ни одному из крупных кланов, не относились к вольным отстрельщикам и бродили по
окраинам страны, действуя в одиночестве или сбиваясь в шайки и воруя скот, если
шайка была невелика, или терроризируя всю округу, когда у них появлялся вожак,
а с ним - порядок, многочисленность и сила. Почему их терпела власть? Этого
Саймон еще не понимал. Возможно, власть была слаба; возможно, "дикие" служили
ей на свой манер, став частью государственной машины. Чем-то вроде канализации,
куда сливали все опасные отходы и отбросы.
двинулись к церкви, обтекая ее справа и слева. За ними катились возы -
несколько больших телег, груженных хворостом и черными железными бочками.
Увидев их, Пашка Проказа присвистнул, а староста побледнел и как-то разом сник;
теперь он казался не воеводой, идущим на рать, но проигравшим битву
полководцем.
собирается... Жечь, изверг!
другим допотопным топливом, каким в Разъединенных Мирах снабжались лишь
Каторжные Планеты.
бессилии кусая губы. Саймон похлопал его по плечу и наклонился к старосте.
деревне заботиться, о людях своих и о Коляне, которого я окрестил.
Они ж тебя термитам бросят! Или конями разорвут!
огибаловским в год платил? - Губы старосты зашевелились, будто он подсчитывал
про себя, но Саймон, усмехнувшись, подтолкнул его к церковным дверям. - Иди,
Иван-Хуан. Я с тебя меньше возьму.
разоренной деревни - той, на Латмерике - медленно таяло, расплывалось,
исчезало, будто свежий послеполуденный ветер уносил его в степь и, раздирая в
клочья, хоронил меж зеленых трав и лесистых холмов. "Не будет здесь ни пожарищ,
ни мертвецов на столбах, ни вспоротых животов, - подумал Саймон. - Не будет!"
На этот раз он явился вовремя.
предводителя: скакун его был получше прочих, седло, стремена и карабин отделаны
серебром, а на бедре покоился револьвер с перламутровой рукоятью и массивным
ребристым барабаном. Ни бороды, ни усов вожак не носил, зато щеки его и
подбородок были изрыты кратерами, словно поверхность Луны. Оспа, догадался
Саймон, ощутив мгновенный укол изумления. Кажется, вакцину тут тоже не делали,
как и компьютеры с ракетами.
растянувшихся полукольцом всадников и ощерил рот в ухмылке.
явился! И крест принес, из-за которого у них с Хрящом-покойником свара вышла...
Молодец! Понимает, что дон Огибалов - не Хрящ: тот насильничал да отбирал, а
дону сами тащат! И крест, и шею вместе с крестом!
карабина был украшен серебряной фигуркой - застывший в прыжке ягуар с грозно
разинутой пастью. И револьвер хорош, с барабаном размером с кулак, на десять
патронов, а может, на все двенадцать; выложенная перламутром рукоять искрилась
и блистала радужными сполохами. Саймон мог дотронуться до нее пальцем.
слово Божье им растолковать. Вот я и приехал. Тащился по жаре, пыль глотал, а
ты молчишь... Нехорошо! Но есть способ делать людей разговорчивыми, даже очень.
Знаешь, какой?
никакая иная тварь. Готов побиться об заклад!
секунд Саймон соображал, как будет выглядеть его большой палец на Ожерелье
Доблести, между клыков саблезубого кабана. Потом оставил эту идею; место
являлось слишком почетным для крысиных когтей.
поставлю Хряща и всех его мертвых подельников, а ты что?
всадников. - Эй, Анхель! Кобелино! Попа упаковать - и на лошадь! Поедем в Голый
овраг, развлечемся... А ты останешься здесь, с возами и своим десятком. Ждать
меня, ничего не трогать! Ни спиртного, ни баб, ни девок. Вернусь, мы со
старостой потолкуем. Я ему устрою экспроприацию! Поп-то деревню, считай,
проспорил!
