невыносимо страдая, усиленно потел. Уверенности в том, что я сумею все
вытерпеть, у меня было хоть отбавляй. К тому же глупо было отступать от
задуманного, если уже зашел так далеко.
оставляла меня - как эмбрион в зародышевой сумке. Обильный пот вызывал
ощущение, будто я плаваю в родовой жидкости. Снаружи доносился весьма
неразборчивый шум, то и дело слышались громкие выкрики.
высунул голову наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха и посмотреть, где
солнце. Скорее всего, было часов одиннадцать, хотя солнце, как и луна,
настолько изменило свою форму, что полной уверенности в этом у меня не
было. Наши ученые объяснили необычно теплый климат долины и искаженное
солнце воздействием какого-то "фокусирующего волны силового поля",
повисшего над долиной чуть пониже стратосферы. Здравого смысла в этом
объяснении я как-то не улавливал, впрочем, как и широкие слои
общественности, включая военных.
две сливы, но бутылку откупорить не решился, хотя внешне ее содержимое
напоминало вино. Я не отвергал возможности, что к вину мог быть подмешан
Отвар.
Затем оркестр неожиданно умолк, и раздался очень громкий возглас:
и тронулась с места. Однако шума двигателя буксира слышно не было. После
всего, что я здесь уже видел, баржа, двигающаяся своим ходом, не казалась
мне таким уж чудом.
вдруг и этот звук прекратился, зато совсем рядом раздались тяжелые шаги. Я
нырнул назад, в мешок. И прямо над собой услышал скрежет нечеловеческого
голоса Аллегории:
женский.
Алисы.
схватила веревки. И в этот момент в поле моего зрения попала табличка,
привязанная к одной из них:
оказался заключенным в тесный удушливый мешок, и что у меня не было ножа,
чтобы высвободиться из него.
строения гортани ящера, заскрежетал снова:
ее?
произнес голос, который, как я теперь понял, принадлежал Пегги Рурке. -
При встрече мы с ней расцеловались, как сестры, не видевшие друг друга три
года. Я рассказала ей все, что со мной произошло. Она начала было
рассказывать о своих приключениях, и все никак не могла поверить, что мы
не выпускали их из поля зрения с самого первого момента, когда они
пересекли заградительный кордон.
Аллегория. - Надо было поспеть на минуту раньше. Ну да ничего. Куда он
денется? Мы ведь знаем, что Темпер неизбежно попытается уничтожить Бутылку
или же выкрасть ее. Вот там его и поймаем.
кому удастся это совершить. Тот агент ФБР, если помнишь, дошел только до
подножья холма.
Дэн Темпер. Так, во всяком случае, говорит Мэхруд, который знает его
довольно неплохо.
его шаг был не просто реальностью, а символом реальности! И что мы вели
его буквально за нос через весь этот аллегорический лабиринт!
бычьей.
распознал в своих приключениях значение, выходящее за рамки их как
таковых? Сумеет ли он догадаться, что вошел в эту долину, как ребенок,
появляющийся на свет - беззубым, лишенным волос на голове, голым? Или о
том, что встретил и поборол осла, сидящего внутри каждого из нас?
Догадывается ли, что для этого ему пришлось расстаться с внешней опорой и
очевидным бременем - бидоном с водой? А затем опираться только на свои
собственные силы? Или о том, что встретившиеся ему Словоблуды - это живое
воплощение наказания человеческого самомнения в вопросах религии?
Поливиносел в это время совсем в другом месте, и что это ты сам вырядился
под него.
Поливиноселу его истинное, ослиное обличье, как предметный урок? Уж если
Поливиносел смог стать богом, то и любой другой сможет, если он, конечно,
не совсем дурак.
приходили в голову и мне самому, как пробка из бутылки, находившейся в
корзине, выскочила, и ее содержимое - Отвар - вылилось на мое туловище.
продолжали разговор. Что не так уж удивительно - голос Аллегории грохотал,
как раскаты грома.
нельзя найти в таком изобилии, как в нашей долине, в образе Алисы Льюис.
Завоевать ее было очень непросто. Для этого нужно было полностью
измениться. Она отвергала его, манила, дразнила, почти довела до безумия.
Ему пришлось преодолеть целый ряд недостатков, таких как застенчивость,
стыд за свою лысину и отсутствие зубов, прежде чем оказаться в состоянии
завоевать ее, и все только для того, чтобы узнать, что те недостатки,
которые он сам себе приписывал, в ее глазах были достоинствами.
вопрос, который ты, в этом своем обличье, задал ему?
вопросы, которые задавал Сфинкс. В этом случае у него был бы хоть какой-то
ключ. Он догадался бы, разумеется, что человек сам по себе является
ответом на все старые, как мир, вопросы. И понял бы, куда я клонил, когда
спрашивал, куда человек - Современный Человек - движется.
что Даниэль Темпер на добрых две головы выше среднего уровня людей в этой
долине. По натуре своей он - реформатор, идеалист, который не будет
счастлив, пока не вонзит свое копье в какую-нибудь ветряную мельницу. В
данном случае ему придется сражаться с ветряными мельницами внутри себя
самого, победить свои неврозы и душевные травмы, погрузиться в глубину
себя и за волосы вытащить бога, утонувшего в бездне своего "я". Если же он
не сумеет сделать этого, то ему не жить.
что Мэхруд не мог такое задумать.
Темпер должен или найти себя, или погибнуть. Этот человек сам бы не
захотел иного исхода. Он не удовлетворился бы, став одним из
счастливчиков, что передоверяют течение своей жизни богу или бутылке,
бесстыдно бездельничая под этим необузданным солнцем. Если ему не удастся
стать первым в этом новом Риме, он будет готов умереть.
перестал прислушиваться, внезапно осознав, что Отвар из бутылки продолжает
с шипением литься на мое тело. Еще чуть-чуть, и мешок наполнится
содержимым этой, как оказалось, бездонной бутылки, оно протечет наружу и
выдаст мое присутствие.
Поток слегка приостановился. А я начал снова прислушиваться к разговору.
повстречал Козла Плаксивого, который вечно оплакивает всех своих и не
своих близких, однако категорически против того, чтобы любимые покойники
воскресли. Этот человек, отказывающийся поднять свою холодную, занемевшую
задницу с могильной плиты над своей так называемой возлюбленной - живой
символ самого Даниэля Темпера, оплакивающего свое раннее облысение и
возлагающего вину за это на таинственную болезнь и лихорадку. Того, кто
где-то в глубине души не хочет, чтобы его мать воскресла, поскольку она
всегда доставляла ему одни лишь неприятности.
Отвар хлынул такой мощной струей, что нужно было срочно выбирать одно из
двух - или быть обнаруженным, или с честью захлебнуться.
меня тяжелую ногу, но сразу же убрал ее. Послышался голос, который я сразу
же узнал через много лет - голос профессора Босуэлла Дурхэма, ныне - бога
по имени Мэхруд. Теперь в нем была такая звучность и мощь, каких никогда