тойчиво сказал Любов. - Для меня это очень важно?
от локтей Любова и отвел глаза.
бовала, чтобы Любов тоже отвернулся. Но это значило бы остаться в пусто-
те. Старый Тубаб даже не поглядел в его сторону, селение не пожелало его
заметить. И вот теперь - Селвер, который был его другом.
встали между нами? Но это не так. Может быть даже, они нас сблизили. А
твои соплеменники все освобождены, и, значит, эта несправедливость тоже
нас больше не разделяет. Но если она стоит между нами, как всегда стоя-
ла, так я же? я все тот же, каким был раньше, Селвер.
глазами, сильное, изуродованное шрамами, в маске шелковистой короткой
шерсти, которая совершенно точно следовала его контурам и все же смазы-
вала их, это лицо хмуро и упрямо отворачивалось от Любова. Вдруг Селвер
оглянулся, словно против воли:
же чем через две ночи. Я не знаю, какой ты. Лучше бы мне было никогда
тебя не встречать.
мелькнул зеленым проблеском среди темных дубов Тунтара и исчез. Тубаб
медленно пошел за ним следом, так и не взглянув на Любова. Дождь легкой
пылью беззвучно сеялся на дубовые листья, на узкие тропки, ведущие к
Мужскому Дому и к речке. Только внимательно вслушиваясь, можно было уло-
вить музыку дождя, слишком многоголосую, чтобы ее воспринять, - единый
бесконечный аккорд, извлекаемый из струн всего леса.
ти.
матично, да и во всяком случае слишком для него тяжело.
но от землянина. Но это не составляло никакой разницы и не могло служить
утешением.
насколько он раним и какую боль испытывает от того, что ему причиняют
боль. Он стыдился такой подростковой чувствительности - пора бы уж стать
более толстокожим.
девой пылью, и она с облегчением вздохнула. Нажимая на стартер, он не-
вольно улыбнулся при виде того, как она ковыляет к деревьям, подпрыгивая
от спешки, словно лягушонок, ускользнувший от змеи.
отношение размеров. У нормального взрослого тот, кто много меньше его,
может вызвать высокомерие, презрительную снисходительность, нежность,
желание защитить и опекать или желание дразнить и мучить, но любая из
этих реакций будет нести в себе элемент отношения взрослого к ребенку, а
не к другому взрослому. Если к тому же такой малыш покрыт мягким мехом,
возникает реакция, которую Любов мысленно назвал "реакцией на плюшевого
мишку". А из-за ласковых прикосновений, входивших в систему общения ат-
шиян, она была вполне естественной, хотя по сути неоправданной. И, нако-
нец, неизбежная "реакция на непохожесть" - подсознательное отталкивание
от людей, которые выглядят непривычно.
дели смешно. Некоторые действительно немного смахивали на лягушек, сов,
мохнатых гусениц. Шеррар была не первой старушкой, спина которой вызыва-
ла у Любова улыбку?
его облетевшие плодовые сады тонут в море дубов. - У нас нет старух. Да
и стариков тоже, если не считать Донга, но и ему не больше шестидесяти.
А ведь старухи - явление особое: они говорят то, что думают. Атшиянами
управляют старухи - в той мере, в какой у них вообще существует управле-
ние. Интеллектуальная сфера принадлежит мужчинам, сфера практической де-
ятельности - женщинам, а этика рождается из взаимодействия этих двух
сфер. В этом есть своя прелесть, и такое устройство себя оправдывает -
во всяком случае у них. Вот бы департамент догадался вместе с этими пыш-
ногрудыми соблазнительными девицами прислать еще двух-трех бабушек! Нап-
ример, та девочка, с которой я ужинал позавчера: как любовница очарова-
тельна и вообще очень мила, но - Боже мой! - она ведь еще лет сорок не
скажет мужчине ничего дельного и интересного?"
пряталось потрясение, интуитивная догадка, никак не желавшая всплыть на
поверхность.
тому ли, что близко его знает, или потому, что в его личности кроется
особая сила, которую он, Любов, не оценил - во всяком случае созна-
тельно?
Селвер был Сэмом, слугой трех офицеров, живших вместе во времянке. Бен-
тон еще хвастал, какой у них хороший пискун и как отлично они его выд-
рессировали.
