Чтение 15–й страницы книги ~И маятник качнулся...~

Целых три дня люди, живущие под одной крышей, морочили друг другу головы.

Четверо взрослых мужчин с усердием юных школяров делали вид, что ничего не произошло. Получалось у всех по-разному. Принц преуспел больше других, поскольку не мог вспомнить, приезжала ли его возлюбленная на самом деле или то был просто дивный сон. На втором месте шел доктор, который всякий раз при общении с вашим покорным слугой многозначительно ухмылялся, щуря и без того не очень-то большие глаза. Борг... Ну, этот почти не притворялся. Рыжий великан, встречаясь со мной взглядом, просто предлагал: "Поговорим?" А что же я?

Я не мог притворяться. И не потому, что истратил все внутренние резервы, потребные для актерского мастерства, а просто потому, что... устал. Я могу некоторое время балансировать на грани между Темной и Светлой сторонами своей Сущности, но каждый лишний шаг по лезвию меча иссушает источник хорошего расположения духа. Мне не удается без перерыва долго смеяться и шутить - в конце концов улыбка исчезает с моего лица и прячется в таких глубинах, что никакие силы не способны ее вытащить. Я не могу постоянно вести себя как "хороший мальчик", потому что во мне мало истинной доброты. Проще говоря, время от времени мне просто необходимо побыть мрачным и сварливым занудой...

Тот факт, что каждый день, укладываясь в постель, я вынужден был долго и тщательно выбирать позу для сна, тоже не способствовал появлению счастливой улыбки на лице. Синяки сходили медленно. То есть они вели себя в полном соответствии с правилами: уже стало ясно, какие именно желваки исчезнут раньше, какие - позже остальных, но мучительно хотелось выздороветь как можно скорее. К чести доктора, он делал все необходимое для моего выздоровления: растирания по утрам, холодная мазь для снятия отеков - по вечерам, да и работой меня не шибко нагружал. И все же, несмотря на очевидные удобства и уступки, я чувствовал себя обиженным, хотя и не мог ясно обрисовать самому себе причины этой обиды. Я ходил по дому мрачнее грозовой тучи, но пресекал любые попытки поговорить с собой "по душам". В принципе, следовало ожидать такой упадок сил и желаний как вполне предсказуемую реакцию на напряженные и насыщенные странными событиями дни. Я знал, что через какое-то время снова стану дурашливым мальчишкой. Но вот остальные...

Наверное, нужно было намекнуть окружающим о своих странностях. Правда, это выглядело бы форменным сумасшествием и было бы принято за очередную неудачную шутку, а я успел наплодить такое количество ошибок, связанных с несдержанностью речи, что следовало приостановиться. Хотя бы для того, чтобы оные ошибки сосчитать, взвесить, оценить и решить для себя: поступать таким же образом в дальнейшем или все же стоит серьезно следить за своими словами...

Я пытался себя воспитывать. Честно, пытался. Однако жаркая солнечная погода не способствовала прогулкам по Болоту Тоскливых Раздумий. На четвертый день я почти собрался нанести визит вежливости речке, протекавшей у подножия холма, на котором располагалась усадьба Гизариуса, но все радужные надежды на приятное уединение и водные процедуры нарушил приказ отправиться в деревню, дабы забрать у тамошнего кузнеца некую вещь, которую доктор заказывал изготовить. Робкий протест, вроде: "Куда я попрусь по самому солнцепеку?" не вызвал ни капли сочувствия, и спустя четверть часа, одевшись, как пугало (что было очень легко при доступном мне гардеробе), и из вредности пять раз переспросив дорогу (что оказалось невыносимо приятно), я вышел за ворота.

По дорожке, пугливо огибающей опушку леса, по кромке поля, по мосту через ручей - я не успел устать или соскучиться, как ступил в пределы памятной деревни. На улочках в полуденный час почти не было людей - хотя какие это улочки: так, свободные от деревьев и кустов участки земли, трава на которых лишь кое-где примята колесами и босыми ногами детворы. Приличный вид имела только главная улица деревни, на которую я после рассеянных блужданий и вышел, поскольку кузница (по уверениям доктора) должна была находиться где-то среди домов самых уважаемых селян. Несколько раз пришлось пройти мимо играющих мальчишек, которые провожали меня настороженными взглядами и парой-тройкой мелких камней, по счастливой случайности ни разу не долетевших до моей спины. Такое настроение детей ясно говорило о том, что даже если староста и испытывал ко мне чувство благодарности, то далеко не все его односельчане точно так же относились к странному типу с клеймом через всю щеку.

