Чтение 15–й страницы книги ~Враг рода человеческого~

Хайдманн не сразу понял, что в этом вопросе скрывалось своего рода оскорбление, поскольку комиссар получил четкие и однозначные приказы ничего не предпринимать самостоятельно. Похоже, что Смит истолковал его молчание как утвердительный ответ и, нажав кнопку на своей портативной рации, начал так быстро говорить что-то на своем родном языке, что Хайдманн не мог разобрать ни слова, хотя считал, что хорошо знает английский. В конце концов он, однако, понял, что Смит давал указания своим людям находиться в состоянии готовности.

Хайдманн невольно задал себе вопрос, сколько еще агентов ЦРУ стоят сейчас в темноте на улице. Судя по тому, что комиссар слышал об этом Салиде, здесь, пожалуй, собралась добрая половина разведывательного управления США. Да плюс полицейские всей округи в радиусе двадцати километров, вне зависимости от того, были они в этот час на дежурстве или нет. Абу эль-Моту принадлежала сейчас сомнительная слава всемирно известного преступника, которого разыскивают правоохранительные органы всего мира.

Смит снова спрятал рацию в карман и спросил человека, сидевшего у магнитофона:

- О чем они говорят?

Сотрудник снял наушники и растерянно взглянул на агента.

- О... о Боге, - ответил он.

- Как вы сказали? - переспросил Хайдманн.

- О Боге и Страшном суде, - сказал сотрудник.

- С ним там священник, - заметил Кеннели.

- Иезуит, которого он заставил уйти с собой из больницы, - добавил Хайдманн.

- Это еще неизвестно, - возразил Кеннели. - Но даже если он увел патера силой, этот человек стал теперь тоже опасным. Вы уверены, что они ничего не заподозрили?

Сотрудник, сидевший у магнитофона, убежденно покачал головой и, ласково поглаживая свои приборы, сказал:

- Мы старались не приближаться к этому дому. Впрочем, в этом не было никакой необходимости, мы и без того можем отчетливо слышать каждое слово, которое они произносят, сидя в пятидесяти метрах от нас за закрытым окном. Причем мы слышим все так явственно, как будто они находятся в одной комнате с нами.

И он снова погладил аппаратуру, посматривая на Кеннели, как будто ожидал дальнейших вопросов, чтобы рассказать о достоинствах своей чудо-техники. Но поскольку агент ЦРУ промолчал, специалист, явно разочарованный этим обстоятельством, вернулся к своим прямым обязанностям.

- Отлично, - сказал Смит, обращаясь непосредственно к Хайдманну, - это была хорошая работа, господин комиссар. С этого момента мы берем все на себя.

И агент направился к дверце, чтобы покинуть фургон, но Хайдманн схватил его за руку.

- Минуточку, - сказал он.

Смит хмуро взглянул на руку Хайдманна, лежащую на его руке, и тот почти сразу же поспешно отдернул ее. Однако, несмотря на это, комиссар заметил спокойным голосом:

- У меня на этот счет совершенно другие указания, агент Смит.

Смит даже глазом не моргнул, глядя в упор на Хайдманна.

- И каковы же эти указания? - спросил он.

- Я должен оказывать вам всестороннюю помощь, - ответил Хайдманн. - Но это не значит, что сам я должен устраниться от выполнения задания и наблюдать за всей операцией со стороны.

- Ваша помощь будет заключаться уже в одном том, что вы позволите нам заниматься своей непосредственной работой, - сказал Смит. - Салид - это наша проблема, мы идем по его следу уже много лет.

- Он был вашей проблемой, но теперь он интересует также и нас, - ответил Хайдманн. - Он убил несколько сот граждан нашей страны, мистер Смит. Мы должны вместе провести эту операцию. Хотя глаза Смита были холодны и, казалось, ничего не выражали, Хайдманн видел, что в голове агента ЦРУ идет лихорадочная работа.

- Будьте разумны, господин комиссар, - промолвил он. - Это ведь...

- Я говорю вполне разумно, - перебил его Хайдманн, повысив голос. - Я только выполняю свой долг.

- Я могу заставить вас выполнять требования.

- Попробуйте, - спокойно сказал Хайдманн. - Но до тех пор, пока мое начальство не изменит свой приказ, я буду делать то, за чем меня сюда послали: оказывать вам содействие в задержании этого террориста.

"И заботиться о том, чтобы его не убили хотя бы этой ночью", - закончил про себя комиссар. Возможно, он был несправедлив по отношению к Смиту и его коллеге, но у Хайдманна было такое чувство, что задание, полученное этими агентами ЦРУ, не исключало такого варианта, как убийство террориста Абу эль-Мота на месте.

- Мы сражаемся с вами на одной стороне, агент Смит, - продолжал комиссар.