пособить свою двойную систему сна к земной. Если для нормального сна они
вынуждены были использовать ночь, это нарушало ритм парадоксального сна,
стодвадцатиминутный цикл которого, определявший их жизнь и днем и ночью,
никак не укладывался в земной рабочий день. Стоит научиться видеть сны
наяву, уравновешивая свою психику не на одном только узком лезвии разу-
ма, но на двойной опоре разума и сновидений, стоит обрести такую способ-
ность, и она остается у вас навсегда: разучиться уже невозможно, как не-
возможно разучиться мыслить. А потому очень многие обращенные в рабство
мужчины утрачивали ясность сознания, тупели, замыкались в себе, даже
впадали в кататоническое состояние. Женщины, растерянные, удрученные,
проникались вялым и угрюмым безразличием, которое обычно для тех, кто
внезапно лишился свободы. Легче приспосабливались мужчины, так и не
ставшие сновидцами или ставшие ими недавно. Они усердно трудились на ле-
соразработках или из них выходили умелые слуги. К этим последним отно-
сился Сэм - добросовестный безликий слуга, повар, прачка, дворецкий, а
заодно и козел отпущения для трех своих хозяев. Он научился быть невиди-
мым и неслышимым. Любов забрал Сэма к себе для получения этнологических
сведений и благодаря странному внутреннему сходству между ними сразу же
завоевал его доверие. Сэм оказался идеальным источником этнологической
информации: он был глубоко осведомлен в обычаях своего народа, понимал
их внутренний смысл и легко находил пути, чтобы истолковать их, наста-
вить в них Любова, перекидывая мост между двумя языками, между двумя
культурами, между двумя видами рода "человек".
так и не сумел найти ключа к психологии атшиян. Он даже не знал, где ис-
кать замок. Он изучал систему сна атшиян и не мог нащупать никакой сис-
темы. Он присоединял бесчисленные электроды к бесчисленным пушистым зе-
леным головам и не находил ни малейшего смысла в привычных бегущих лини-
ях - в кривых, зубцах, альфах, дельтах и тэтах, которые запечатлевались
на графиках. Только благодаря Селверу он наконец понял смысл атшийского
слова "сновидение", означавшего, кроме того, "корень", и получил таким
образом из его рук ключ к вратам в царство лесных людей. Именно на энце-
фалограмме Селвера он впервые осознанно рассматривал необычные импульсы
мозга, "уходящего в сон". Эту фазу нельзя было назвать ни сном, ни
бодрствованием, и со снами землян она сопоставлялась примерно так же,
как Парфенон с глинобитной хижиной - суть одна, но совсем иная слож-
ность, качество и соразмерность.
а потом (благодаря одной из немногих привилегий, которые давало Любову
его положение специалиста) как научный ассистент - что, впрочем, не ме-
шало запирать его на ночь вместе с остальными пискунами в загоне ("поме-
щении для добровольно завербовавшихся автохтонных рабочих"). "Давай я
увезу тебя в Тунтар, и мы будем продолжать наши занятия там, - предложил
Любов, когда в третий раз говорил с Селвером. - Ну для чего тебе оста-
ваться здесь?" Селвер ответил: "Здесь моя жена Теле". Любов попытался
добиться ее освобождения, но она работала в штабной кухне, а командовав-
шие там сержанты ревниво относились ко всякому вмешательству "начальнич-
ков" и "специалов". Любову приходилось соблюдать величайшую осторож-
ность, чтобы они не выместили свою злость на атшиянке. И Теле, и Селвер,
казалось, готовы были терпеливо ждать часа, когда они сумеют вместе бе-
жать или вместе получат свободу. Пискуны разного пола содержались в раз-
ных половинах загона, полностью изолированных друг от друга (почему -
никто толком объяснить не мог), и муж с женой виделись редко. Любову,
который жил один, иногда удавалось устраивать им свидание у себя в кот-
тедже на северной окраине поселка. Когда Теле возвращалась после одного
такого свидания в штаб, она попалась на глаза Дэвидсону и, по-видимому,
привлекла его внимание хрупкостью и пугливой грациозностью. Вечером он
затребовал ее в свой коттедж и изнасиловал.
жизнь силой самовнушения - на это бывали способны и некоторые земляне. В
любом случае ее убил Дэвидсон. Подобные убийства случались и раньше. Но
так, как поступил Селвер на второй день после ее смерти, не поступал еще
ни один атшиянин.