Я постарался не обращать внимания. Глупо обижаться на детей: они еще не могут оценить тяжесть проступка и размер искупления. Возможно, эти белобрысые пацаны никогда не будут класть на весы ни чужую вину, ни свою. Если так, то им повезет больше, чем мне, - чаши моих весов все время раскачиваются, не находя покоя...

Кузница пряталась за поворотом улицы, отделенная от других строений не только внушительным расстоянием, но и полосой земли, присыпанной речным песком, дабы в случае пожара (а при работе с огнем нужно быть готовым к любым неприятностям) пламя не перекинулось на дома соседей. Высокие двери были полуоткрыты: где-то за ними, в глубокой тени ритмично пел молот, шипела сталь, оскорбленная болезненным омовением в холодной воде, и звенели голоса, столь же резкие и протяжные, как стоны железа, меняющего свою форму в умелых руках мастера. Слов было не разобрать, да и ни к чему подслушивать - секреты преображения руды в предметы, дающие либо отнимающие жизнь, никогда меня не занимали...

На невысоком заборе, отделявшем кузню от улицы, мальчуган лет семи играл с матерым серым котом. Точнее, ребятенок думал, что играет, а кот - всего лишь позволял настойчивым пальчикам теребить кончик своего хвоста да легонько шлепал лапой по лохматой травинке, которую малец упорно пытался засунуть животному в рот. Я перегнулся через верхнюю жердь и как можно доброжелательнее обратился к мальчику:

- Это ваш дом, юноша?

Польщенный "взрослым" обращением, малец забыл о коте и важно кивнул.

- Стало быть, кузнец приходится вам родителем?

Еще один кивок.

- Будьте любезны, юноша, попросите его на минутку оставить дела и переговорить со мной. Это возможно?

Мальчуган задумался, переваривая мою церемонную речь, и, когда я уже лихорадочно начал обдумывать более простую и понятную фразу, развернулся, бросив при этом нерешительный взгляд в сторону кота, на широкой морде которого было написано довольство тем, что его, наконец, оставили в покое.

- Не волнуйтесь, я пригляжу за вашим зверем. Даю слово. - Я улыбнулся, стараясь не сильно кривить лицо, чтобы не пугать ребенка.

Гордый сознанием собственной важности и значимости данного ему поручения, мальчуган, путаясь в просторных штанах, которые явно были предназначены "на вырост", посеменил туда, где звенела сталь, а я пролез между жердями ограды и приступил к исполнению своего обещания.

Кот изо всех сил притворялся, что спит, но разве какой-нибудь представитель этого мохнато-усато-полосатого племени может усидеть на месте, когда всего в паре ладоней от его морды по нагретой солнцем деревянной палке медленно - очень медленно! - шагают два совершенно беззащитных пальца. Неуловимое движение, взъерошившее воздух - и когти прочертили полосы на дереве в том самом месте, где еще мгновение назад нежилась моя рука.

- Нет, так дело не пойдет, - сказал я, качая головой. - Либо мы играем, и тогда ты убираешь когти, либо... Я тоже имею право на удар.

Кот смежил веки, словно говоря: "Да ну тебя, в самом деле... Жарко же..." Я горько вздохнул и демонстративно отвел взгляд, словно по рассеянности оставляя подрагивающую руку лежать на жердине. Раз... Два... Три... Бросок! Когти снова впились в дерево, а моя ладонь хлестнула по лапе сверху - не больно, но обидно. Кот набычился, и кончик хвоста начал стучать по забору чуть-чуть жестче.

- Я же сказал: без когтей.

"Ну зачем ты так? Какая же это будет игра?" - Кот с укором посмотрел на меня и отвернулся, укладывая голову на лапы.

- Ты лучше меня знаешь, что играть можно, не причиняя друг другу вреда. - Я поднес пальцы к серой мордочке. Кот потянулся к моей руке, обнюхивая незнакомого ему доселе человека. Кожу приятно пощекотало шумное дыхание холодно-мокрого розового носа...