Смит какое-то время сердито глядел на него, а затем пожал своими мощными плечами и сказал:

- Ну что же, как хотите.

Хайдманн не услышал в его тоне ни угрозы, ни лукавства и мысленно обозвал себя дураком. Должно быть, он насмотрелся плохих детективных фильмов, а Смит просто испытывал его и убедился, что они действительно стоят по одну сторону барьера и только проиграют, если начнут спорить по пустякам.

- Каким образом надеетесь попасть туда? - спросил он.

Смит кивнул - но не в сторону гостиницы, а в сторону задней дверцы фургона.

- Я послал одну оперативную группу к черному ходу, а другую - на крышу. Как только мои люди займут свои позиции, они начнут действовать, - он немного помолчал, внимательно наблюдая за специалистами по прослушиванию, а затем продолжал: - Было бы очень неплохо, если бы мы точно знали, сколько еще людей находится в этом доме. Можете вы это установить?

- Да, если только они достаточно громко храпят, - ответил человек, сидевший у магнитофона. Хайдманн строго взглянул на него, высоко вскинув бровь, и тот смущенно поправился: - Я постараюсь это сделать.

- Хорошо, - Смит хлопнул ладонью по столу, - в таком случае, как только узнаете, известите меня об этом, - и он опять повернулся к Хайдманну: - Вы и ваши люди будете подстраховывать нас у главного входа в дом. Но ничего не предпринимайте без моей команды.

У Хайдманна на языке вертелось замечание, что никто не уполномачивал этого американца командовать в предстоящей операции. Кстати, Смит, должно быть, уступил ему именно по этой причине, решив поменять тактику. Однако комиссар тут же вспомнил собственные слова о том, что оба они находятся по одну сторону баррикады и не должны спорить друг с другом.

Смит, похоже, прочитал его мысли. Он долго и пристально всматривался в Хайдманна, а затем сказал ему тихо, но очень убедительным тоном:

- Вы ни в коем случае не должны недооценивать этого человека, комиссар Хайдманн. Он очень опасен, намного опаснее, чем вы можете это себе представить.

- Я знаю, - сказал Хайдманн, но Смит покачал головой.

- Нет, вы не знаете этого, - заявил он, - Салид не человек. Он настоящая машина, машина, предназначенная для того, чтобы истреблять людей, и не испытывающая при этом ни малейших угрызений совести. Вы должны постоянно помнить об этом. Он ускользал из наших рук при обстоятельствах, которые были для него куда более неблагоприятными, чем эти. И каждый раз за ним тянулся кровавый след. Он убивал всех подряд - и моих и своих людей, а также случайных свидетелей, оказавшихся у него на пути. Убить для Салида означает то же самое, что для вас открыть дверь или включить зажигание в машине. Никогда не забывайте об этом!

Если бы Смит сам не замолчал в этот момент, Хайдманн наверняка перебил бы его. От слов Смита - какие бы преувеличения ни содержались в них, - по спине Хайдманна побежали мурашки. Но еще более сильное впечатление они, без сомнения, произвели на людей, сидевших в машине. Хайдманн был рад тому, что Смит наконец-то повернулся и открыл дверцу фургона. И все же комиссар не выдержал и задал еще один вопрос:

- Сколько времени вы уже охотитесь за ним?

- За Салидом? - переспросил Смит, и его лицо помрачнело, а в глазах зажегся нехороший огонек. - Слишком долго.

Агенты ушли, оставив на душе Хайдманна неприятный осадок. Тяжелые мысли одолевали его. Выражение глаз американца испугало комиссара. Он понял, что Смит - вовсе не рядовой агент ЦРУ, который преследует террориста, а Салид для него больше, чем обычный преступник, которого Смит старается упрятать за решетку. Хайдманн не знал, что именно произошло между этими двумя людьми, но в тот момент он с предельной ясностью понял одно: что бы ни случилось сегодня, какие бы усилия он сам ни предпринимал, между Смитом и Салидом состоится смертельный поединок, и один из них не доживет до утра.

- Это просто смешно, - сказал Бреннер, крепко держась левой рукой за умывальник, а другой показывая на Салида. - От него еще я мог ожидать чего-нибудь подобного, но вас, Йоханнес, я считал более разумным человеком. Конец света? Апокалипсис сегодня? Не обижайтесь, Йоханнес, но это просто глупо.

- Но по всем приметам именно это и происходит! - возразил Йоханнес. - Разве вы ничего не видите? Неужели вы слепы? Все это записано в Откровении от Иоанна, и теперь все предсказания сбываются, одно за другим! Мир со страшной скоростью несется к краю пропасти!

- Это длится уже лет пятьдесят, - заметил Бреннер.

