чувство общего торжества, явно контрастировавшего с жалкими первыми днями.
причине, Мэтью не знал. Но когда небо прояснилось и были снова поставлены
маленькие палатки, Ирен не вернулась в свою, но заняла место в палатке
Миллера. Тот казался слегка ошеломленным, но встретил перемену с шумным
весельем. Мэтью подумал, что теперь остальные будут еще больше уважать
Ирен. Она будет управлять хорошо - холодно, эффективно и без воображения.
Мэтью гадал, станут ли ее сыновья и дочери ее наследниками. Вот так
складываются общественные отношения. Впрочем, такие размышления занимали
его лишь слегка. Важнее было то, что Миллер, в своем новом счастье,
расслабился и потерял бдительность. Мэтью смог проводить больше времени
вне лагеря, готовясь к бегству.
привыкли, что поворачивались на другой бок и снова засыпали. На этот раз
Мэтью не уснул. Он не знал, который час, но в небе виднелись первые
признаки рассвета. Он ждал долго, не менее десяти минут, потом как можно
тише оделся. Для уверенности прошептал: "Билли!" Ответа не было. Ему видны
были очертания укрытой одеялом фигуры мальчика. Мэтью достал из-под
матраца ружье и вышел. Никто не пошевельнулся.
постепенно глаза его привыкли к полутьме. Он захватил с собой маленький
карманный фонарик, слишком слабый для открытой местности, но способный
помочь в черноте бункера. Рюкзак был уже упакован, а канистра наполнена
водой. Он вынес их наружу, аккуратно прикрепил канистру к рюкзаку, поперек
всего этого приладил ружье и взвалил все на спину. Тяжеловато, но вес
хорошо распределен, да и он чувствовал себя крепче, чем в прежние дни.
Мэтью был убежден, что легко справится.
через основание Джербурга к заливу Фермейн. Но это означало необходимость
пересечь тошнотворно знакомые развалины св.Мартина, и Мэтью направился к
Диветту. На полпути он миновал Монумент, наклоненный под странным углом.
Диветт был опустошен приливной волной. От того, что напыщенно называли
Сосновым Бором, не осталось даже пня. Мыс обвалился, и поэтому спуск
оказался не крутым. Мэтью достиг дна, быстро оглянулся и пошел по долине,
некогда бывшей дном пролива.
постоянно ощущал чуждость того мира, который обнажился неожиданно вокруг.
В серой предрассветной полумгле стояли скалы и рифы самых невероятных форм
и очертаний. Долгие столетия здесь катились морские волны; море
сохранилось в запахе гниющих водорослей, в лужах, задержавшихся среди
скал, в дохлых крабах и омарах. Казалось невероятным, что море не
возвращается. Мэтью поймал себя на том, что все время прислушивается,
ожидая услышать отдаленный гул, который превратится в гром возвращающихся
мстительных волн.
место рваному богатству форм и красок с выступами розового и желтого
гранита, с ослепляющими вспышками белого мрамора на сером фоне. Но
тревожное чувство осталось: Мэтью окружал чужой мир, и он шел по нему, как
браконьер. Ему начали попадаться знакомые предметы, унесенные из
разрушенного города в объятиях отступавших волн: разбитый фарфор, часть
стула, прогнутая велосипедная рама, холст, который мог быть произведением
искусства, но теперь представлял собой гниющую смесь полотна и краски. Эти
предметы не успокоили его; наоборот, ему стало еще хуже. Их несоответствие
указывало на его собственную неуместность. Там, где справа на горизонте
показалась разрушенная башня Брегона, он нашел газовую плиту, целую, но
вырванную из своих переплетений и труб. При виде этой плиты, торчащей из
песка, он почувствовал холодок страха.
услышал крик. Далекий и слабый, это, несомненно, был крик человека. Солнце
взошло, лучи его согрели Мэтью. Он взобрался на скалу и посмотрел назад.
Скалы, песок, полосы грязи и воды. Но тут он вновь услышал крик. Голос
детский и, несомненно, знакомый...
грязью, в которой слезы проделали полоски. Он смотрел на Мэтью с тревогой
и надеждой.
видел, как вы взяли ружье. Я понял, что вы уйдете сегодня. Я держался
подальше и потерял вас и не знал, что делать. Но потом пошел на утесы и
увидел вас. Вы были далеко. Я побежал и пытался вас догнать. Но не смог и
заблудился. Тогда я начал кричать. - Он снова посмотрел виновато. - Я не
хотел кричать, чтобы не услышали Миллер и все остальные, но я заблудился.
могут присмотреть, а я не могу. Пойми, это разумно.
несколько плиток шоколада, грязных, но целых. - Я их сберег.
одно из них не убедит мальчика. Единственный выход - быть строгим: сделать
гневное лицо и приказать ему возвращаться. К тому времени, как он
достигнет лагеря, Миллеру и другим будет уже поздно предпринимать
что-нибудь. Может быть, мальчика побьют за то, что он не поднял тревогу,
когда уходил Мэтью. И на пути назад он не заблудится: остров хорошо виден.
впереди. Ему едва хватит пищи и воды, а рисковать жизнью мальчика нельзя.
У мальчика только одежда, которая на нем, единственная пара обуви, которая
изорвется на полпути.
чужой местности.
придется трудно.
стало еще жарче. Родной остов превратился в туманные холмы позади. Впереди
возвышались утесы Олдерни. Мэтью был рад обществу мальчика, рад его
щебету, на который можно было отвечать или нет - как захочется. Он все еще
не принял решение, следует ли им идти. Пока идти было легко; было много
ровных полос, по которым они продвигались быстро. Пришлось сделать только
один значительный обход, огибая длинный бассейн, окруженный острыми,
покрытыми водорослями скалами. Вода в бассейне была чистой и прозрачной, и
они видели в глубине рыбу; Мэтью решил, что глубина бассейна не менее
20-30 футов.
Уже к вечеру они остановились у скалы ярдов в 20 высотой. На разных
уровнях риф был усеян небольшими бассейнами, полными водой. Билли, как и
всякий ребенок на морском берегу, начал карабкаться на скалы. Он устанет,
подумал Мэтью и позвал мальчика.
длину, яростно размахивавшего хвостом.
место, прежде, чем я проголодаюсь.
головы.
знаю.
которые волны унесли с восточного берега острова. Видны были кирпичи,
большой гранитный блок, кожух пылесоса, обломок кухонной раковины и много
кусков дерева: спинка стула, разбитая оконная рама, изогнутая рама
кровати. А немного позади, к счастью, скрытые скалой, два переплетенных
обнаженных тела, которые могли быть связаны с кроватью; Мэтью не
рассматривал их внимательно.
Афанасьев Роман
Флинт Эрик
Афанасьев Роман
Якубенко Николай
Шилова Юлия
Мороз Александра