..

"Тоже мне - воздаяние!.. - желчно мыслил доедаемый совестью Алексей, топчась в нерешительности на промежуточной площадке между этажами. - Да за такие дела в асфальте растереть мало... подонка!.. Жену ударить! Ну не сволочь, а?.. Надо же, пощечину ему вернули... Всего-навсего! Да я бы на их месте..."

А на чьем, собственно?

"Все-таки я неверующий... - уныло подумал он. - Раз такой вопрос задаю..."

Кое-как одолев оставшийся пролет, Колодников горестно взглянул на кривовато прибитый жестяной номер и осознал, что отпереть дверь собственной квартиры он пока не в силах. Потом перевел взгляд на испачканные в дворовой грязи туфли. Хорошо бы выйти из подъезда и помыть где-нибудь в луже... "Да-да, конечно! - обрадовался он. - Все-таки какая-никакая, а отсрочка..."

Дождь кончился, с карнизов и деревьев капало. Светящихся окон осталось совсем немного, во дворе было черным-черно. Алексей сошел с крыльца и двинулся по асфальтовой дорожке к той арке, что выводила на проспект. Глотнуть ночного воздуха и набраться решимости. Заодно и туфли отмоются...

Пока добрался до светлой каменной норы, ноги он промочил окончательно. Интересно, а это... ну, это вот... то, что вернуло ему оплеуху... Оно еще действует или уже нет? Борька говорил: раньше - до часу ночи, но это раньше... А теперь?

Колодников поежился и огляделся. Прямо хоть возвращайся к Борьке и проси, чтобы позволил ущипнуть... ("Только больно, учти, до синяка...")

- Мне ничего не грозит... - недоверчиво прислушиваясь к собственному голосу, с запинкой произнес Алексей. И еще раз, потверже: - Мне ничего не грозит...

Ошарашенно пожал плечами и вдруг тихонько засмеялся. Всю жизнь! Всю жизнь он боялся ударов, драк, крови... Скрывал свою трусость, стыдился ее... А стыдиться-то, оказывается, было нечего! Так-то вот, господа! Бог - не фрайер... Триста раз подумаете теперь, прежде чем кулак занести... или там на курок нажать... А то придумали! Чуть что: "Стрелять!.. Стрелять!.."

Впереди сияли мокрые асфальты проспекта. Алексей миновал арку и, выйдя на свет, оглядел хлюпающие при каждом шаге туфли. А, сойдет! Хотя... Колодников приблизился к луже под фонарем и, ступив в нее, слегка подрыгал левой ногой - ополаскивал каблук.

А ведь надо полагать, что сегодня ночью происшествий не было. А значит и не будет... до утра... Вон какая гроза прошла! И в самое-самое время: все по домам сидели, носа не высовывали. Впрочем... (Колодников тревожно призадумался.) Охранника и бывшего замполита Сергея Григорьевича накрыло ведь прямо в компьютерной... Стало быть, получается, что и стены не спасут?.. Освятить-то - забыли...

- Почему в нетрезвом виде?..

Алексей вздрогнул и обернулся. Приближающихся шагов он не услышал вообще. Да и немудрено: все вокруг капало и хлюпало. Блюстителей порядка было двое. Равнодушный мордоворот-сержант в сверкающей кожаной куртке и лопоухий мальчишечка неизвестного звания в не менее сверкающем мокром плаще с капюшоном. Надо же! Стоило кончиться дождику - тут же и повылезли. Как грибы... Ах да, мы ж ведь теперь - криминогенная зона... Ночной патруль...

Секунду Колодников непонимающе смотрел на подошедших, затем, осененный, стремительно оглянулся в сторону арки. Если менты разгуливают живехонькие и даже небитые - стало быть, и впрямь все уже кончилось... на сегодня...

- Который час?..

Лопоухий мальчишечка, услышав дерзко прозвучавший вопрос, заметно обиделся. Сержант остался равнодушен.

- Поздний... - лениво пропустил он сквозь зубы и, как бы невзначай похлопал Колодникова по животу. В правом кармане куртки брякнули ключи с брелоком, впрочем, особых подозрений не вызвав.