- Но не так явно! - Йоханнес поднял руку, как будто хотел сжать ее в кулак и ударить им по столу, но передумал и опустил ладонь. - Неужели вы не понимаете? Все, что записано в Библии, - чистая правда. Откровения Иоанна сбываются на наших глазах! Перечитайте, и вам сразу же все станет ясно! "И упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источник вод... и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки". Ангелы уже начали ломать семь печатей. Только что начали. Александр и его братья знали об этом. Они готовились к этому в течение многих столетий.

- Похоже, однако, что им это не помогло, - заметил Бреннер.

Йоханнес не обратил на его реплику никакого внимания.

- Конечно, я не могу вас убедить в том, чему вы не хотите верить, - сказал он. - Но если бы вы были честны сами с собой, вы признали бы мою правоту. Раскройте глаза! Перечислите мне те явления и события, которые происходят сейчас в мире, и я найду соответствующее место в Откровении от Иоанна, описывающее это. Причем слово в слово.

- Я не знаю Библию так же хорошо, как вы, - ответил Бреннер, - но могу предположить, что для каждой ситуации там можно найти соответствующее предсказание.

Йоханнес был, похоже, разочарован подобным ответом и одновременно рассержен им.

- Что с вами, Бреннер? - спросил он. - Вы боитесь, что я все же смогу вас переубедить или...

- Прекратите! - остановил их Салид. Хотя он произнес это слово негромко, однако Бреннер и Йоханнес тут же замолчали. Бреннер повернул голову в сторону Салида и заметил, что тот вновь немного приоткрыл дверь в коридор и стал напряженно прислушиваться.

- Что случилось? - спросил Бреннер.

Салид резко махнул рукой, заставляя его замолчать, и, простояв так две-три секунды, снова осторожно прикрыл дверь. Он быстро пересек комнату и, подойдя к окну, опять слегка раздвинул шторы.

- Что с вами? - снова спросил Бреннер. - Что-то не так?

Салид бросил внимательный взгляд сквозь щель в шторах на улицу, однако выражение его лица было все таким же бесстрастным. Через несколько мгновений он снова повернулся лицом к собеседникам.

- Ничего, - сказал он. - Похоже, я ошибся, все спокойно.

Однако выражение его лица и жесты свидетельствовали об обратном. Он выразительно покачал головой, приложил указательный палец к губам и показал рукой через плечо на окно. Озадаченный Бреннер собирался уже задать новый вопрос, но Салид поспешно сделал ему знак молчать и продолжал:

- Я просто нервничаю и потому вижу призраки. Но в этом нет ничего удивительного.

Говоря все это, он подошел к столу, вынул из кармана листок бумаги и шариковую авторучку и начал торопливо писать большими буквами:

"Они здесь. На улице стоит машина. Возможно, не одна".

Бреннер с шумом втянул в себя воздух, что снова заставило Салида прибегнуть к языку жестов.

- Давайте поспим пару часов, - сказал он. - Нам надо отдохнуть. Как только рассветет, я достану машину, и мы покинем этот город.

Одновременно Салид написал на листке:

"Возможно, они подслушивают. Будьте осторожны".

- И куда мы направимся? - спросил Бреннер, изумляясь самому себе. Его слова удивили даже Салида. Бреннер сам не мог бы сказать, почему он задал этот вопрос. Он явно подыгрывал Салиду, и именно это изумило его.

- Я решу это, как только мы покинем пределы города, - произнес Салид, продолжая тем временем писать:

"Двое или трое на крыше! Идите со мной! Только тихо!"

- Ложитесь спать, - продолжал он вслух. - Я подежурю час, а затем разбужу одного из вас.

Салид снова выпрямился, медленно подошел к двери и показал знаками Йоханнесу и Бреннеру, чтобы они следовали за ним. Нажимая дверную ручку вниз, он сказал:

- Я спущусь на минутку вниз. Возможно, мне удастся выпросить у нашей хозяйки чашку кофе. Никого не впускайте. Я постучу три раза.

Салид открыл дверь, ступил за порог, одновременно вытаскивая свое оружие, и тут же превратился в совершенно другого человека. И эта внезапная перемена испугала Бреннера больше, чем все, что Салид сказал и написал им на листке бумаги. Бреннер не мог видеть лица Салида, но сразу же почувствовал, что тот превратился из усталого человека, одетого в слишком тесный жакет и достойного жалости, в человека, которого знает и боится весь мир. Дрожь пробежала по телу Бреннера, когда он увидел, как стремительно двигается террорист и какую силу излучают все его движения. Только теперь Бреннер окончательно понял, что никогда не встречал более опасного человека, чем этот палестинец. При побеге из больницы он еще слишком плохо видел и не мог осознать, какой опасности подвергались врач и санитары. Ведь Салид убил бы их, не задумываясь! Именно в этот момент Бреннер впервые по-настоящему испугался Салида.

