Чтение 15–й страницы книги ~Боевая машина любви~

- Денег?

- Денег.

- Сколько?

- Сто авров. Золотых.

- Ого!

- Вот то-то и оно, что "ого".

- Дружище Эгин, да зачем тебе столько?

- Хочу съездить в Нелеот.

- Да помилуй, Нелеот - город пошляков... - замялся Сорго. Давать деньги ему не хотелось. Эгин прекрасно его понимал. "Мой кошель - не погремушка", - говорил он сам в аналогичных случаях.

- Я отдам ровно через три месяца. Обещаю. Конечно, я мог бы занять у Лагхи. Но дело в том, что цель моего визита как раз и связана с ним. Я хочу прикупить ему в подарок одну вещь.

Упоминание имени Лагхи подействовало на Сорго магическим образом. Он тут же вынес деньги.

- Подарок Лагхе - это святое. На такое дело занять не жалко.

- Кроме того, мне понадобятся две лошади.

- Помилуй, Эгин, но в моей конюшне их всего четыре!

- Но Лагха будет так расстроен, если не получит той вещи, за которой я еду! - гнул свою линию Эгин. - Зато когда я привезу этот подарок, я не премину обратить внимание Сиятельной на то, что без твоей помощи никакого сюрприза не состоялось бы.

- Ты серьезно? - задумчиво спросил Сорго, прикидывая, как получше оформить свою скромную помощь в очередной поэме к случаю.

- Я совершенно серьезно. У меня полно друзей в Пиннарине, - соврал Эгин. - Но я отправился прямо к тебе. Ведь ты - благородная душа, прекрасное тебе не чуждо.

- Тогда бери любых. Во дворец я все равно предпочитаю ходить пешком, это способствует вдохновению, - согласился Сорго.

Эгин помнил, что Сорго не умеет держаться в седле еще пуще, чем не умеет фехтовать. Но он, конечно, промолчал насчет вдохновения и его связи с "пешей ходьбой".

- И еще было бы очень неплохо провизии. Дня на три хотя бы. Мы с Есмаром отправляемся прямо завтра утром. А купить сейчас в Пиннарине что-нибудь съестное не так-то легко...

- Ну за этим-то дело не станет! Мои кладовые - к твоим услугам. Пища в равной степени требуется и душе, и телу.

- Как это верно сказано, - кивнул Эгин. Его клонило в сон.

- Знаешь, дружище, - начал Сорго, поднимаясь из-за стола, - ты, наверное, устал... А я бы еще поработал. Знаешь, твой визит как-то во мне все поэтически взбудоражил! Так и слышится грохот подземный... вот он ползет... этот наш шардевкатран... гнорр обнажает свой меч... а я безмятежно наигрываю "комаров писчанье, светляков порханье"!

- О чем речь, Сорго. Вдохновенной тебе ночи!

Очутившись в гостевых покоях дома Сорго, Эгин, однако, долго не мог заснуть. Всякая чепуха лезла ему в голову: нелепые предположения относительно судьбы гнорра, воспоминания, грустные улыбки Овель и ее горькие слова... Вдруг входная дверь тихонько заскрипела и на пороге возникла женская фигура с плетеной корзинкой в руках.

- Эгин, ты не спишь? Это я, Лорма, - прошептали из темноты.

"Только бы она не стала мне сейчас рассказывать про то, что она наконец-то поняла, какое золото потеряла в моем лице! И о том, что пересмотрела свои взгляды относительно любовных сношений с друзьями мужа", - взмолился Эгин.

К счастью, ничего из вышеперечисленного Лорма рассказывать не стала.

Эгин сразу заметил огромный живот своей бывшей подруги, отвечавший чуть ли не десятому месяцу беременности. У Эгина сразу отлегло от сердца, да и за Сорго он был очень рад. Значит, цель визита Лормы была иной. Какой?

- Эгин, душка! Как я счастлива тебя видеть! В кои-то веки что-то напомнит мне о родимом крае! - Лорма припечатала к щеке Эгина очень дружеский поцелуй.

