ветра земного, который тихонько дул с юго-запада. Справа по борту
ускользали прочь далекие холмы южного побережья Ватхорта. Их приобретшие
голубоватый оттенок вершины едва возвышались над поверхностью моря,
смахивая на призрачные волны.
сиянии жаркого золотистого полудня. На корме лодки в одной лишь
набедренной повязке и в тюрбане, сделанном из моряцкой робы, сидел Сокол.
Он тихонько напевал что-то, отбивая ладонями на сиденье, словно на
барабане, легкий монотонный ритм. Песенка, что он напевал, не походила ни
на заклинания, ни на сказания о деяниях героев или королей. Этот забавный
набор бессмысленных слов мог напевать мальчишка, который в одиночку пас
коз на заоблачных пастбищах Гонта бесконечным летним днем.
холодным светом плавниках, напоминающих крылышки стрекозы.
Это странный уголок мира, где рыбы летают, а дельфины, говорят, умеют
петь. Но вода здесь вполне подходящая для купания, к тому же я достиг
взаимопонимания с акулами. Смой с себя следы грязных лап работорговцев.
Кроме того, юноша был никудышным пловцом, ибо с неспокойным морем Энлада
скорее сражаешься, чем плаваешь в нем, и поэтому быстро выдыхаешься.
Сперва это синее море показалось ему холодным, а затем - восхитительным.
Боль покинула его тело. Он сновал у борта "Ясноглазки" словно морской
змей, поднимая фонтаны брызг. Присоединившийся к нему Сокол рассекал воду
более уверенными взмахами рук. Покорная и надежная "Ясноглазка" поджидала
их, трепеща белым крылом паруса над сверкающим морем. Аррен погнался за
выпрыгнувшей из моря рыбой. Та нырнула, затем вновь выпрыгнула. Спасаясь
от него, она то плыла в воздухе, то летела в глубинах моря.
водой и теплом, пока солнце не село в море. Смуглый худощавый мужчина
плавал со свойственной возрасту степенностью, экономно расходуя силы.
Накупавшись, он соорудил навес из парусины и, держа лодку на курсе, с
нескрываемой нежностью следил за мальчиком, который гонялся за летающей
рыбой.
пересоленного мяса и черствого хлеба и уже готов был вновь погрузиться в
сон.
последним словом, что услышал Аррен этой ночью, поэтому грезы его сперва
вертелись вокруг них. Ему снилось, что он прогуливается по чему-то
розоватому, испещренному золотыми и лазурными нитями, ощущая какое-то
дурацкое удовлетворение, и кто-то говорит ему: "Это - шелковые поля
Лорбанери, куда никогда не добирается тьма." Но затем, на исходе ночи,
когда в весеннем небе сияют осенние звезды, ему приснилось, что он в
разрушенном доме. Там все высохло, вокруг одна лишь пыль да гирлянды
рваных паутин. Ноги Аррена запутались в переплетении паутины, ее лоскутки
лезли ему в ноздри и рот, мешая дышать. Но хуже всего было то, что Аррен
узнал в этой заброшенной комнате с высоким потолком зал Большого Дома
Рокка, где он обедал с Мастерами.
упирались в сиденье. Пытаясь отогнать дурной сон, Аррен сел. Свет на
востоке еще не забрезжил, но тьма там уже посерела. Скрипела мачта. Где-то
высоко над ним тускло мерцал парус, по-прежнему туго натянутый
северо-восточным бризом. На корме крепко спал, не издавая ни звука, его
компаньон. Аррен снова улегся и дремал до тех пор, пока яркий дневной свет
окончательно не разбудил его.
Вода была столь теплой и прозрачной, что купание в ней напоминало
скольжение или парение в воздухе - странное, похожее на сон, ощущение.
долгого молчания он спросил:
выудил их обед - превосходного серебристо-голубого морского окуня, -
вопрос был начисто забыт.
от палящих лучей солнца, Аррен спросил:
притчу о мальчике, чьим школьным наставником был камень.
толком не знаю, о чем говорить. Почему иссякла магия в Хорттауне,
Нарведуене и, возможно, во всех Пределах? Ведь именно это мы стремимся
узнать, не так ли?