Салид снова приложил палец к губам, а другой рукой махнул своим спутникам, приказывая им следовать за собой. Йоханнес послушно встал, но Бреннер замешкался. Он лихорадочно обдумывал ситуацию. Ему сейчас представлялся шанс выйти из игры. Салид не станет стрелять Бреннер вполне мог бы остаться в комнате, оставив этого сумасшедшего священника на произвол судьбы. С другой стороны, если он последует за этими двумя безумцами, его запросто могут застрелить при выходе из гостиницы. Поэтому у Бреннера, в общем-то, не было выбора. Он должен был остаться, если хотел уцелеть в этой заварухе.

И все же - вопреки здравому смыслу - Бреннер двинулся к двери. Его колени подгибались - теперь уже скорее от страха, чем от слабости, - сердце гулко билось в груди, так что ему казалось, будто все в доме слышали этот стук. Салид уже сделал по коридору три шага и снова остановился. При скудном свете он выглядел еще более угрожающе и походил на темную страшную тень. Положив руку на перила, Салид напряженно прислушивался к звукам, доносившимся с первого этажа, одновременно нацелив свой пистолет на лестницу, идущую вверх к чердаку.

- Ни звука, - шепнул Салид. - Когда мы окажемся на улице, бегите за мной. Что бы ни произошло, вы должны бежать.

Йоханнес нервно кивнул. Бреннер ощущал исходивший от священника страх так же явственно, как он ощущал исходившую от Салида угрозу. Однако этот страх был совершенно другого рода, чем тот, который он сам испытывал. Бреннер боялся за свою жизнь, он боялся, что его ранят или убьют. Йоханнес, без сомнения, опасался того же, но к этому чувству примешивалось совсем другое. Патер испытывал страх перед надвигающейся катастрофой, размеров которой Бреннер себе даже представить не мог. Вне зависимости от того, был священник безумцем или нет, он искренне верил в то, о чем недавно говорил.

Салид осторожно поднял ногу, чтобы взойти по лестнице на чердак, и в этот момент раздался придушенный, резко оборвавшийся крик, доносившийся с первого этажа. Салид остолбенел, держа ногу на весу. Его правая рука направила пистолет в ту сторону, откуда донесся этот крик. И сразу же с чердака прыгнула какая-то тень, раздался выстрел.

Салид повалился, ухватившись рукой за перила, чтобы не скатиться вниз, и снова повернул дуло своего пистолета в дальний угол коридора. Затем он выстрелил, перевернулся на другой бок и опять послал пулю в темноту, одновременно делая рывок всем телом, чтобы в прыжке вскочить на ноги.

Тень человека, появившегося в коридоре, отшатнулась назад и впечаталась в стену. Но прежде чем этот человек, сраженный пулей Салида, сполз по стене на пол, с чердака на второй этаж спрыгнули еще двое или трое.

Салид что-то закричал, но оглушительное стаккато автоматной очереди заглушило его слова. Все это произошло очень быстро, так что Бреннер даже не понял, что случилось, не говоря уже о том, что он не успел среагировать на произошедшее. Он стоял и смотрел, как трассирующие автоматные очереди прорезают темноту, и пули ложатся в нескольких сантиметрах от Салида, выбивая щепки из деревянного пола. А затем он, как в замедленной съемке, увидел, что огненный поток пуль с фантастической скоростью приближается к нему.

- Здесь что-то не так, - сказал Хайдманн и, приподняв манжету своей куртки, взглянул на часы. Они уже пять минут назад передали Смиту о том, что в гостинице нет постояльцев, - во всяком случае, их прослушивающая аппаратура не смогла их выявить, - а от агента ЦРУ и его людей не поступало никаких известий.

Молчал и радиоэфир. Хайдманн начал уже подозревать, что его ловко провели: Смит и не собирался подключать комиссара и его людей к активному участию в этой операции.

- Может быть, мне еще раз попытаться вызвать их на связь? - спросил радист.

Хайдманн секунду задумчиво глядел на него, а затем покачал головой.

- Нет, - наконец сказал он. - Мы выходим из машины. Вы, вы и вы, - он указал поочередно на трех из пяти полицейских, одетых в форму, которые сидели на скамейке у стенки фургона. При этом комиссар сознательно не стал брать с собой юного полицейского, нервно поигрывающего своим оружием. - Вы пойдете со мной. Остальные останутся здесь и будут ждать дальнейших указаний.

Открыв заднюю дверцу и спрыгнув на землю, Хайдманн вытащил свое оружие, испытав при этом довольно неприятное чувство. За все время двадцатипятилетней службы Хайдманну пришлось всего лишь три раза доставать свой пистолет и из них только один раз для того, чтобы действительно выстрелить. И хотя он тогда не попал, все же это был самый ужасный момент в его жизни, и Хайдманну не хотелось бы еще раз пережить что-нибудь подобное. И он возненавидел Смита уже за одно то, что из-за него вынужден был браться за оружие, а возможно, и стрелять в человека.