- Если ты так счастлива, милая, отчего же ты к нам не вышла? Сорго сказал мне, что тебе нездоровится. Но, кажется, он меня просто обманул!

- Видишь ли, - смутилась Лорма, - мне было стыдно, этот живот... Ты же знал меня такой стройной, такой красивой!

- Что за чушь ты городишь, моя милая. Ты и сейчас очень красивая, только по-другому, - пристыдил ее Эгин.

- Правда? - с надеждой переспросила Лорма.

- Правда.

Вот за что Эгину всегда нравилась Лорма, так это за простодушие. Его нечасто встретишь в столице!

- Но, знаешь, я все время подглядывала за вами. В щелку двери. Я не хотела показываться, но потом... знаешь, потом я не выдержала. Только что мне приснился такой ужасный сон про тебя! Такой ужасный! - в голосе Лормы послышались неподдельные нотки испуга. - И я подумала, что, наверное, дело, из-за которого ты едешь в Нелеот - очень опасное.

- Да ну?

- Да. И я подумала, что просто деньги тебе в случае чего не помогут. И я сразу стала думать, что я могу для тебя сделать, чтобы хоть как-то...

- И что же ты придумала? - Эгин был тронут такой заботой со стороны Лормы. К слову сказать, заботы совершенно неожиданной.

- Я придумала вот это, - Лорма поставила на кровать Эгину корзинку, накрытую крышкой.

- Что это? - шепотом спросил Эгин. Отчего-то ему показалось, что из корзинки пахнет пирогами.

- Это доспехи. Из кожи шар... де... девкатрана. В прошлом году их пожаловали Сорго аютские девушки. Он посвятил госпоже Вирин свою поэму...

Эгин был поражен великодушием Лормы, которая не могла не знать, сколько стоит в столице такая диковина. А стоила она буквально столько, сколько закажет продавец. Потому что такие вещи не продавались.

Во всем Варане доспехов из кожи шардевкатрана не сыскалось бы и десятка. Доспехи эти были живыми и отражали удары всех видов оружия. В то место, которое защищалось доспехами, можно было вколачивать стальные клинья. Вколачивать без малейшего успеха, поскольку клинья выскакивали обратно с той же скоростью, с которой стремились войти.

У доспехов был лишь один недостаток: поскольку они были живыми, их следовало кормить. И, насколько помнил Эгин, в еде они были очень привередливы. Помнила об этом и Лорма.

- Вот этот горшочек - на первое время. Этого доспехам хватит на три недели, а потом все это варево скиснет. Тебе придется делать его самому.

- А рецепт?

- Рецепт я тебе тоже написала, - сказала Лорма, гордая своей предусмотрительностью.

- Лорма, милая, я тронут до глубины души. Но только что скажет Сорго?

- Он их все равно не носит! - махнула рукой Лорма.

Эгин посмотрел в корзинку. От доспехов исходило слабое бледно-фиолетовое свечение. Такое же, только более явственное, исходило от кожи живых шардевкатранов.

Эгину очень хотелось взять эти доспехи. И ему было очень стыдно брать их из рук Лормы - что-то малопочтенное виделось ему в этом ночном сговоре за спиной у Сорго. Но Эгин не нашел в себе сил отказаться.

- Когда я вернусь... а я обязательно вернусь... я принесу их тебе в целости и сохранности, - пообещал Эгин, отмечая, что за прошедший день надавал столько обещаний, сколько не придумал за весь предыдущий год.

ГЛАВА 13. ДВА ГНОРРА

"Чтобы извлечение семени души стало возможным, следует предварительно размягчить тело и промежуточные субстанции любовным помрачением."

"Книга Урайна"

Кровать ходила вниз-вверх, а заодно - из стороны в сторону. Плавать на кораблях Ларафу не доводилось, но он сразу подумал: "Как на корабле".

Следующей мыслью было воспоминание о событии, которое произошло пару мгновений назад: "Что-то толкнуло меня в живот".

Он открыл глаза и на него сразу же накинулась свора впечатлений-шакалов.

Он, Лараф, находится в седле. Кругом расстилается неведомая местность. Впереди верхом едут трое неизвестных людей в жакетах мехом наружу.

