произнесла ни слова, лишь ее светло-коричневые глаза внезапно
наполнились слезами. Какое-то время она стояла неподвижно,
затем, уцепившись за края своей юбки, присела на дрожащих
ногах. Лодыжки ее были скрещены, глаза смотрели вниз, но все же
Шмендрику потребовалось еще мгновение, чтобы понять, что Молли
делает реверанс.
волос.
была? -- Она сделала несколько шагов к Шмендрику, но глаза ее
смотрели за его спину, на единорога.
дорогу.
уверенный в том, что Молли узнала единорога. -- Разве ты,
женщина, не знаешь, как себя вести? Приседать тоже не надо.
единорога, как заблудившуюся корову.
Молли казалась пронзительно кричащим жучком, но на этот раз к
земле были опущены старые темные глаза единорога. -- Я здесь
сейчас, -- наконец сказала Она. Молли рассмеялась, не разжимая
губ: -- Ну и что мне с того, что ты здесь?.. А где ты была
двадцать лет назад, десять лет назад? Как ты смела, как ты
смела прийти ко мне сейчас, когда я такая? -- Взмахом руки она
показала на отцветшее лицо, пустынные глаза, желтеющее, как
осенний лист, сердце. -- Лучше бы ты не приходила вовсе. Ну,
почему ты пришла сейчас? -- И слезы вновь потекли по обе
стороны ее носа. Но Она молчала, и Шмендрик ответил: --- Она --
последняя. Она -- последний единорог на свете.
на свете единорог может прийти к Молли Отраве. -- Она протянула
руку, чтобы погладить единорога по щеке, но обе они дрогнули, и
рука прикоснулась к шее. Молли сказала: -- Ничего. Я тебя
прощаю.
от ревности и от зависти не к прикосновению, а к тому
секретному, что происходило между Молли и единорогом. --
Единороги созданы для нового, -- сказал он, -- для чистоты и
невинности, для начинающих. Они для юных девушек.
слепая. Она осушала свои серые слезы белой гривой.
назад казавшиеся нарисованными на пологе тьмы, вновь стали
настоящими деревьями, шелестящими листвой на ветру. Глядя на
единорога, Шмендрик холодно произнес: -- Пора идти. Молли сразу
же согласилась. -- Конечно, прежде чем эти бедняги наткнутся на
нас и в отместку перережут тебе горло.-- Она обернулась. -- У
меня были кое-какие вещи, которые я хотела бы взять, но теперь
это ничего не значит. Я готова.
можешь идти с нами. Мы странствуем. Его голос и глаза были так
суровы, как он только мог это сделать, однако он чувствовал,
что кончик его носа несколько возбужден. Он никогда не мог
справится с собственным носом.
выкаченными пушками, запасами камней и котлами кипящей смолы на
стенах: -- А кто ты такой, чтобы говорить "мы"? -- Я ее
проводник, -- важно сказал волшебник. От неожиданности Она
мягко мяукнула, словно кошка, зовущая своих котят. Молли громко
расхохоталась и парировала:
путешествовать с нею, хотя я и не могу понять почему, и Она в
тебе не нуждается. Не нуждается Она и во мне, ей-богу, но Она
возьмет с собой и меня. -- Она вновь словно мяукнула, и грозный
замок на лице Молли опустил подъемный мост и настежь открыл
ворота. -- Спроси ее, -- сказала она. С упавшим сердцем
Шмендрик чувствовал ответ единорога. Он хотел быть мудрым, но
зависть и пустота сжигали его, и он услышал свой печальный
голос:
его сгустился, и даже нос, казалось, угрожал. -- Бойся
разбудить гнев волшебника. Если я решу превратить тебя в
лягушку...
Ты набил руку на фокусах, но не сможешь превратить сливки в
масло. -- Ее глаза светились внезапным пониманием. -- Подумай,
-- сказали она, -- ну что ты собираешься делать с последним
единорогом на свете -- посадить в клетку?
прямо, а лишь украдкой бросал он косые взгляды на единорога,
словно опасаясь, что кто-то может потребовать от него вернуть
этот взгляд обратно. Белая и таинственная, с сияющим как утро
рогом, Она смотрела на него с пронзительной мягкостью, и он не
мог прикоснуться к ней. Он сказал худой женщине:
меня это что-нибудь значит? -- спросила Молли. И Она снова
мяукнула.
Быка, -- признался Шмендрик.
но кожа Молли на мгновение испугалась, но Она мягко дохнула в
ее сложенную лодочкой ладонь, и Молли улыбнулась, охватив тепло
пальцами. -- Вы идете не той дорогой, -- ответила она. Солнце
уже поднималось, когда Молли повела их назад, дорогой, которой
они пришли, мимо Калли, спавшего на своем чурбаке, мимо поляны
и дальше Люди возвращались: рядом хрустели сухие ветки, трещали
кусты. Однажды им пришлось прятаться и терновнике, пока мимо не
проковыляли двое усталых разбойников Капитана Калли, с горечью
размышлявших о реальности вызванного волшебником Робина Гуда.
обмануть, они лжецы по природе, но ни у одной тени не может
быть запаха! -- Верно, глаза врут, -- ворчливо соглашался
другой, который, казалось, нацепил на себя кусок болота. -- Но
неужели ты в самом деле веришь своим ушам, носу, языку? Нет,
мой друг. Мир лжет нашим чувствам, они лгут нам, так кем же,
как не лжецами, мы сами можем быть? Что касается меня, я не
верю ни вести, ни вестнику, ни тому, что мне сказали, ни тому,
что я увидел. Возможно, правда и существует где-то, но до меня
она никогда не опускалась.
Робин Гудом ты бежал вместе со всеми и проискал его всю ночь,
крича и плача, как и все мы. Если ты все знал, почему же ты не
избавил себя от хлопот?
неразборчиво отвечал другой. -- Ошибиться так легко.
слуг устроили в тени деревьев алый навес, и юные королевские
отпрыски вкушали принесенный слугами в корзинах завтрак под
аккомпанемент теорб и лютней. За едой они не обменялись почти
ни единым словом, а когда трапеза окончилась, принцесса,
вздохнув, сказала:
занятием. -- Принц открыл журнал. -- Полагаю, ты по меньшей
мере... -- продолжала принцесса, но принц все читал. Принцесса
сделала знак двоим из слуг, и они заиграли на лютнях что-то
старинное. Сделав несколько шагов по траве, она подняла масляно
блестящую уздечку и принялась звать: -- Ко мне, единорог, ко
мне! Ко мне, единорог, ко мне. Ко мне, ко мне!
Приди-приди-приди-приди! Принц фыркнул.
глаз. -- Чем так квохтать, спела бы лучше что-нибудь.
я никогда не звала их прежде. -- Однако после некоторое
молчания она запела:
Андреев Николай
Пехов Алексей
Каргалов Вадим
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Соломатина Татьяна