Вслед за ним из фургона вышли три полицейских и тоже сняли с предохранителей свои автоматы. Они явно нервничали. Это не нравилось Хайдманну. И в этом он тоже обвинял Смита: тот своими словами, звучавшими как предостережение, еще больше напутал его людей.

Хайдманн внимательно огляделся. До рассвета оставался еще целый час, но ночной мрак уже начал редеть. Небо окрасилось в серый цвет, и как это всегда бывает в густых сумерках, стало намного хуже видно, чем даже в полной темноте. Здание гостиницы мрачно выделялось на противоположной стороне улицы на фоне неба. Отсюда оно казалось более массивным и угрюмым, чем из машины. Свет горел только в двух окнах: в окне на втором этаже, на которое были направлены видеокамеры и микрофоны дистанционного прослушивания, и в маленьком окошке на первом этаже, расположенном около самой двери. С помощью аппаратуры и сбора информации в округе было установлено, что там, на первом этаже, жила сама хозяйка гостиницы. Хайдманн надеялся, что она крепко спит. Он был совершенно уверен в том, что сегодняшняя ночь не обойдется без жертв.

Хайдманн заранее проинструктировал своих людей, так что им не требовалось никаких дополнительных приказов. Они прошли значительное расстояние в противоположную от гостиницы и фургона сторону и только затем перешли дорогу и снова приблизились к дому. Угол обзора из окна второго этажа был невелик, и они надеялись, что Салид не сможет обнаружить их приближение, если вдруг случайно выглянет на улицу.

Хайдманна удивил холод, царящий на улице. Нынешняя весна вообще была необычайно холодной. И даже учитывая это, ветер, бивший сейчас им в лицо, был по-зимнему ледяным, за этот час, пока они сидели в фургоне, он значительно усилился. И хотя правая сторона улицы не была застроена и там росли еще по-зимнему голые кусты, ветер, словно стая голодных волков, завывал у фасада здания гостиницы, обрушивая на него всю свою мощь.

Хайдманн на ходу лихорадочно обдумывал сложившуюся ситуацию. Теперь он был убежден в том, что Смит даже и не собирался честно сотрудничать с ним, а его мнимая уступка требованиям Хайдманна служила вполне конкретной цели - избежать ненужного скандала и успокоить комиссара на время. Вероятно, люди из ЦРУ уже давно заняли ключевые позиции и готовятся начать операцию по захвату террориста.

Но все это были лишь предположения Хайдманна, и он вполне мог ошибаться. А что, если он вмешается в ход событий слишком рано и тем самым сорвет всю операцию?..

Нет, об этом лучше не думать. Инстинкт, который за последние четверть века очень редко подводил Хайдманна, подсказывал ему, что он прав.

Наконец они подошли к гостинице. Хайдманн с учащенно бьющимся сердцем подошел к двери и попытался что-нибудь увидеть сквозь разноцветное мозаичное стекло маленького окошечка, сделанного в форме птички. Но он ничего не увидел, кроме искаженного отражения собственного лица. Прижав ухо к двери, он прислушался, но ничего не услышал. За дверью царила тишина.

Его рука скользнула в карман, и он вытащил портативную рацию.

- Американцы вышли на связь? - спросил он без предисловий, не называя себя.

- Нет, - прогремело в ответ из радиопередатчика. Хайдманн испуганно вздрогнул и сейчас же убавил громкость. - Может быть, мне снова попытаться вызвать их?

- Нет, - мрачно бросил Хайдманн, но тут же спохватился: - Впрочем, пожалуй, попробуй снова связаться с ними. Но доложите мне о результатах только в том случае, если они объявятся.

И комиссар дал отбой, снова сунул рацию в карман и нервно осмотрелся вокруг. На улице не было ни души, она выглядела такой пустынной, какой может быть только улица в районе, оцепленном полицией. Нигде не заметно никакого движения. Даже ветер внезапно стих, и хотя небо начало зримо светлеть, вокруг, казалось, еще больше сгустилась тьма. Но у Хайдманна было такое чувство, будто что-то живое скрывалось где-то здесь, совсем рядом. Живое и недоброе.

- Что за чепуха, - пробормотал комиссар, слишком поздно заметив, что произнес эти слова вслух. Двое из троих полицейских, стоявших за его спиной, взглянули на него вопросительно, ничего не понимая, а третий тем временем не сводил отчаянного взгляда с двери. Хорошо, что Хайдманн вовремя опомнился и не стал заглаживать неловкость смущенной улыбкой или какой-нибудь подходящей репликой. Это только окончательно испортило бы положение. Надо было на что-то решаться, но Хайдманн не знал, что предпринять дальше. Возможно, он сделал ошибку, отправившись сюда. Но теперь, взяв на себя инициативу, он не должен был отступать - во всяком случае, без серьезных на то причин.

