Дэмьен. - Ваши апартаменты меня не очень-то устраивают.
будем втроем.
прежде чем дверцы лифта сомкнулись.
отвечающей вкусам Дэмьена. Сжав в руке телефонную трубку, Харвей Дин
испытывал в кабинете Торна странное ощущение, будто все это уже
происходило. Он стоял у окна и наблюдал за демонстрантами. Сквозь толстые
оконные стекла до него долетали выкрики. Дин пытался определить размеры
толпы.
ответ, Дин кивнул и бросил взгляд на часы. - Полагаю, мы можем ждать
ответа... м-м-м... во сколько? К полудню по вашему времени? - Он помедлил,
заметив, отряд полицейских, направлявшихся к площади, затем продолжал со
странным удовлетворением в голосе: - Я уже давно не видел ничего
подобного. Даже представить себе боюсь, как все это выглядит у
израильского посольства.
его лице играла торжествующая улыбка.
кабинет Дэмьена. - Я потом перезвоню, Поль, - бросил он на прощание и
повесил трубку.
позволить себе быть самим собой и не прятать свое отвратительное
настроение.
висящей в воздухе. - Поль сообщил, что отправил сейчас в Белый дом доклад
о Нубийском Фронте. Однако в этом докладе такие дыры, что впору танку
проехать.
Дэмьен. Ему не хотелось говорить о мелочах.
испарилась.
куплены священником, передавшим их в какой-то итальянский монастырь. - Дин
подошел к письменному столу и заглянул в свои записи. - Суби... В общем,
что-то в этом роде, - припомнил он.
итальянских ребятишек, так что...
клетки. - Он не отрываясь смотрел в окно. - Они уже в Англии. Пытаются
засвидетельствовать рождение Назаретянина и уничтожить меня прежде, чем я
сотру их с лица земли. - Дэмьен взглянул на небо. - Он родился этой ночью.
Дин склонился над письменным столом. Листки бумаги, разлетевшись, упали на
пол.
поворачиваясь к Дину, произнес Дэмьен. - Это как вирус, пожирающий мои
силы, иссушающий мое тело.
лицо прорезали морщины. Это был уже не прежний, молодой и подтянутый
Дэмьен. Он как бы состарился за одну ночь.
голосом констатировал Торн, - мои силы будут таять.
наедине? Прячься, если хочешь, но рано или поздно я выслежу тебя. Ты
пригвоздил человечество к своему жалкому кресту. Вот так же я распну тебя
на кресте забвения.
Дэмьен, стремясь понять и разделить его боль. Он заметил в центре толпы
человека с плакатом. Плакат выделялся среди прочих: "Возрадуйтесь рождению
Христову!"
его светилось торжество. Это были глаза победителя.
кресло.
и только один человек оставался сидеть на скамейке. То и дело посматривая
на здание посольства, он наблюдал, как постепенно гаснет свет в его окнах.
Когда ко входу подкатил огромный лимузин, Мэтью поднялся и приблизился к
посольству, но к автомобилю никто не вышел. Водитель сидел в машине и
дремал. Только в одном окне горел свет, и Мэтью разглядел силуэты двух
мужчин.
нами...
отказывался к чему-либо прикасаться. Вместо этого он впился мрачным
взглядом в площадь и не произносил ни слова. Напряжение в воздухе достигло
предела, и Дин то и дело выбегал в ванную, чтобы хоть на мгновение
избавиться от него.
ловушку.
инстинктивно сжимается в кулак. Уже одно присутствие священника было
оскорбительным. - Что заставляет его думать, будто ты клюнешь крючок?
его обгоревший труп, и внезапно ему в голову пришла мысль, что один из
кинжалов находится у этого священника.
скамейку.
он.
бессмыслица. Дэмьен опять заговорил загадками. Но, может быть, лучше и не
понимать всего этого.
уменьшилась до размеров пятнышка. Он в последний раз помахал ему рукой,
размышляя при этом, что ни разу, с тех самых пор, как силы добра и зла
столкнулись в битве за его душу, не испытывал подобных мук.
де Карло успокоил его.
ладил и с Богом, и с самим собой. У него не возникало ни сомнений, ни
страхов. В молодости его терзала собственная плоть, и Дьявол искушал его
запретными плодами. В нем происходила настоящая борьба, пока он, наконец,
не встал на праведный путь...
Подняв голову, он вдруг осознал, что впервые остался совершенно один. Один
- с тех самых пор, как переступил порог монастыря. Он взглянул на
пассажиров. Сидящий напротив мужчина был занят своим портфелем. Семья по
другую сторону прохода обедала, уплетая сандвичи и запивая их чаем из
термоса. Впереди сидели две женщины, бесстыдно выставившие на всеобщее
обозрение свои тела.
плотную ткань кинжал и вновь покрылся испариной. А сможет ли он
воспользоваться кинжалом, когда пробьет нужный час? Будет ли он в
состоянии вонзить кинжал по самую рукоятку в плоть и кровь? "Пусть это
буду я, Отец, - умолял Мэтью Господа в воскресенье. - Пусть я буду
единственной жертвой". Но тогда ушел Бенито. Теперь же была его очередь.
То, что ему предстояло осуществить, являлось невероятной честью и
привилегией. Мэтью вспомнил, как впервые мельком увидел Антихриста, чьи
пылающие глаза, казалось, буравили его насквозь - желтые, безумные глаза
животного.