- Документы с собой есть?

Документов с собой у Алексея не случилось. Он виновато развел руками и снова уставился на стражей порядка. Лицо его было распялено диковатой восторженной улыбкой. Во-первых, на улице его еще ни разу не брали, а во-вторых: они что, не понимают, насколько им повезло? Окажись они здесь часом раньше... Да подумать страшно, что бы с ними стало!

- Ребята... - умиляясь своему великодушию, растроганно проговорил Колодников. - Вы не поверите... Но я так счастлив, что вы целы-невредимы...

Менты многозначительно переглянулись и, молча кивнув друг другу, подступили к задержанному с двух сторон.

- Да я сам... - слабо отстраняя от себя их руки, весело говорил он. - Я сам пойду... Куда? Туда?.. Без проблем!..

Втроем они двинулись к ночному перекрестку, где подобно кубику искусственного льда тлела, наполненная изнутри белым холодным светом, недавно, видать, поставленная будка. Ночное приключение казалось Колодникову безумно забавным: нет, ну, в самом деле! Тут, понимаешь, Апокалипсис надвигается, а эти два придурка в форме вместо того, чтобы ноги уносить, пьяных россиян по городу вылавливают...

- Только об одном прошу... - пока шли, со слезой втолковывал им Алексей. - Только об одном... К арке этой - близко больше не подходите!.. Ни завтра, ни послезавтра - никогда!.. Вот вы меня ведете, а сами живые... Это вам повезло сегодня просто... Так что к арке этой - ни-ни... Ну я-то знаю, это ж мой дом! То есть лучше даже и не суйтесь!.. Ну, что я, врать, что ли, буду? Вы его за квартал, этот дом, теперь обходите... если жизнь дорога...

- А хули ты нам грозишь? - со скукой осведомился сержант, открывая дверь и пропуская Колодникова в стеклянный куб.

- Я-а?.. грожу?.. - удивился тот, плюхаясь на какое-то весьма жесткое сиденье. - Я не грожу! Я предупреждаю...

Черт его знает, то ли водка у Борьки была замедленного действия, то ли в коричневой склянке раньше и впрямь хранились какие-то пагубные для мышления химикаты, но в милицейском логове Колодникова разобрало окончательно.

- Хана вам, - вещал он, послушно выворачивая карманы и что-то там подписывая. - Мой вам совет: пока не поздно... мотайте из этого города!.. Точно вам говорю! Мотайте... Иначе - кранты!.. Жалко мне вас, понимаешь? Несмотря ни на что... Нет, ну сам вспомни: скольких ты затоптал, дубинкой забил... И ка-ак это все тебе разом - н-на!.. Не понял... - Колодников тупо уставился на пододвинутые к нему ручку и бланк, слегка напоминающий листок учета кадров. - С-с-зачем?..

- Объяснение пиши, - процедил сержант. Нет, не сержант. Старший лейтенант. Когда это он успел?.. (Алексей хихикнул.) А!.. Сержант - вот он, а это уже другой... Хозяин будки.

"Былъ пьянъ", - печатными буквами вывел Колодников в мелко разграфленной части документа и, обозначив дату, расписался.

Юмора не поняли.

- А почему с твердым знаком?

- В конце слова... после твердой согласной...

А вот дальше память Алексея Колодникова на какое-то время затуманивается. Кажется, лейтенант сказал ему что-то очень обидное, потому что Алексей, помнится, вскочил и вне себя принялся вдруг хрипло выкрикивать в адрес милиции страшные угрозы, мешая ругань с цитатами из Евангелия. Потом еще была какая-то решетка, за которую его втолкнули (надо полагать, прямо там, в будке) - и отдаленный, словно донесшийся из иного мира скрипучий голос лейтенанта: "Вызывай машину..."