Хайдманн запрокинул голову и взглянул вверх. Небо было цвета расплавленного свинца. Хайдманн снова ощутил чье-то близкое присутствие. Этот неведомый "кто-то" казался враждебным и исполненным зла.

На этот раз комиссар сдержался и не стал высказывать свои мысли вслух. Переложив пистолет из правой руки в левую, он взялся за дверную ручку и попытался открыть дверь, но не сумел этого сделать. Сначала он почувствовал облегчение, но затем его снова начали мучить сомнения. Значит, они не смогут проникнуть в дом незаметно - им необходимо будет или позвонить, или вообще высадить дверь. И то и другое не может де встревожить этого безумного убийцу. Теперь Хайдманн понимал, что совершил ошибку, явившись сюда. Но где же сейчас Смит?

Полуобернувшись, он обыскал взглядом пустынную улицу. Машина американцев стояла в тридцати или сорока метрах отсюда. Рассвет начнется только через полчаса, а до тех пор вокруг будет царить непроглядная всепоглощающая тьма. Хайдманн смог рассмотреть лишь размытые очертания машины. Рядом с ней что-то зашевелилось. Неужели это был Смит?

Хайдманн прищурился. Движение стало еще более явственным. Но это не были движения человека или движения другого материального существа. Это было просто движение в чистом виде, движение вне тела, которое его производит. Это было поразительное, жуткое зрелище. На мгновение Хайдманну показалось, что он разглядел во тьме чей-то силуэт. Но нет, этого не могло быть, он просто принимал желаемое за действительное. Хайдманн на секунду закрыл глаза, а когда их снова открыл, силуэт действительно исчез. Но движение все еще сосредотачивалось вокруг машины, как будто сама ночь роилась и клубилась, став вдруг живым существом. Это было похоже на волну серой мглы, накатывающую на автомобиль и грозившую его поглотить.

Хайдманн так крепко зажмурился, что у него в глазах зарябило от разноцветных светящихся точек. А когда он снова открыл глаза, бесплотные тени, клубящиеся вокруг автомобиля, исчезли, как будто их и не было. Скорее всего, это была лишь игра воображения, просто у Хайдманна нервы расшалились.

Он повернулся и только взялся опять за дверную ручку, как в то же мгновение произошло одновременно три события: из рации, лежавшей в его кармане, донеслось сухое потрескивание; темнота вокруг них самым невероятным образом превратилась в какое-то вещество и заключила их в себя, словно замуровав в каменную стену; где-то в глубине дома раздался выстрел, затем послышался крик и что-то упало с глухим стуком на пол.

Хайдманн выругался вслух и, собрав все свои силы, ринулся к двери, но тут же выругался еще громче, потому что его сильно отбросило назад, так что он едва сохранил равновесие. От боли на глазах выступили слезы. Ему показалось, что у него сломано плечо, а дверь тем временем даже не дрогнула. Это была очень старая и массивная дверь, которая, казалось, могла выдержать штурм двух или трех человек, решившихся вышибить ее.

В то время когда Хайдманн приходил в себя, морщась от боли и потирая ушибленное плечо, в доме снова прогремели выстрелы. На этот раз это была автоматная очередь, с ней слился чей-то вопль ужаса, резко оборвавшийся, - и эта внезапная тишина могла обозначать только одно: смерть.

Выпущенная из автомата очередь летела прямо в него. Конечно, при обычных обстоятельствах Бреннер даже не успел бы среагировать, не успел бы принять решение и отскочить в сторону. Но сейчас у Бреннера было такое чувство, как будто время остановилось. Он ощущал, как мозг отдает свои команды, однако мышцы и сухожилия не выполняли их. Бреннер стоял как вкопанный, рассматривая дымящиеся маленькие кратеры у своих ног от пуль, не попавших в него, и ожидая, что рано или поздно одна из них врежется ему в лодыжку, а вторая вопьется в грудь. Однако внезапно выстрелы прекратились.

Бреннер даже не заметил, что время вновь потекло с прежней скоростью. Он стоял, затаив дыхание, и ждал, когда его пронзит боль. Но автомат молчал. Вместо новой очереди раздался грохот, а затем какой-то жуткий звук рвущейся материи - подобного звука Бреннер в жизни своей не слышал и поэтому весь затрепетал. Казалось, что с таким звуком отрывают живую плоть от костей.

- Осторожно, Бреннер! - услышал он окрик Салила. А затем Йоханнес с силой оттолкнул Бреннера в сторону. Все эти события произошли почти одновременно, и толчок Йоханнеса, конечно, не смог бы спасти жизнь Бреннера, однако удар о стену привел его в себя. Бреннер стряхнул оцепенение. Пытаясь удержаться на ногах, он одновременно окинул взглядом коридор и увидел странную картину.