- Ну, как? Я достоин игры с тобой?

"Я еще не решил". - Желто-зеленые глаза снова сощурились.

Я вздохнул:

- Ладно, будь по-твоему...

Следующую "мышку" кот поймал. И довольно засунул себе в рот, вдоволь облизав и изжевав. А потом он позволил себя погладить. Я даже начал уверять себя в том, что день будет не таким уж дурным, как показалось сначала...

И снова ошибся. Заигравшись с котом, я не заметил, как звуки в кузне смолкли, и не услышал шагов. А ведь немного внимания - и события могли бы двинуться совсем в другом направлении...

Откуда-то снизу донеслось вежливое покашливание. Я вздрогнул, отнимая у кота его "добычу" и поворачиваясь лицом к персоне, удостоившей меня своим вниманием.

Персона была невысокого роста, широкоплечая и крепенькая, как дубовый чурбачок. Из одежды на "чурбачке" можно было рассмотреть штаны, сапоги и длинный кожаный фартук. Круглое лицо над фартуком было усыпано морщинами: копоть и жар кузни проложили овраги, которых не было, и углубили уже имевшиеся. А следов зрелого возраста виднелось немало - присоединившийся к нам с котом субъект был немолод: в волосах, похожих на бурый мох и по цвету и по состоянию, мелькали серебристые пряди. Столь же пестрая борода была довольно занятно пострижена: на подбородке она топорщилась не больше, чем на ладонь, а к скулам переходила в туго заплетенные косички - по три с каждой стороны. Длинные волосы были закинуты за спину и скреплены заколкой, чтобы не мешали в работе. А "чурбачок", похоже, работы не чурался - вот и сейчас он только-только отошел от наковальни, чтобы проветриться на относительно свежем воздухе... Фрэлл меня подери, да это же тот самый гном!

- Давай-ка поговорим, парень...

Поговорим?! И он еще смеет требовать от меня беседы?! Гном, с помощью которого селяне смогли меня скрутить? Гном, едва не ставший причиной моей безвременной и позорной гибели? Гном, не разобравшийся в ситуации, но поспешивший ударить именно МЕНЯ?

Я и не знал, что могу рассвирепеть так быстро и так... холодно. Лед праведного - по моему скромному мнению, разумеется, - негодования сковал грудь, не давая дышать, и слова с трудом пробились сквозь стиснутые зубы:

- Мне не о чем разговаривать с бородатым недомерком, который предпочитает наносить удары в спину.

Глупо? Знаю. Недостойно? Согласен. Но в тот момент я не смог удержаться от типично детской мести за боль и унижение, которые испытал. И в голову не пришло ничего лучшего, чем оскорбить и унизить обидчика. Впрочем, лед почти сразу же дал трещины - напряжение пожухлой осенней листвой упало к ногам, оставив разум и душу совершенно пустыми и чистыми, как страница книги, ожидающая новой истории. Я успокоился. Как мало нужно, чтобы вернуть себя в норму! Вот только моя "разрядка" цепью молний выплеснулась наружу, раня все, что встретила на своем пути...

Я искренне пожалел о своих словах мгновение спустя. Но раскаяние длилось ровно до того момента, как в мой живот уперлось широкое лезвие ножа, вынырнувшего из-под фартука.

- Что ты сказал?! - В низком голосе явственно закипал гнев. Но подогрет он был, как мне показалось, жарким пламенем Обиды, а не Оскорбленной Чести.

- У кого-то проблемы со слухом? - ненавязчиво поинтересовался я и тут же объяснил сам себе: - Ну да, возраст сказывается... Как говорят: старость - не радость...

Если моей целью было довести гнома до взрыва, то я шел по правильному пути. Темно-серые пуговки глаз стали от гнева совсем черными, массивный нос и щеки покраснели, а в голосе начали перекатываться пылающие уголья:

- Кого ты назвал СТАРЫМ?

Мой взгляд неторопливо прогулялся по ножу, кончик которого уже выдавил несколько капелек крови - удачно получилось, что я скрутил и завязал рубашку узлом выше пупка, иначе хорошая вещь была бы безнадежно испорчена - изучил седые волоски в бороде и двинулся выше, остановившись в конце концов на уровне гномьих бровей.

