древних и отмечает продолжение той же Путевой Линии. Пер с
мрачным видом огляделся вокруг и помотал головой.
признаки дороги исчезли из виду намного раньше.
горы в затянутую сернистым туманом долину, где вовсю трудились
горячие источники и гейзеры. Один раз путники остановились у
большого озера и вдоволь в нем наплескались -- вода там
оказалась в самый раз для купания. К тому времени, когда они
наконец выбрались из сумрачных горячих испарений долины, давно
уже миновал полдень. Ингвольд шла уверенно, немного забирая к
югу, а Пер возился со своей неточной картой и гадал, сумеют ли
они все же отыскать нужную дорогу.
не сдавалась Ингвольд.
веревки, и, покачав головой, испустил долгий и тяжкий вздох.
начали обретать серебристый отсвет короткой северной ночи.
Более выгодное освещение трудно было представить для Хафторова
подворья -- его ясные очертания возникли далеко внизу.
Сочно-зеленые стога сена со всех сторон обступали старый черный
дом, а отара овец, которые паслись на склоне горы напротив,
походила на стайку облаков, плывущих над пасмурным морем.
Ингвольд была довольна собой и даже не скрывала этого.
Хафтор -- точно дожидался их приезда. Это был коренастый
крепкий человек с воинственно торчащей седовато-рыжей бородой и
хитрыми блестящими глазами.
пустошах Скарпсея, -- приветствовал он их, пожимая руки
спешившимся странникам. -- Заблудились вы, отбились от своих,
или еще какая беда согнала вас с удобных трактов, по которым
обычно ездят скиплинги? Сюда путники ненароком не заезжают.
Впрочем, как бы там ни было, гостите у нас, сколько вам
заблагорассудится -- жилья и еды здесь на всех хватит.
на себя труд представить себя и своих спутников. -- Мы едем в
дом родичей Ингвольд, который недалеко отсюда, так что не
обременим вас больше, чем на одну ночь.
никаких соседей. Что ж, войдите в дом, присядьте и
подкрепитесь, а тогда уж можно будет серьезно поговорить.
Хафтором, знаком приказала ему помалкивать. В доме стояла
приятная дымная полутьма, и вся зала была заставлена столами и
скамьями, словно у Хафтора было немалое семейство. Шестеро
дородных мужчин уже сидели за одним столом, положив локти на
столешницу и негромко беседуя, а вскоре появились и другие.
Всего Бран насчитал дюжину мужчин помоложе и семеро
седобородых, включая самого Хафтора. Девять женщин накрыли ужин
и заняли свои места на помосте в конце залы.
трапеза закончилась, а возлияния были еще в разгаре. -- Порой
наши гости решают остаться тут надолго, а еще случается, что
здешний воздух оказывается для иных вреден, и они помирают от
неведомых болезней. Обыкновенно, когда у нас есть дело до
других поселений, мы отправляем туда караван, продаем,
покупаем, а то и подыскиваем жену для кого-нибудь из моих
сыновей. Сами же мы предпочитаем, чтобы нас не беспокоили, а
потому не позволяем нашим врагам удрать в иные населенные земли
и рассказать там, что они здесь обнаружили.
что-то вежливо болтала об овцах, шерсти и прочей чепухе, а у
Брана по спине полз неприятный холодок. Судя по всему, Хафтор и
его, как он говорил, сыновья -- обыкновенные изгои и народ
весьма отчаянный. Скарпсей был известен как пристанище
изгнанников, которые часто терялись в его враждебных внутренних
землях и нечасто доживали до окончания срока своего изгнания.
Хафтору еще повезло -- он нашел удобное для жизни место и
выстроил дом для таких же отщепенцев, как он сам. Естественно,
их благополучное существование зависело от того, как долго они
смогут таиться в глуши.
осведомился Хафтор, подрезая себе ногти небольшим острым ножом,
и когда Пер настороженно кивнул -- испустил тяжкий вздох и
покачал головой. -- Это весьма печально. Тостиг, мой сынок, был
вчера на броде Вапна и встретил там одного парня, который искал
троих беглецов, двоих мальчишек и девчонку. Похоже, что он знал
вас, как облупленных, и сказал, что вы проданы к нему в
услужение на восемь лет. Надеюсь, юные мои друзья, мы не
поймали вас на лжи. Те, кто приходит в этот дом врать да
вынюхивать, как правило плохо кончают. -- Он поигрывал
кинжалом, и отсвет пламени вспыхивал на лезвии.
под рукой, словно кинжалы и мечи были принадлежностью
повседневной одежды и могли пригодиться в любую минуту.
И ехал он на сером коне?
говоря, от него мы и убегаем.
Точь-в-точь как я и подозревал!
же притих, поняв, что никто не поверит ему, поскольку все трое
несколько ночей спали на земле и изрядно испачкались и
обтрепались.
бродяжки, это злоключение послужит вам хорошим уроком, и вы
никогда больше не попытаетесь сбежать от исполнения своих
обязанностей, или же, клянусь козлами Тора и их костями, вы
ответите за это старому Хафтору. -- И он так грозно глянул на
них, что Брану захотелось съежиться и совершенно исчезнуть из
виду.
что-то сказать. Бран едва мог сглатывать слюну, но наконец ему
удалось собраться со смелостью и нервным кашлем прочистить
горло.
Вапна? Завтра, я полагаю?
щедрость. Ну, а поскольку мысль о возвращении вас, судя по
всему, не слишком радует, и вам, быть может, снова захочется
поразвлечься и удрать куда-нибудь еще -- на ночь всех вас
запрут на кухне. Посмотрим, хе-хе, удастся ли вам сбежать от
таких прожженных беглецов, как мы!
Глава 5.
тем, что куском хлеба подбирала остатки еды с тарелки.
готовым вот-вот задрожать голосом. -- Этот человек в черном
плаще -- не друг нам и не господин. Вы считаете нас лжецами, я
знаю, но поверьте -- он наш враг, он хочет убить нас... вот что
я хотел сказать.
вздумалось от меня сбежать, -- с негодованием ответил Хафтор,
помахав ножом перед самым лицом Брана. -- По тебе видно,
приятель, -- ты из тех, кто бегает от работы. Лентяй ты, и все
тут, и будь я твоим хозяином, я бы живо укротил тебя скудной
кормежкой и трудом потяжелее. А ты потом меня за это еще бы и
благодарил, ей-ей! Труд, парнишка, -- лучший друг мужчины, и
чем скорее ты это запомнишь, тем лучше для твоей шкуры.
подальше, а Хафтор с силой наколол ножом еще одну картофелину с
блюда, одарив своих гостей сердитым взглядом.
терпение. -- Мой отец... -- Он осекся под дружный хохот изгоев.
Тостиг. -- В таких, как ты, простолюдинах, нет худшей черты,
чем неблагодарность. Ты в долгу у хозяина за каждый ломоть
хлеба, которым набиваешь брюхо, и за каждый уголек в костре, у
которого греешь свой неблагодарный зад. Словом, за все.