Человек, стрелявший в него, выронил свое оружие. Это и был тот грохот, который услышал Бреннер. Он сразу же понял, что это Салид выстрелил в автоматчика и тем самым спас ему, Бреннеру, жизнь. Сам Салид катался сейчас по полу в обнимку с двумя другими нападавшими, а его пистолет отлетел в сторону и лежал в метре от него. Раненый автоматчик стоял в проеме двери, ведущей в комнату, и потому на светлом фоне был виден только его силуэт, но Бреннер разглядел, что человек закрывает лицо руками. Бреннер снова услышал тот же страшный треск, похожий на звук, издаваемый рвущейся материей. Внезапно тот, кто стоял в дверном проеме, захрипел и пошатываясь отступил спиной вперед за дверь. Но прежде чем он окончательно скрылся из виду, Бреннер заметил нечто ужасное. Зрелище, увиденное им, казалось, не имело никакого смысла, и все же Бреннер почему-то связывал его с тем страшным звуком, похожим на звук разрываемой ткани. С руками автоматчика что-то происходило. Они окрасились, начиная от запястий вплоть до кончиков пальцев, в коричневый цвет, а затем почернели. Но за долю секунды до того, как человек исчез в дверном проеме, чернота начала сползать в обратном порядке - теперь уже начиная от кончиков пальцев, - и казалось, что вместе с темной краской в рукава одежды стекает сама плоть, превратившаяся в вязкую жидкость. Бреннер видел все это лишь одно мгновение и потому не мог быть уверен в истинности увиденного. И он не мог бы поклясться, что действительно видел голый череп с оскалом и закрывающие его кости кистей рук.

- Бреннер, назад, назад! Черт возьми, вы что, хотите, чтобы вас убили?

Но Бреннер был так поражен всем увиденным, что не прореагировал на эти слова. Он растерянно стоял в полный рост посреди коридора и не сводил глаз с дверного проема, за которым исчез скелет. И ему все еще мерещилось это жуткое зрелище. Он убеждал себя, что увиденное им - всего лишь галлюцинация, но не находил в такой мысли никакого утешения. Он снова услышал, как Йоханнес окликает его, но не мог справиться со своим оцепенением. В конце концов Йоханнес схватил его без лишних церемоний за руку и снова втащил в ту комнату, которую они только что покинули. Сильно толкнув Бреннера в спину, так что тот отлетел на кровать, патер тут же захлопнул за собой дверь.

Бреннер с трудом поднялся на ноги, перед его глазами все поплыло, и он вынужден был поспешно ухватиться руками за край кровати, чтобы не упасть на пол. Он не знал, являлись ли причиной этого нового приступа головокружения последствия приема лекарств или что-нибудь более серьезное. Ужасная сцена все еще стояла перед его мысленным взором, как будто впечаталась в его мозг, навечно запечатлевшись на сетчатке глаза. Но ведь все это был только плод его воображения!

- О Боже! - пробормотал Йоханнес. - Что мы такое делаем? Что... что здесь вообще происходит?

Бреннер взглянул на мертвенно-бледное испуганное лицо молодого иезуита. Йоханнес прислонился, тяжело дыша, к двери, как будто пытался закрыть своим телом дверной проем. Он не брал в расчет то, что пуля могла запросто пронзить тонкую фанерную дверь, которая была такой же плохой защитой, как и костюм самого патера. Вероятно, ему это было все равно. И действительно, какая разница, убьют ли тебя пулей, посланной в дверь, или войдут в комнату, чтобы застрелить в упор. Бреннер внезапно понял, что смутная тревога, одолевавшая его все это время, была совершенно оправданна. Само близкое присутствие Салила являлось для них смертным приговором. И все же он сказал устало, обращаясь к Йоханнесу:

- Отойдите оттуда.

Йоханнес недоуменно взглянул на него, а затем испуганно вздрогнул и быстро отошел от двери. В его глазах светился все тот же безотчетный страх, который Бреннер уже однажды заметил и причину которого не понимал. Был ли это страх смерти или страх перед чем-то более ужасным? Бреннер не знал.

- Они... они в вас стреляли, - пролепетал Йоханнес. - О Боже, они вас чуть не убили!

- Вы неверно выразились, - возразил Бреннер спокойным тоном. - Они в нас стреляли, Йоханнес, - он выпрямился, ожидая нового приступа головокружения. - И вовсе не по ошибке.

- Не по ошибке?.. - Йоханнес сделал большие глаза от удивления. - Что вы имеете в виду?