Вместе со спокойствием возвращалась та самая вожжа, которая постоянно попадала мне под хвост. Со мной очень легко общаться: если я вспылю (а это не редкость), нужно просто этого не замечать, и буквально через минуту (самое большее - на следующий день) я остыну и снова стану милым и воспитанным молодым человеком. Но горе тому, кто в ответ на мой выпад предпримет собственную атаку: разум, скинувший оковы гнетущей усталости и отложивший в сторону попытки разобраться в самом себе, спуску не даст. Гном нужной линии поведения не придерживался...

- Ты спрашиваешь: кого я назвал старым? Уж точно не кота.

Честно говоря, я думал: после этих слов он порежет меня на ленточки. Или на шнурки. Самое мерзкое, что мне не было страшно, напротив: я чувствовал злорадное удовлетворение от собственного поведения. С удивлением (но какой оно носило характер - приятный или нет, пока не поддавалось определению) я понял, что мне нравится измываться над людьми. Правда, в данном случае имелся в наличии всего лишь гном, но суть не в этом. Выходит, я ничуть не лучше Лэни? А может, мне стоит гордиться тем, что я могу точно так же довести собеседника до белого каления, не прилагая особых усилий? Вот тема для долгих и продуктивных размышлений! Становишься сволочью, Джерон? Ха, а что, если я давно уже изменился, не замечая этого? Все возможно, но... Я не могу простить. Пока не могу.

Наверное, и забыть не смогу. Ненависть в глазах людей... Обжигающие поцелуи камней... Боль в растянутых руках... Сейчас эти воспоминания сами собой задвинулись в дальние уголки сознания, но уверен: они не потускнеют со временем. Достаточно будет одного слова или малейшего ощущения, и... Они вернутся. И я снова буду сражаться с самим собой, задыхаясь от слез...

Простить? Да за что мне его прощать или винить? Все мои беды связаны с моей глупостью. Когда же я научусь поступать ПРАВИЛЬНО? Когда-нибудь... Но только не сейчас! От одного вида бородатого коротышки мысли и чувства начинали звенеть, как тетива. И стрелы, что срывались с этой тетивы и летели в лицо гному, заставляли стыдиться даже себя самого. Чуть-чуть...

Гном медлил. Догадавшись, в чем причина промедления, я зло выругался и отвел взгляд в сторону. Он смотрел в мои глаза. Не знаю, что там можно было увидеть, но это "что-то" заставило гнома остановиться. Все, больше никаких ошибок! Я приложил все возможные усилия, чтобы вернуть обратно маску неблагодарного чудовища, и ехидно осведомился:

- Ну что, малыш, есть еще вопросы? Если нет, убери свою зубочистку, а то она перегреется на солнышке.

Смуглая рука взлетела мне под подбородок, железной хваткой вцепилась в ошейник и потащила мою голову вниз.

- Тебе не помешает урок хороших манер, мальчик, - подражая моим интонациям, протянул гном.

- Ты полагаешь себя знатоком таковых? - Я даже не делал попыток освободиться. Только пальцы переломаю, если буду разжимать эти "клещи".

- Скромность не позволяет мне так заявить, но среди моих друзей есть несколько людей... - Тут он всмотрелся в узор на бляхе и недоуменно нахмурился, замолкая.

Ага, ему знакомы эти руны, не так ли? Вот не встал бы я в позу, можно было бы выяснить их значение... А может быть... Нет, только не это! Если гном имеет дела с Мастером, стараниями которого я обзавелся этим "ожерельем", я попал. Ох, и надерут мне уши и кое-что пониже ушей... Но все равно - приятно. Сказал, что хотел, а не стал притворяться великодушным и всепрощающим. Наверное, так и надо поступать: пусть люди сразу получают представление о том, каким я могу быть. Хватит ситуации с принцем и его телохранителем - теперь ни один, ни другой прохода не дает. Да еще доктор... Положим, Гизариус хочет выяснить, откуда я взялся, исключительно в научных целях - как это, в самом деле: Мастер меня где-то нашел, а ему, своему приятелю, не сказал, где и как это произошло. Что касается Борга, то он уже почти уверен в моей принадлежности если не к Орлиному Гнезду, то к любой другой "братской" Службе и намеревается при ближайшем удобном случае обсудить со мной дела, касающиеся безопасности трона и отдельных членов королевской семьи. О, я мог бы доставить ему удовольствие беседой, состоящей из намеков и двусмысленностей, но зачем мне лишняя головная боль? Я - тот, кто я есть, и не хочу, чтобы меня принимали за нечто большее. Лучше уж - за меньшее... Хотя если выбирать из двух зол, то я конечно же хотел бы быть большим Злом! Ну да, есть у меня мания величия, пока незрелая, но тщательно взращиваемая...