правилам"? Ее используют моряки, но пошла она от волшебников и означает,
что магия привязана к месту. Мощное заклинание, действующее на Рокке,
может оказаться пустыми словами на Иффише. Слова Творения, используемые в
конкретном заклинании, обычно помнят не все: одно слово здесь, другое -
там. К тому же текст заклинания неразрывно связан с землей и водой,
ветрами и падением света - словом, с местом, где оно произносится. Я
однажды заплыл так далеко на Запад, что ни ветер, ни вода не подчинялись
моим приказам, игнорируя свои Настоящие Имена, или, что больше похоже на
правду, меня самого. Ибо мир наш очень велик, никто не знает, где
кончается Открытое Море, и быть может, существуют кроме нашего мира еще и
другие миры. Я сомневаюсь, что среди этой бездны пространства и океана
времени произнесенное слово, каким бы оно ни было, сохранит повсеместно и
навечно свою силу и смысл, если это только не произнесенное Сегоем Первое
Слово, создавшее мир, или не Последнее Слово, которое не было и не будет
произнесено, пока все не сгинет в небытие... Итак, даже среди горстки
островов известного нам мира - Земноморья, имеют место различия, тайны и
перемены. И нет места более загадочного и неисследованного, чем Южный
Предел. Лишь немногим волшебникам со Внутренних Островов довелось
пообщаться с населяющими его людьми. Они не привечают колдунов, поскольку
пользуются, согласно поверью, магией, отличной от нашей. Однако слухи об
этом крайне расплывчаты и вполне возможно, что искусство магии там просто
не было оценено по достоинству и не получило широкого распространения.
Если я прав, то тому, кто задумал уничтожить магию, здесь будет
действовать легче, и она ослабнет тут гораздо раньше, чем на Внутренних
Островах. И вот мы слышим байки о несостоятельности магии на Юге.
Дисциплина - это русло, придающее потоку наших действий силу и
осмысленность. Там, где нет единого направления, деяния людей слабеют,
расплываются и пропадают без следа. Например, та толстуха с зеркалами
утратила свое искусство и решила, что у нее никогда его и не было. А Хэйр
жует свой хази и думает, что он продвинулся дальше, чем ходят самые
великие маги, а на самом деле он потерялся, едва ступив на поле грез... Но
куда, как _е_м_у _к_а_ж_е_т_с_я_, он ходит? Что он ищет? Что поглотило его
магическую силу? Мне кажется, мы собрали достаточно сведений о Хорттауне и
теперь продвигаемся на юг, к Лорбанери, чтобы поглядеть, как там обстоят
дела у волшебников, а также попытаться найти то, что мы должны отыскать...
Тебя удовлетворил мой ответ?
возле мачты в желтоватой душной тени навеса и устремил свой взгляд в море,
на запад, а лодка неспешно плыла, влекомая ветром, сквозь марево дня на
юг. Сокол сидел прямо и неподвижно. Шли часы. Аррен пару раз искупался,
тихонько поплавав у борта лодки, ибо он не хотел оказаться на пути
устремленного на запад пристального взгляда этих темных глаз, который,
казалось, заглядывал далеко за сверкающую линию горизонта, за синеву
воздуха, за пределы света.
при этом не больше одного слова за раз. Воспитание Аррена позволяло ему
быстро распознать чувства, скрываемые за маской учтивости и сдержанности.
Он понимал, что у его спутника тяжело на душе. Аррен не задавал больше
вопросов и лишь вечером поинтересовался:
был столь высок и чист, как в те годы, когда с ним занимался главный
музыкант Дворца в Бериле, добиваясь созвучия со своей арфой: верхние тона
стали хриплыми, а нижние - напоминали печальные и чистые звуки виолы. Он
пел "Элегию для Белого Мага" - песню, которую сочинила Эльфарран, когда
она, узнав о смерти Морреда, дожидалась своей собственной смерти. Петь эту
песню нелегко и исполняют ее нечасто. Сокол слушал молодой, сильный,
уверенный и печальный голос Аррена, витавший меж предзакатным небом и