Услышав подобный наивный лепет, Бреннер не стал ставить под сомнение умственные способности Йоханнеса. Патер, по-видимому, просто не хотел смотреть правде в глаза. Бреннер направился к двери мимо изумленного Йоханнеса, протянул руку к дверной ручке, но не нашел в себе мужества открыть дверь.

- Эти люди пришли сюда не для того, чтобы нас арестовать, - сказал он. - Вы хотите, чтобы я выразился еще определеннее?

Но Йоханнес не успел ответить. Дверь внезапно распахнулась, и в комнату влетел Салид. Похоже, он не получил в схватке серьезных ранений, хотя на лбу у него была большая кровоточащая рана, а на лице - синяки. Он уже успел подобрать свой пистолет, и тот торчал у него за поясом. В руках был автомат, который выронил человек, стрелявший в Бреннера. Салид неплотно прикрыл за собой дверь, так что Бреннер мог хорошо видеть коридор вплоть до лестницы. На полу лежали три неподвижных тела. Двери всех комнат были распахнуты настежь. Вероятно, Салид, прежде чем вернуться к своим спутникам, проверил их.

- Это было круто, - сказал он. - Кто-нибудь из вас ранен?

Бреннер и Йоханнес одновременно отрицательно покачали головами, и Йоханнес спросил:

- А что с этими полицейскими?

- Это не полицейские, - ответил Салид.

- Вы убили их, - заявил Йоханнес. Странно, но у Бреннера было такое чувство, что Йоханнес притворяется: он не испытывает по этому поводу возмущения, скорее всего, он уже привык к подобному исходу дела.

- Только одного, того, кто стрелял, - помолчав, сказал Салид. - Во всяком случае, я так думаю. Остальные без сознания. У нас мало времени, - он быстро огляделся вокруг. На его лице не было заметно ни тени тревоги, хотя он лучше других знал, в каком безвыходном положении они находились.

- Так чего же мы ждем? - спросил Йоханнес. - Мы должны бежать отсюда!

- Прекрасная мысль, Ваше преподобие, - насмешливо отозвался Салид. - Если бы вы еще нам подсказали, каким именно образом... - он кивнул головой в сторону окна. - Там, должно быть, полно снайперов.

В этот момент послышался страшный звук, доносившийся снаружи и быстро набиравший силу. Салид сразу же замолчал. Бреннер нахмурился и, повернувшись, несколько мгновений смотрел на окно, затем молча прошел мимо Йоханнеса и отдернул штору. Звук тем временем набрал такую силу, что заглушал голоса в комнате. Бреннер понял, что это такое, прежде чем увидел на фоне светлеющего неба прямоугольную тень. Вертолет! Они пустили в ход против них "тяжелую артиллерию". Очевидно, полиция - или какая-то другая служба - была очень решительно настроена и не хотела, чтобы Салид вновь ускользнул от нее.

- Отойдите от окна! - закричал Салид сквозь грохот вертолета. Бреннер хотел уже выполнить распоряжение террориста, но в этот момент под корпусом вертолета зажегся яркий луч прожектора, который, однако, был направлен вовсе не на окно. Бреннер наклонился и, прижавшись лбом к оконному стеклу, взглянул вниз. Он увидел, что прожектор освещал вход в гостиницу.

- Взломать дверь! - приказал Хайдманн.

Один из трех полицейских собрался было повторить неудачный опыт своего командира и попытаться вышибить дверь плечом. Но товарищи остановили его. Один из них прицелился с расстояния одного метра и послал в замок три пули подряд. Посыпались искры и щепки. Но сама дверь каким-то чудом устояла. Тогда второй полицейский выбил ее ударом ноги. Створка с треском распахнулась, ударившись о стену.

Внутри царила почти полная темнота. Однако обостренный слух Хайдманна и его фантазия позволили ему воссоздать картину происходящих в этом доме событий. Со второго этажа гостиницы доносились выстрелы, крики, шум борьбы, однако где-то совсем рядом что-то шелестело, шуршало и слышались звуки, похожие на звук сыплющегося на мраморную поверхность зерна. Сквозь тихий шум, похожий на шум далеких голосов, доносимых ветром, прозвучал чей-то стон. Казалось, что такие тихие звуки должны были потонуть в грохоте и адском шуме схватки, происходившей наверху, однако Хайдманн слышал их очень отчетливо. Может быть, даже отчетливее, чем треск выстрелов и крики дерущихся не на жизнь, а на смерть людей.

Один из полицейских хотел переступить порог, но Хайдманн остановил его жестом.

- Подождите! - сказал он. Хайдманн осторожно сделал шаг вперед, присел на корточки у самого порога и пристально вгляделся в темноту. Он почти ничего не увидел - лишь какие-то неясные тени и смутные очертания. Но, главное, он сразу же заметил то же жуткое явление, которое видел несколько минут назад на улице: темнота внутри этого дома была живой. Пол, стены, потолок и сама темнота двигались.