В себя он пришел на заднем сиденье, стиснутый с боков двумя огромными равнодушными парнями почему-то в коричневых комбинезонах, перехлестнутых множеством ремней. Должно быть, Алексей и им что-то успел сказать, поскольку шофер (тоже огромный, коричневый и перехлестнутый) покручивал головой и приговаривал, не оборачиваясь:

- Крутой... Ну, крутой... Посмотреть бы, что ты завтра запоешь!..

Глава 15

К тому моменту, когда ведомый очередным милиционером Колодников, пройдя гулким подвальным коридором, очутился перед... Нет, даже не перед дверью - перед толстым стальным листом на мощных петлях, в середине которого был вырезан кругляшок размером чуть поменьше кулака, а наверху наварена решетка...

Словом, к тому моменту Алексей уже протрезвел полностью, только вот голова гудела, как трансформатор.

Больше всего его поразил засов, представлявший из себя короткий железный прут изрядной толщины, не задвигающийся, а забивающийся в канал с помощью специальной клюки, причем лист при каждом ударе слегка резонировал, и по всему подвалу раскатывался безжалостный грохот. Короче, тюрьма...

Однако реальность, как это с ней неоднократно случалось и раньше, превзошла самые мрачные ожидания Колодникова. Шагнув за дверь, он поначалу просто не понял, куда попал. Больше всего это напоминало баню, точнее - парную, только вот пар, белесо загустевавший над головой, запах имел мерзкий. Очки у Алексея были отобраны, видимо, как особо опасный предмет, способный послужить оружием, а то и средством подготовки к побегу. Хотя в такой венерианской атмосфере толку от очков все равно никакого - линзы бы запотели...

Несколько смутных фигур, уныло перетаптывающихся у стены, повернулись к новичку. Кто в майке, кто вообще гол до пояса.

- За что загребли?.. - вяло поинтересовался тот, что поближе.

Алексей, не отвечая, очумело озирался. Странное помещение представляло из себя каменный колодец. Под слабо различимым потолком пролегали две мрачного вида трубы, мощные, как колонны. Капало и с потолка, и с труб. Под ногами хлюпала омерзительная черная жижа, покрывавшая бетонный пол ровным слоем. Единственная лампа, забранная толстым стеклянным чехлом, плавала в тумане.

А нары? Где же нары?.. В тюрьме должны быть нары...

Нар не было. Колодников пригляделся и понял, почему обитатели колодца жмутся к двум стенам. Должно быть, бетонный пол имел легкий наклон, и черная жижа, растекаясь по трем углам, оставляла четвертый относительно сухим. Там, постелив на обрывки газет одежду и раздевшись почти донага, вплотную друг к другу вытянулись еще человек пять.

Середина пола вздувалась бугорком, но и этот бугорок был занят. На нем, скорчившись, как зародыш, придремал старикан, сильно смахивающий на бомжа. Задравшийся кверху край куртки, на которой он лежал, ороговел и покрылся серой коростой, в которую превращалась, подсыхая, черная грязь.

- ...шесть, семь, восемь... - негромко считал кто-то. - Десять человек... Ну, это еще просторно... В прошлый раз восемнадцать было...

- Так за что тебя? - снова обратились к Алексею.

- За пьянку... - подавленно отозвался он.

Спрашивавший не понял.

- А почему не в вытрезвитель?

Теперь уже не понял Алексей.

- А это разве не вытрезвитель?.. - спросил он упавшим голосом.

- Ну ты сказал!.. - скривясь, проворчал тот. - В вытрезвителе - там хоть выспишься...

- А это тогда что же?.. - Алексей огляделся еще раз.

- Ну... - нахмурившись, начал собеседник. - Ну, это... в общем...

Задумался - и не закончил. То есть даже и названия нет. Безымянный ужас, короче... Для особо опасных - таких, как Колодников...

- Э-э... - завел было Алексей, и примолк в затруднении. Как к ним обратиться-то? Мужики?.. Нет. Будучи весьма начитанным человеком, Колодников твердо знал, что "мужиком" на зоне запросто можно и оскорбить. Профессиональные преступники ныне, если верить прессе, называют себя "пацанами" - в связи со сменой поколений... Но "пацаны" как-то не выговаривалось...