С бляхи гном снова перевел взгляд на мое лицо. Ох, как же мне не понравился этот взгляд! И коротышка туда же... Ну почему все они на развилке с указателем: "Налево - дурак, направо - совсем НЕ дурак" выбирают правую дорогу?!

- Я тебе нравлюсь, да? - Я скорчил кокетливую мину.

Гном поперхнулся:

- С чего это ты взял?

- А на кой фрэлл заставил меня нагнуться? Поцеловать хочешь?

"Клещи" мигом разжались. Хм, как, оказывается, просто избавиться от повышенного внимания... Я выпрямился, потирая шею.

- А зря передумал, сладенький... - От "воздушного поцелуя" гнома перекосило так, что я даже испугался: не хватил бы его удар из-за моих дурацких шуток.

Ничего, все обошлось. Гном сплюнул, что-то пробормотал в бороду на непереводимом наречии Горного народа и, энергично печатая шаг, направился на задний двор. Я проводил его коренастую фигуру насмешливым взглядом, готовый в любой миг, если гном обернется, послать ему еще несколько "поцелуйчиков", но он не обернулся. На его же счастье, как я полагаю, потому что мое настроение в эти минуты колебалось в диапазоне от просто зловредного до крайне мерзопакостного, и неизвестно, какие извращенные формы могла бы принять в дальнейшем моя фантазия.

Вообще-то, шутки подобного рода крайне рискованны, и их нужно использовать исключительно в том случае, когда ваш оппонент не может отреагировать иначе, как оскорбиться или испугаться. Лично я знаю одного типа, который развил бы предложенную мной тему до таких пределов, что пугаться впору было бы вашему покорному слуге...

- Зря вы так... - Ой, еще один подкрался! Да что такое сегодня со мной - никого и ничего не замечаю...

На сей раз ко мне подошел сам кузнец. Роста он был, что интересно, невысокого и на медведя вовсе не походил - скорее он был сухим и жилистым, но тугие змеи вен не позволяли усомниться в силе его натруженных рук. Кузнец был сравнительно молод - около сорока лет, - но все же старше, чем ваш покорный слуга, и я не сразу понял, почему он обращается ко мне на "вы". А когда понял... Сделал себе зарубку на память: закатить старосте истерику с выяснением, почему он довел мои "подвиги" до сведения каждого человека в этой треклятой деревне. Не знаю, как вас, а меня коробит уважительное обращение со стороны людей, перед которыми полагалось бы пресмыкаться мне...

- Что - "зря"? - хмуро спросил я, предчувствуя очередное сетование на мои "плохие манеры", но кузнец меня удивил:

- Почтенный Гедрин тяжело переживал случившееся.

Пе-ре-жи-вал? Я не ослышался?

- Что же заставило его переживать?

- Когда ему рассказали, как обстояли дела, он понял, что встал не на ту сторону...

Вот как?

- И что именно ему рассказали, позвольте узнать?

- Ну... - Кузнец наморщил лоб, припоминая подробности. - Что вы помогали Рине дойти до дома лекаря, что не хотели ее пугать... А потом вы спасли ребенка...

Мило. Уж не знаю, какими словами гному поведали всю эту историю, но рассказчик постарался, раз бородатый коротышка начал "что-то" переживать. Впрочем, возможно, кузнец преувеличивает, и "переживание" не имело места. Хотя... Он же подошел ко мне с намерением поговорить. Неужели хотел извиниться? О-хо-хо... Тогда я вел себя как последний болван и подлец. Но ведь мне было приятно? Было. Тогда зачем терзать себя раскаянием? Э, у меня ведь есть дело...

- Доктор, именующий себя Гизариусом, просил забрать его заказ. Это возможно?