Они следуют большим трактом - наезженные колеи, мокрая каменная кладка, близ ближайшего поворота видна большая крытая повозка. Повозка споро катится вперед, за ней трусят три расседланных сменных лошади.

Отсутствие привычки к верховой езде дает о себе знать: болят спина и бедра. Очень хочется есть. Невнятный сумеречный свет стелется по склонам безлесных, каменистых холмов. А на животе, заткнутая за пояс, по-прежнему ощущается подруга в деревянном окладе.

Память в целом просветлилась быстро: Большая Работа, удар лапы белого чудища, пробуждение, оттепель, иноземцы... И ведь точно: люди, едущие впереди - те самые иноземцы, которые приехали за ним в Казенный Посад. Его похитили!

Лараф не мог вспомнить, сколько именно было там человек, но он точно помнил, что больше трех. Еще он помнил, что среди них была одна женщина. Причем эта женщина, о Шилол, была той самой ярой медведицей, которая... Что само по себе невероятно, ведь женщина и медведица - не вполне одно и то же. Однако ее удары и собственные помрачения рассудка забыть было невозможно. Что же все это значит в итоге?

В одном Лараф был теперь уверен окончательно: он попал в какую-то жуткую историю. И Лараф лишь горько рассмеялся бы, если б ему сказали, что он просто находится в процессе исполнения своего самого заветного желания. "Семь Стоп Ледовоокого" не солгали. Желание исполнялось. Честно и последовательно - не так, как в сказках, а так, как и должно быть по правилам Северного Начертания.

Лараф покосился на свои руки, цепенело сжимающие поводья. Руки не связаны, ноги... Ноги вроде бы тоже. Да и лошадь его не привязана к седлу плетущейся впереди кобылы. Таким образом, он свободен.

В этот момент Лараф перестал думать о том, что ждет его, попадись он офицерам Свода вместе с "Семью Стопами Ледовоокого". Сейчас он забыл даже о нескольких невеселых деньках, проведенных в одной из крохотных каморок башни Тлаут, когда его взяли по доносу. Неведомые чужеземцы, казалось Ларафу, хуже, чем любой душегуб Свода.

Если изо всех сил наподдать лошади по бокам, если пробудить в смурном животном пылкий норов грютского скакуна и швырнуть его вперед, то есть шансы покрыть эти несчастные сто саженей очень быстро.

Впереди - повозка, в ней наверняка есть люди.

Он плюхнется прямо к ним, внутрь их крытого уютного домика на колесах и заорет "Люди! На помощь! Вызовите Свод!"

Не станут же эти проклятущие злыдни в самом деле убивать его средь бела дня вместе с хозяевами повозки!?

Все-таки, порядки на главных трактах Варана (а они сейчас находятся явно на большаке) строгие, особенно после трехлетней давности событий в столице. Чуть что - налетает пара десятков дорожных смотрителей на взмыленных конях и учиняет допрос с пристрастием.

Тем более, к чужеземцам отношение втройне настороженное. Сбежит он от них, как пить дать сбежит и поделать похитители с ним ровным счетом ничего не смогут.

Задуманное удалось Ларафу с поразительной легкостью.

Его лошадь словно только того и ожидала, когда же ее бросят в галоп. Похитители понеслись вскачь за Ларафом, но шансов на поимку у них пожалуй что и не было.

Правда, оказавшись от повозки саженях в двадцати и приближаясь к ней быстрее собственных мыслей, Лараф наконец сообразил, что с его некогда искалеченной и плохо сросшейся ногой ловко перескочить с лошади в повозку ну никак не удастся. Однако в первый момент, успокоил он себя, будет достаточно и того, что он привлечет к себе внимание возницы. А там будет видно.

- Эге-гей! - закричал Лараф что было мочи и осознал, что мочи-то этой у него как раз совсем немного.

Он и в лучшие времена был не очень силен, а сейчас, похоже, вконец ослаб. В морозном, сухом воздухе его крик не разнесся боевым ревом меди, а жалко тренькнул, как лопнувшая струна каниойфаммы.

Пронеслись мимо сменные лошади и полотняный бок повозки - впритирку, на расстоянии вытянутой руки от Ларафа.