- Э-э... земляк, - тихонько обратился наконец Алексей к тому, с кем только что беседовал. - Я... м-м... тут в первый раз вообще... Дальше-то что будет?..

- За пьянку?.. - Собеседник подумал и пренебрежительно повел плечом. Плечо было голое, розовое, сияющее, как у Наташи Ростовой на балу. - Отсидишь - повезут к судье... Судья тебе даст сутки, а ты их уже отсидел... Ну и пойдешь домой. Штраф с тебя брали?..

- Нет...

- Ну, может, еще штраф возьмут. Или там за пребывание...

Колодников пришибленно кивнул и отошел к стене. Надо было как-то обустраиваться на ночь. "Это тебе за Дмитриевну... - едко думал он. - А ты как хотел? Плюхой отделаться? Ничего, посидишь. Подумаешь, сутки! Мало еще дураку влепили..." Как ни странно, подобные мысли успокаивали. Даже ненависть к ментам - и та прошла. Алексей лишь усмехнулся злорадно, представив, как завтра или послезавтра те же самые сержант и рядовой, патрулируя вверенный им участок, приблизятся к арке - и... Ой, что с ними будет, ребята, что с ними будет!.. Сладко заныло в груди - и Колодников тихо засмеялся, мотая головой.

Шляющиеся из угла в угол с недоумением повернулись к весельчаку и, недоверчиво хмыкнув, продолжили шествие. Они еще ничего не знали. Они не знали, что бояться нужно не им, а тем, кто их сюда посадил! Хотя... Бог ведает, кто они сами такие... Вполне возможно, что на ком-то из них тоже человеческая жизнь висит...

"Будем исходить из того, что есть... - угрюмо размышлял Колодников. - Сутки - значит, сутки. Не в этом главное... А главное в том, что ни с кем я сейчас ни за какие коврижки местами не поменяюсь... Так что попробуем отнестись ко всему этому, как к экскурсии... на дно общества..."

Исполнившись терпения, Алексей выбрал место, где почти не капало, и опрометчиво присел на корточки. Однако, стоило ему опереться спиной на стену, как согнутый в дугу позвоночник наткнулся на что-то твердое и острое. Колодников поспешно встал и в изумлении обернулся. Вот это, суки, придумали!.. Только сейчас он заметил, что изнутри помещение облицовано тесно наляпанными комками цемента. Лунный пейзаж. Значит, ни сесть, ни лечь, ни прислониться?.. Ловко...

Продолжая удивляться, Алексей двинулся вдоль стены, густо покрытой надписями. Ни одного изречения - сплошь имена да клички. И только на самом видном месте большими, до белого кирпича проскобленными буквами - два главных слова: "Менты козлы". Боже!.. Чем же это выскребали? Неужели ногтями?..

Вскоре стены преподнесли еще один сюрприз, оказавшись рассадником клопов. Собственно, сам-то Колодников в таком тумане да еще и лишенный очков нипочем бы насекомых не разглядел - это уж добрые люди предупредили, чтобы не слишком-то прислонялся... Поначалу он даже решил, что старожилы камеры насчет клопов с ним просто шутят. Клопы, обитающие на цементе?.. В этакой парилке?.. Потом ощутил чесотку после первых укусов и понял: нет, не шутят...

Самое место для возникновения таракурта как вида...

"Сколько же сможет прожить человек в таких условиях?.. - ошарашенно прикидывал Колодников. - Неделю?.. Две?.. Да, наверное... А дальше легкие просто откажутся перегонять влажный зловонный воздух... Господи, и ведь это же надо было все продумать до мелочи!.." И Алексей вновь принялся в злобном упоении представлять, как невидимая, неумолимая сила будет растерзывать в арке и ее окрестностях козлов в милицейской форме - одного за другим... из ночи в ночь...

На выпуклой относительно сухой плеши в середине помещения завозился и забормотал скорчившийся старикан.

- Нет, ты... - втолковывал он кому-то, не открывая глаз. - Ты... так-то что ж?.. Ты по справедливости давай...