- Конечно. - Кузнец кивнул и на минуту скрылся за створкой распахнутой двери. Послышалось звяканье, шорох, стук - и я увидел предмет, столь необходимый доктору именно сегодня.

Лом. Толщиной в два пальца и длиной почти мне до плеча. Ну, Гизариус, я тебе это припомню - заставить меня тащить железную чушку в разгар полдневной жары!

- Надеюсь, он один? - на всякий случай спросил я.

Кузнец шутки не понял и пожал плечами:

- Больше заказов не было.

- И то ладно...

* * *

...Нести лом было неудобно. Тащить волоком - тоже, потому что дорога не отличалась гладкостью шелка и на каждой кочке железяка подпрыгивала и больно дребезжала в пальцах. К тому моменту, когда я доплелся до усадьбы, я чувствовал себя не просто кретином, а очень злым кретином. Потому что догадался, зачем доктор отправил меня к кузнецу.

Гизариус, узрев злорадное выражение моего лица, правильно оценил результат разговора с гномом и горестно вздохнул. А я, прислонив лом к стене, сел на дощатую террасу, разминая натертые пальцы.

- Ты хорошо себя чувствуешь? - вкрадчиво поинтересовался доктор.

- Просто замечательно! Гном на завтрак - моя любимая диета, - съязвил я.

- О чем вы говорили? - Какие мы любопытные!

- Ни о чем. Мы не говорили.

- Почему? Гедрин хотел... - Недоумение на лице.

- Извиниться? Это нужно было делать иначе.

- Иначе?

- Не таким тоном. И не подкрадываясь.

- Подкрадываясь? - Доктор явно ничего не понимал.

- Пусть ваш приятель сам рассказывает, о чем и как мы беседовали. Если рискнет. - Я довольно ухмыльнулся. Пожалуй, почтенный гном не станет открывать все подробности нашей недолгой беседы. Слишком уж она получилась... занимательной.

- Ты не принял его извинения? - Полная растерянность.

Я широко улыбнулся:

- Он не успел их принести.

- Ты... ты... Ты нагрубил ему?!

Я сделал вид, что задумался.

- Я сказал чистую правду.

- Правду?.. - Доктор понял мой намек и осекся.

Несколько минут он молча смотрел на меня с таким укором, что в другое время я бы устыдился своего поведения, но сейчас... Сейчас мне даже море было - по колено. Гизариус качнул головой, скорбно поджимая губы:

- Я был о тебе лучшего мнения... Я думал, что ты - благородный человек, заслуживающий уважения, а ты...

- Кто? - Я с искренним интересом уставился на доктора.

- Всего лишь фигляр, притворяющийся рыцарем.

Каково, а? И что я должен делать теперь, после такой "характеристики"? Плакать горючими слезами? Рвать на себе волосы? Эх, доктор, доктор, ты наивен, как ребенок... Я поднялся, отряхивая штаны.

- Я ни разу не давал вам понять, что являюсь кем-то иным, нежели рабом, переданным вам во временное пользование, этого вы не можете отрицать, - сухо проговорил я. - Мнение о моих достоинствах и недостатках, а также о моем происхождении, о моем предназначении и о моих намерениях вы составили сами, не удосужившись узнать, что я думаю об этом самом мнении. А я скажу, ЧТО я думаю: если вам нравится витать в облаках, воля ваша. Но смею заметить, что присутствующая в вашем доме особа королевской крови скорее всего лишилась зрения именно витая в облаках, и я не могу понять мотивов того, кто определил принца на излечение к такому безответственному и строящему иллюзорные замки человеку, не способному дать правильную оценку простейшей жизненной ситуации...

Рука доктора дрогнула - наверное, он хотел меня ударить, но сдержался. Или передумал, предположив, что после такой тирады я вполне могу дать сдачи.

- Да как ты можешь...

- А ведь он совершенно прав. - Голос Борга заставил вздрогнуть и меня и доктора.

- В чем он может быть прав? - Гизариус не хотел верить, что у меня нашелся защитник.

Великан оперся на перила террасы, улыбаясь одновременно насмешливо и горько.

- Хотя бы в том, что принц был неосторожен в оценке противников и выборе друзей.

- Неужели?

- Я не знаю, как именно он заболел и что этому способствовало, но чувствую: здесь попахивает местью.