В поле бокового зрения Ларафа попало сверхбыстрое изменение, происшедшее с полотном - на ровном, светлом серо-зеленом фоне возникла рваная дыра-звезда, из которой одновременно с этим вырвалась длинная змея толщиной в две руки.

Испугаться Лараф все-таки успел, но это было единственным, на что ему хватило времени.

Сильный рывок упругой удавки, обвившей его торс, выхватил Ларафа из седла. Змея опоясала добычу и повлекла ее куда-то внутрь, бесцеремонно переворачивая вверх ногами.

Лараф с маху ударился коленом о деревянный передок повозки, ободрал шею о железный прут - стойку для полотняного "дома" - и обнаружил, что лежит на продолговатом деревянном предмете лицом вниз. Причем рот его плотно зажат чьей-то ладонью, в затылок уперлось нечто колкое, а над его левым ухом раздается женский полушепот со злым присвистом: "Проснулся, придурок? Это интересно. Еще раз вот так дернешься - и я тебя живьем спущу под ближайший мельничный жернов. Ты понял?"

Колючий предмет врезался Ларафу в затылок. Если б его рот не был зажат - заорал бы благим матом.

"Ты понял, спрашиваю?" - еще один удар.

Лараф, насколько мог, кивнул.

"А теперь заведи руки за спину", - потребовала женщина.

- Тебе очень повезло. Если бы от нас не отвязались топтуны Свода, твоя попытка к бегству закончилась бы большой дракой. Разумеется, мы перебили бы ваших рах-саваннов, как мух. Но тебя мы обязательно убили бы первым, потому что таким идиотам не место под сенью Тайа-Ароан. Кстати, тебе придется еще на совесть потрудиться, чтобы доказать мне обратное. Иначе через три дня я все-таки сдам тебя в мелкий помол мельникам Проклятой Земли Грем.

Зверда не улыбалась, не шутила, не впадала в истерики и не гневалась.

Все, что она говорила, сообщалось в высшей степени приятным, но лишенным подчеркнутой мягкости или зловещей слащавости голосом. Лараф поймал себя на том, что против своей воли верит каждому ее слову.

- А теперь ты, разумеется, хочешь узнать, кто же мы такие и зачем ты нам понадобился.

Лараф кивнул. Рот молодого чернокнижника не был завязан. Ему было позволено тихо разговаривать, но Зверда предупредила, что если Лараф начнет повышать голос, то барон Шоша откусит ему голову. В сторону барона Лараф старался не смотреть и решил без крайней необходимости вообще рта не раскрывать.

- Мы хотим, чтобы ты стал гнорром Свода Равновесия.

Орать "чего!?" или "как!?" Лараф не спешил. И даже, хоть сам и подивился собственной бесстрастности, в глубине души ощутил смутное шевеление. Ожидания оправдывались. Зверда продолжала:

- Мы не считаем, что такой урод, каким ты являешься в настоящее время, сможет успешно отправлять обязанности гнорра. Мы уверены, что ты не пройдешь Комнату Шепота и Дуновений. Но проходить испытания или отправлять обязанности гнорра долгое время тебе не придется. Мы временно переместим твое сознание в тело Лагхи. Гнорр, кстати, очень красив и его тело лишено гнусных недостатков, какими наделено твое. Твоя хромота растает, как сон. Все женщины столицы будут твоими. Любые другие наслаждения тоже. Ты пробудешь в теле гнорра месяц-другой, отдашь от своего лица - я имею в виду от лица Лагхи - пару распоряжений, и все. Больше от тебя ничего не требуется. После этого мы возвратим твое сознание в любое тело, на которое ты укажешь. Если захочешь - снова станешь Лоло-хромоножкой. А если нет - останешься гнорром.

Ларафа было трудно назвать умным человеком в широком смысле этого слова. Но деловой сметкой он обладал, вполне. Тонкие места предложенной сделки он подметил сразу же.

- Какие именно распоряжения я должен буду отдать?

- Полезные. Варан от них только выиграет. Ты скажешь Совету Шестидесяти, что согласен на союз с баронами Маш-Магарт, вот и все.