- Дед, - в сердцах сказал ему кто-то из переминающихся у стены. - Завязывай, да?.. В луже вон уже лежишь - а все про справедливость!..

Стоящий рядом натужно сморщился, заскрипел зубами.

- Ур-род!.. Чтобы я еще раз за ментом пошел! Он же один был! Один!.. Пнуть его в яйца - и давай Бог ноги!..

Тут камеру наполнили устрашающие удары железа о железо. Снаружи выбивали засов. Кое-кто из лежащих поднял голову. Металлическая дверь приоткрылась, явив тугую милицейскую ряшку, показавшуюся Колодникову особенно омерзительной.

- Выходи по трое!..

- Куда еще?..

- На дальняк...

- Ты по-человечески скажи... А то мы вашего жаргона не понимаем... - с каким-то даже презрением бросили в ответ, и Алексей, почуяв родственную душу, всмотрелся подслеповато, ища в полунагой увитой паром толпе того, кто сейчас говорил.

- В туалет, - терпеливо перевел мент.

- Бутылки, бутылки!.. - засуетился оживший старикан. - Воды набрать, а то потом не выпустит...

"Дальняк", вопреки названию, находился рядом - за стеной камеры. Пока узников тройками препровождали туда и обратно, в коридоре маячил плюгавенький милиционеришко в бронежилете и с коротеньким автоматом под мышкой.

- Сколько времени, командир? - спросил кто-то.

"Командир?.. - удивился Алексей. - Почему "командир", а не "начальник"? Странно... В порядке юмора, что ли?.."

Впрочем, как его ни называй, а ответа плюгавенький все равно не дал. Возможно, заключенным по закону не полагалось знать, который час...

В туалете было прохладно, журчала вода в унитазах, и Алексей с наслаждением вздохнул наконец полной грудью. Воду брали из торчащей крючком ржавой трубы с вентилем.

- Ничего... - злобно осклабясь, утешил Колодников сокамерника в майке и мятых дорогих брюках, с удрученным видом завинчивавшего наполненную пластиковую бутылку из-под "пепси". - Ответят, суки... Как Бог свят: ответят...

*****

Время, несомненно, шло. Когда после неистового железного грохота в парилку втолкнули очередного задержанного, тот сказал, что снаружи - примерно полпятого. Колодников был неприятно удивлен таким сообщением. Он-то полагал: давно уже утро... Кажется, слова о том, что в заключении каждый год считается за три, следовало понимать буквально.

К счастью, Алексея начал вдруг разбирать некий азарт: да неужели же он не выдержит здесь каких-то паршивых суток? Ах, лечь негде?.. Ничего, переночуешь на корточках!..

И, севши, по выражению классика, орлом, Колодников хищным мстительным оком принялся, насколько позволяло отсутствие очков, подмечать все новые и новые, ранее ускользнувшие от него подробности, скрупулезно внося каждую в счет, который он намеревался мысленно предъявить потом ненавистному племени ментов. Потом - когда их будут находить по двое, по трое утром на асфальте растоптанными в кровавую слякоть, а он, Колодников, проходя мимо, даже головы не повернет... Как мимо раздавленного насекомого - пройдет и не оглянется...

А подробностей было много. Если бы Алексей не знал слова "зачуханный", он бы придумал его в эту ночь. Мало того, ему начинала постепенно открываться жестокая мудрость лагерных законов. Изуверство, говорите?.. Нет, господа журналисты, кому-кому, но Алексею Колодникову вы больше лапши на уши не повесите!.. Изуверством было придумать и оборудовать такую вот парилку, причем с одной-единственной целью: заставить людей забыть о том, что они люди!.. А чтобы остаться человеком даже здесь, нужен свой тюремный закон. Нужен страх... Да, я отчаялся! Да, я устал, я хочу спать!.. Но если я опущусь сейчас в эту черную жидкую грязь - я "зачухан" на всю жизнь и место мое - у параши... И только так! И никак иначе!..