- Отвергнутая любовница или соперник? - невзначай поинтересовался я. Хотя разницы никакой: те же яйца, только в профиль...

- Не знаю. - Борг пожал плечами. - Об этом нужно спрашивать у принца.

- Да, "Опора" никогда не славилась способностью идти по Следу, - констатировал я.

В глазах верзилы промелькнуло нечто, похожее на профессиональный интерес.

- А сам-то ты откуда? - резонный вопрос.

- Ниоткуда, - ответил я со всей возможной серьезностью.

- Так я и поверил! - ухмыльнулся Борг. - "Честь"? Или - "Скальпель"?

Он бы еще сказал: "Заноза"...

- Я. Не. Имею. Отношения. К Тайной. Страже.

- Можешь рассказывать сказки кому угодно, но только не нам, - заявил рыжий.

- Хорошо. вам известен примерный состав Орлиного Гнезда?

Борг отрицательно качнул головой, доктор неопределенно пожал плечами.

- "Да" или "нет"?

- Большей частью, - наконец решился ответить Гизариус.

- Я там фигурирую? - Феноменально глупая беседа, но что поделать...

- Нет... Но это ничего не значит! - с жаром бросился доказывать доктор. - Ты можешь входить в число...

- Приглашенных специалистов? - обреченно выдохнул я.

- Именно так! - Ну до чего же довольное лицо!

- Вы оба малость не в себе. - Я покрутил пальцем у виска. - Или - не малость... По вашему выходит, что все это, - я провел рукой по щеке и ошейнику, - что-то вроде маскировки?

Можно было не спрашивать: глаза двух взрослых мальчишек сияли лихорадочным возбуждением близости к открытию самой страшной и интригующей тайны в их жизни. А мне вдруг захотелось зарыдать в полный голос. Пришлось сурово сказать:

- С невменяемыми я сегодня разговаривать больше не буду. Поймете абсурдность своих умозаключений, тогда - пожалуйста. А еще лучше - обратитесь к моему хозяину и узнайте от него все подробности. - С этим я гордо удалился к себе в комнату.

Из такой ловушки мне никогда не удастся выбраться. Почему? Потому что я сам ее придумал и построил. Я - не просто дурак. Я - круглый дурак. Дурак из дураков, второго такого не отыщешь, хоть весь мир обойди. И самое печальное, что я уже никогда не поумнею достаточно, чтобы научиться скрывать от окружающих свою глупость...

У меня есть занятная странность в характере, и, судя по тому, что оная странность проявляет себя с той поры, как я начал что-то соображать, этот порок - наследственный. Незаметно для самого себя я действую как "зеркало". То есть перенимаю у собеседника интонации и манеру излагать мысли. Особенно легко это происходит, если у меня хорошее и спокойное настроение: тогда я часами способен составлять компанию любому человеку, при этом очень редко буду говорить то, что думаю, - лишь то, что он хочет слышать. Такая особенность очень удобна для выживания, но, каждый раз превращаясь в "зеркало", я стараюсь себя одернуть и вернуться в прежнее состояние, потому что становиться отражением собеседника считаю невежливым и непристойным. И - обидным. Ведь тогда он говорит вовсе не с вашим покорным слугой, а с самим собой...

С другой стороны, мое "истинное" лицо - не самая привлекательная картина и понравится далеко не каждому. Я, например, не в восторге от своего характера. Но вводить в заблуждение людей, которые были добры ко мне... Это гнусно. Пусть лучше меня считают нервным и несдержанным, чем будут обманываться на мой счет...

...За ужином Гизариус, донельзя довольный то ли собой, то ли тем, что вдвоем с Боргом им удалось меня "сломать", объявил, что со следующего дня я займусь новой работой, поскольку мое физическое состояние уже вполне сносное. Когда я осторожно поинтересовался, в чем именно будет заключаться сия работа, рот доктора растянулся в улыбке еще шире (хотя, казалось бы, дальше некуда), и он провозгласил:

- Надо помочь одной старой женщине с огородом.

- С огородом?

- Он немного зарос, придется выкорчевать пару кустиков...

Я обомлел.

- А что, в деревне нет здоровых мужиков, чтобы этим заняться?

- Да некогда им, - доктор махнул рукой. - В поле работать надо, для скотины корм заготавливать, да мало ли чего еще?