Бонни были спокойными и чуткими. Вовсе непохожими на глаза ненормальной.
Пусть рассудок и здравый смысл Энджелы всеми фибрами восставали против
сказанного только что Бонни - она твердо знала, что та подразумевала,
говоря о свете в обителях тьмы.
проводив Аниту, столкнулись с ними на пороге гостиной.
каком он состоянии.
Джерри за плечи.
выразиться прямо. Джерри понял намек.
расписание на завтрашний день забито. - Он протиснулся мимо них,
ударившись о косяк.
мужем.
вернулся, она закрыла дверь и заперла на засов.
грязные пепельницы и стаканы и расставила на буфете в кухне. В доме,
теперь погруженном в молчание, пахло табачным дымом и спиртным. Мать
Энджелы уже ушла наверх, в спальню.
подождала, пока пойдет горячая вода.
себе лицо Шона, открывшего дверь священнику в рясе и столе, со святой
водой и кадилом. Как это она позволила этой девице сыграть на своих
страхах? Существа! Еще немного, и она опять начнет молиться, а потом не
успеет оглянуться, как окажется в исповедальне. Энджела явственно услышала
голос матери: "Может быть, это не такая уж плохая мысль?"
горячую струю.
пахло спиртным. Он обнял Энджелу за талию.
себе. - Это же наша брачная ночь. Или ты забыла?
губы. Долгим, крепким поцелуем.
поехал не по скоростной автостраде, а поверху, улицами.
они не наткнутся на полицейского. Ей подумалось, что вечер сегодня выдался
особенно темный. Мрачный. Пасмурный. В машине, даже с поднятым верхом,
тоже было зябко. Она отмахнулась от этого, отнеся на счет влияния конопли
на свое кровообращение.
Каменная голова из Кашеля. Они забрали ее с каминной полки. Этакий
небольшой сюрприз в благодарность за скатерть. Самое малое, что можно было
сделать. Но Джерри по-прежнему чувствовал себя неуютно. Оправа могла
уничтожить ценность камня. В конце концов, вещь была антикварной.
вделают в такой маленький проволочный обруч на лакированной плашке.
Энджела с Шоном просто влюбятся. Вот посмотришь. Джерри мучился.
сиденья и в темноте пошарила под ним. Просто, чтобы убедиться. И ахнула,
когда ее пальцы коснулись чего-то, чего там не должно было быть. Оно было
холодным, как лед, круглым, величиной с голову ребенка. Фиона провела по
нему пальцами и поняла, что этот предмет соединен с чем-то, на ощупь
напоминавшим шею, переходящую в костистый узловатый хребет. Она открыла
рот, собираясь что-то сказать, но не успела произнести ни слога - запястье
исследовавшей предмет руки оказалось схвачено. На один краткий миг Фионе
почудилось, будто в ее тело впились три холодных пальца. Ощущение было
таким же, как в тот раз, когда она защемила руку железными воротами.
Только теперь железо было живым. Сдавливая запястье, оно неумолимо тянуло
руку назад, а вместе с рукой и Фиону. Пронзительно выкрикивая имя Джерри,
она стала коленями на сиденье, вцепившись
в него левой рукой и изо всех сил стараясь освободить правую.
отчаянно дергал руль, но из-за бурных попыток Фионы освободиться и
неустойчивости машины справиться с управлением оказалось ему не под силу.
Машина выскочила на мягкую обочину; колеса бешено вращались, взметая
рыхлую землю. Потом автомобиль пропахал темный, поросший травой склон.
Свой поединок Фиона выиграла за долю секунды до того, как они врезались в
дерево. Пронзительно визжа, она вырвала руку. Но причиной предельного
ужаса, который она испытала, была не надвигающаяся катастрофа и не
залившая все вокруг струя брызнувшей крови. Причина заключалась в том, что
непонятное существо, так крепко вцепившееся в нее, получило желаемое.
Теперь рука Фионы, которой она размахивала, заканчивалась рваным обрубком
всего в нескольких дюймах ниже локтя.
переставить. Она проснулась за несколько секунд до того, как раздался
звонок. Условный рефлекс. За четыре года Энджела обнаружила, что частенько
умеет предугадать звонок и нажать кнопку, отключающую будильник и
включающую радио, еще до того, как прозвучит первое дзззззз.
новостей, но не вслушивалась в слова. Никарагуа. Родезия. Инфляция. После
третьей рекламной паузы стук за левым глазом Энджелы стал сильным и
настойчивым, и она поняла, что находится в состоянии капитального
похмелья. Погремев полупустыми пузырьками в ящике ночного столика, она
нашла, наконец, аспирин с кодеином, которые ей прописывал дантист.
Проглотив пару таблеток, Энджела повернулась, чтобы поцеловать Шона в
затылок. На помятом небритом лице приоткрылся покрасневший глаз.
голову под хлесткую струю горячей воды, позволив ей завершить начатое
кодеином.
выпуск новостей. Она не стала его трогать. Все равно был выходной.
Завернувшись в халат, она пошлепала вниз и поняла, что из-за кодеина
чувствует легкое головокружение. Зато головная боль ослабла до тупого
давления. Энджела чувствовала, что кружка кофе полностью поправит дело.
Она надеялась, что мать еще не встала и разговаривать с ней не придется.
закрыть ставни. Энджела заметила стаканы, оставленные с вечера в самых
странных местах: в книжных полках, на стереомагнитофоне, два - в кабинете,
на подержанной "Мувиоле".
вытрясла кофейную гущу в помойное ведро. Потом вскрыла новую банку, налила
в кофейник свежей воды и засыпала кофе. Она стояла, тупо глядя в окно,
прислушиваясь к тяжелым вздохам кофейника и собирая воедино нити своей
жизни.
как яйцо малиновки. Подступала осень. Энджела любила осень в Новой Англии:
светлые, кристально ясные дни, глинистый аромат опавших листьев,
поражающие своим великолепием алые и желтые облака листвы, прогулки по
лесу вдоль берега водохранилища... Через месяц-другой она уже будет
покупать рождественские подарки, торопясь навстречу кусачему нью-йоркскому
ветру, уворачиваясь от струек пара и множества спешащих, укутанных в меха
людей, ненадолго забегая в большие магазины, делая остановки в "Русской
чайной" и на обсаженном пальмами дворе "Плазы". Потом незаметно вернется
Посняков Андрей
Эриксон Стивен
Никитин Юрий
Роллинс Джеймс
Емилина Ника
Афанасьев Роман