Изнывая от сострадания, Алексей смотрел, как вновь прибывший осторожно втыкает чудом пронесенную спичку в щель между косяком и стеной (в самой стене щелей не было). Боже мой, он пытался повесить на этот ломкий хрупкий стерженек свою рубашку. Повесил, отступил на шаг - и тут рубашка оборвалась прямо в жижу. Злобный отчаянный мат владельца прозвучал тихо и сдавленно - чтобы не потревожить спящих. Алексей закрыл глаза.

Ах, как у них все продумано!.. Конечно, если завтра днем вывалянный в грязи субъект предстанет перед судьей, у того и сомнения не возникнет в том, что перед ним - опустившийся до последней степени алкаш...

Колодникову еще хорошо. У него за спиной - Бог! Да если даже и не Бог - все равно какая-то неведомая, неодолимая сила, при одной только мысли о которой кожа собирается на затылке. И сила эта уже близко, она уже при дверях... И Колодников, что самое главное, знает об ее пришествии. А вот этим-то бедолагам каково!..

Раньше они казались Колодникову единым целым - как если бы кто-то смял пластилиновые фигурки в общий ком. Теперь же он видел каждую фигурку в отдельности. Толпа распалась на лица. Особенно понравился Алексею молоденький паренек, спавший впритирку к стене, где посуше. Из одежды на нем были высокие ботинки и веселенькой расцветки трусы до колен. На правом плече юноши красовалась пышная татуировка в виде эполета, на левом почему-то (если, конечно, Колодникова не подводило зрение) - звезда Давида, а на пузе разевал пасть какой-то клыкастый зверь из породы кошачьих.

Юноша, во-первых, очаровал Алексея своим спокойствием: поднимался, лишь когда его таскали наверх (надо полагать, на допрос). Во-вторых, явно будучи профессионалом, если судить по наколке, повадкам и лексике, он ни разу не попытался навязать свою волю старшим и вообще вел себя скромно, хотя и с достоинством. Ну и в-третьих, каждый раз, отлучившись, юноша ухитрялся раздобыть по дороге пару-тройку сигарет, одну из которых тут же пускали по кругу - по затяжке на брата.

Звали юношу - Лыга (во всяком случае, так его выкликали менты), но что это было: фамилия или прозвище - Колодников сказать затруднялся.

Из коридора в камеру проникал тихий прерывистый вой. В другое время Алексей предположил бы, что это кричит человек, но сейчас предполагать такое было просто страшно.

Стоящий у двери (пытался надышаться из круглого отверстия в стальном листе) обернулся.

- Бьют, что ли?.. - хмуро спросил он неизвестно кого, и ответа не получил.

"Господи... - потрясенно думал Алексей. - Какой ГУЛаг? Какой, к черту, Освенцим? Вот же он, Освенцим-то, под боком! Ну, понятно... Понятно, почему нашим богоискателям мерещится в народе лик Христа... Мы оплеваны, как Христос, избиты, как Христос, распяты... Да, но кто распинает? Кто оплевывает?.. Да сами себя!.. Господи! Как вовремя все началось!.. Как вовремя поползло на нас из арки это... это... Возмездие, черт возьми! Только так с нами и можно! Только так!.."

Следует заметить, что, угодив впервые в переплет, Алексей Колодников сильно поумнел. Кстати, так оно обычно и бывает. Тихий прерывистый вой помаленьку умолк, за железной дверью в коридорах подвала установилась гулкая тишина.

- Оу!.. - призывно донеслось откуда-то из коридора. Глас вопиющего из камеры. - Вите-ок!.. Спишь, что ли?..

- Не... - пришло спустя малое время - поглуше и вроде бы с другой стороны. - Чего ты там?..

- Следователю-то чего петь будем, слышь?..

Ответа долго не было. Витек мыслил. Наконец неуверенно подал голос:

- А не знаем ничего - и все дела...

- Не-э... - сердито отозвался первый, тоже поразмыслив. - Не проканает... Сказку надо... Думай давай...

Алексей, осунувшись, глядел на спящих. Почему-то именно на них, а не на тех, что понуро переминались у стены, так и не найдя, где прилечь.