жгутом и втаскивали на смирного мерина. - Десяток - это ничего... меньше, чем
ничего... С десятком и с этим Кобелино я разберусь по-тихому, без драки и
пальбы. Лишь бы семибратовские не взъярились! Хозяева-то стерпят, у них усадьбы
и семьи, а вот Пашка с Филином... и прочие, из молодых... Затеют резню, и будет
десять трупов с одной стороны и десять-с другой..."
спешившихся всадников и строго покачал головой. Потом над ухом у него гикнули,
взметнулась пыль из-под копыт и затянула улицу, заборы, стены и крыши домов
желтым душным маревом. Теперь, выворачивая шею, Саймон видел только звонницу с
восьмиконечным крестом; пыльное облако подрагивало, но ему чудилось, что
раскачиваются крест и колокол под ним.
Семибратовкой.
растянул, где удалось растянуть, но с осторожностью, чтоб не поранить
предплечья. Искусство освобождаться от пут, преподанное Чочингой, не требовало
силы; главным являлось умение расслабляться, когда кость будто бы становилась
гибкой резиной, а плоть текла с такой же легкостью, с какой вода заполняет
сосуд. Саймон проделывал этот фокус множество раз: и в юности, когда Наставник
связывал его ремнями, а после засыпал песком, и в Учебном Центре, где
практиковались с наручниками и смирительной рубашкой. Ремни были гораздо хуже:
Чочинга вымачивал и растягивал их, а в горячем песке они высыхали в одно
мгновение.
пошевеливая локтями. - Во-первых, ее не растянешь как мокрый ремень, а
во-вторых, термиты ее не жрут. Так что у человека обычного, который не прыгал
по острым кольям, не бегал по углям и не распутывал смирительных рубашек,
шансов вылезти из термитника маловато. Пожалуй, никаких".
Дурасом огибаловские свернули, проехали тапирьи выпасы и пересохший ручей, где
петляла в камнях жидкая струйка воды, и теперь направлялись к холмам на западе
- пологим, невысоким, рассеченным множеством трещин и оврагов. Здесь, на
плоских камнях, среди кактусов, дремали большие ящерицы, а в небе парили грифы
- черные, с длинными шеями и белой оторочкой крыльев. Солнце огромным пылающим
шаром висело над холмами, а снизу его подпирали облака - не легкие и пушистые,
какие плывут в небесной синеве, а распластавшийся над плоскими вершинами
сизо-серый блин. Солнце подсвечивало его, добавляя к серому багровые и красные
тона.
ним захрапел, и рябой главарь, ехавший чуть впереди, обернулся; по губам его
змеилась усмешка, а щеки в кратерах оспин казались отлитыми из шершавой меди.
пленником. - Не скулишь, не ноешь и песен не поешь... Разве тебя не обучили
псалмы петь?
пригасив ухмылку, спросил: - Давно из Рио? С месяц?
Кобелино - он почтовых девок охмурил, а у тех радио есть от "штыков" - говорит,
что Живодер нынче дружбится с Анакондой. Вроде бы дочку за него просватал...
Верно?
дернулся, рука потянулась к револьверу.
паузу, разглядывая пленника с каким-то новым, нехорошим интересом. - На бляха
вроде не похож и на чекиста тоже, не эмиратский и не мосол... Срушник, что ли?
Из ЦЕРУ?
Разведуправлением, Колумбия, и Центрально-Европейской Республикой, Украина,
Земля, особого сходства ; не наблюдалось, но он не собирался посвящать рябого в
такие детали. Внезапно ему пришла мысль, что он ничем не рискует, расспрашивая
Огибалова и демонстрируя собственную неосведомленность; что бы о нем ни подумал
главарь, за кого бы ни принял, это уже не имело значения. Рябой был Почти что
трупом.
он тоже считал, что ехавший рядом пленник - почти мертвец. Он пустился в
воспоминания о Рио, о тех золотых деньках, когда он был не отморозком, а
сборщиком "черного" у Монтальвана, катался на бронированной тачке, а не на
лошади и открывал пинком любую дверь с изображением окутанной плащом фигуры.
Длинные "плащи", как понял Саймон, являлись не самой многочисленной из банд и
не могли конкурировать с дерибасовскими или смоленскими, "штыками" или
"крокодильерами". Но все же это был почтенный и уважаемый клан, уцелевший в