- Кто такие бароны Маш-Магарт? Вы, что ли?

- Ты догадлив.

- А где ручательства, что вы не убьете меня после того, как я перестану быть вам полезен?

- Ручательств никаких. Захотим - убьем. Скажу больше того: стоит пар-арценцам Свода разоблачить в Лагхе подменыша - и они тебя тоже убьют. Ты со всех сторон покойник.

Откровенностью Зверды Лараф был обезоружен. Некоторое время он молчал. Зверда улыбалась уголками губ.

- А почему я? - сообразил наконец Лараф. - Почему я? Вы что, сами не могли влезть в тело Лагхи?

- Ты сам вызвался.

- Я сам!?

- Тиш-ше... Разве не ты свершил бездарную Большую Работу ради того, чтобы исполнилось твое самое заветное желание? Разве не ты жаждал любви и власти, причем в нечеловеческих дозах?

- Я.

- Ну вот. Тебе еще повезло, что я услышала твою книгу из самого Пиннарина. Ты сделал уйму ошибок. Без моего вмешательства за тобой скорее всего явились бы одни наши далекие родственники...

Шоша тихонько зашипел. Лараф вздрогнул. "Далекие родственники" Зверда произнесла с удивительно знакомой интонацией. Лараф вспомнил: так говорили у них в семье о "людях из крепости". Ужас и почтение, смазанные стремлением произнести эти слова как можно более обыденно, небрежно.

- ...И уж тогда, поверь, ты позабыл бы о Большой Работе навсегда. Твое тело только пускало бы слюни и пугалось собственной тени. А на похищенном семени твоей души был бы настоян яд для какого-нибудь далекого и несчастного мира.

Шоша шикнул громче. Зверда вернулась к главному:

- То, что ты подружился с книгой - хорошо. Именно поэтому я взяла тебя под свое покровительство. И именно поэтому я уверена, что тебе удастся овладеть телом Лагхи.

"Есть еще один вопрос, - подумал Лараф. - Если я действительно стану гнорром и если мне понравится его тело, то почему бы мне не уничтожить вас, шилоловы покровители, до того, как вы соберетесь прикончить меня?"

Вопрос этот Лараф решил оставить до времени при себе.

- У меня нет выбора, - произнес он вслух. - Я согласен.

Зверда и громадная уродливая черепаха с кустистыми костяными наростами на морде переглянулись.

После того, как Зверда и Шоша отправились в Старый Ордос за прахом своих предков, Лагха поначалу почувствовал облегчение. Но уже вечером на гнорра накатило.

Обнаженное женское тело застило гнорру взор, то проступая сквозь мраморную колонну на внутреннем дворике "Дикой утки", то сплетаясь из серых стеблей виноградной лозы, пересекавших стеклянный короб веранды в правом крыле.

Это тело, все - желанное, все - устремленное ввысь, гибкое, как аютский лук, принадлежало отнюдь не Овель и отнюдь не Сайле. Не было оно и идеализированным воплощением Великого Женского, о котором учили мудрецы. Это была Зверда во всей своей зримой единичности и неповторимости.

Малоприметный белесый шрам на левом бедре - почти симметричный тому, который находился у Лагхи на правом - был столь же отчетливо различим на березовой столешнице, как и тени длинных, не по-женски развитых в суставах пальцев Зверды, взбежавшие к потолку по прихоти пламени и ветра.

В тот вечер Лагха впервые за год счел за лучшее напиться до полного бесчувствия. Присев на край кровати и подрагивая в легком ознобе, он опрокинул три стакана сельха подряд.

Гнорру показалось, что опьянение не приходит слишком долго, а шелковая простыня под его пальцами уже превратилась в прохладную кожу Зверды. Боясь оторвать взгляд от бутылки, Лагха провел рукой по невидимому, но осязательно неотличимому от подлинного животу баронессы.

"Сон Звезднорожденного", - произнес внутри черепной коробки Лагхи отчетливый и совершенно чужой голос.

От сельха у Лагхи загорелось лицо. Часто-часто билось сердце.

"Сон Звезднорожденного".