"Господи... - молился он, напрочь уже забыв свои наивные рассуждения относительно тюремных законов, и готовый стать на колени прямо в черную жижу. - Пощади ты их, Господи... Они ведь уже наказаны... Я не знаю, что они там натворили, за что сюда попали... Но Ты же видишь, ты видишь: вот они... Вот они лежат в этой грязи, им не дают пить, им не говорят, который час... Ты слышишь: их где-то бьют!.. Я понимаю, Господи, я все понимаю... Да, конечно! Кара твоя будет справедлива... Но кто ж тогда спасется - если по справедливости?.. Ну ты же сам говорил, Господи: "Если отыщется во всем городе хотя бы десяток праведников - пощажу этот город!.." Так неужели же не найдется?.."

*****

Силы, однако, шли на убыль. Все-таки провести сутки то на корточках, то осторожно прислонясь голым плечом к наждачно шершавой лепной стене, да еще с одежкой в руках - задача довольно трудная. Вскоре Колодников стал подумывать: а не разгрести ли ему туфлями грязь вон с того местечка и не пожертвовать ли, ну, скажем, рубашкой?.. В смысле - подстелить и хотя бы сесть на задницу...

Он давно уже не ужасался и не молился - лишь вздыхал временами. Судя по всему, его решили продержать здесь полные сутки с момента задержания. ("Очки отобрали?.. - удивился один из товарищей по несчастью, когда Колодников упомянул об этом к слову. - Вообще-то очки отбирать не положено... Чем-то ты их, слышь, достал, ментов-то...")

Тупая усталость съела все остальные чувства, и Алексей, бродя вдоль стены, вяло прикидывал, сколько ему еще осталось до звонка. Наступление дня ознаменовалось тем, что узников принялись выкликать по фамилиям и партиями увозить к судье. На их место, впрочем, тут же стали прибывать новые лохи, не сообразившие вовремя пнуть мента в яйца - и давай Бог ноги! Алексей, к тому времени сам уже став старожилом камеры, осведомлялся у новичков, который там снаружи час, и даже кое-что разъяснял в смысле юрисдикции.

Потом внезапно забрали и куда-то увезли двоих "лежачих", заподозренных ночным патрулем в употреблении наркотиков, и Колодникову посчастливилось: успел занять место с краешку. Постелил на присохшие к полу обрывки газет куртку, рубашку, свитер - и тут же провалился в сон.

*****

Сон был нехорош, хотя в связи с внезапностью пробуждения Алексей его, можно сказать, не запомнил. Память сохранила лишь малый фрагмент сновидения: цементные комки, которыми облицованы стены камеры, вдруг начинают обретать смысл, и в них проступают человеческие черты. Стена как бы сложена из тесно пригнанных друг к другу лиц, и Колодников, отчаявшись, доказывает целому и невредимому Сергею Григорьевичу, что нельзя здесь устанавливать компьютеры, потому что смотрят же! Отовсюду смотрят! Со всех четырех стен... "Да никто на тебя не смотрит!.. - сердится бывший замполит. - Им и смотреть-то нечем!.." Колодников приглядывается и замечает, что у отлитых из цемента лиц плотно закрыты глаза. Это и не лица даже - это страдальчески искаженные посмертные маски...

Вот, собственно, и все, что запомнилось. А потом пришла полночь - и разбудила.

Пронзительный человеческий крик (или точнее - крики, слившиеся воедино) был настолько страшен, что Колодников тоже закричал - причем раньше, чем проснулся... Каким-то образом он уже знал, что случилось, - он знал, что незримая безжалостная сила, выплеснувшись из ночной арки, дотянулась до их подвала...

Если раньше камера напоминала четвертый круг Дантова Ада, где более или менее спокойно тонут в зловонной теплой грязи чем-то там провинившиеся при жизни грешники, то теперь это был, скорее, девятый ров восьмого круга, полный неистовства, злобы и боли. Ров, где вооруженный отточенным мечом бес наотмашь наносит осужденным на вечные муки душам глубокие ужасные раны.