Чтение 15–й страницы книги ~Братство талисмана~

пустившийся по их следам, вероятно, насторожил разрушителей.

Дункану хотелось бы знать, где теперь Ривер и его люди.

Все это Дункану не нравилось. Не нравилась ситуация. Все пошло
наперекосяк.

Подумав, он пришел к выводу, что больше всего недоволен
добровольцами, которых они подобрали. Дух, конечно, достаточно плох, но
что с ним сделаешь? Отшельник хуже. Старый ворчун с манерой соваться не в
свое дело и трус. Говорит, что хочет быть солдатом господа, и против этого
нечего возразить, но если он пойдет с ними, он будет путаться под ногами
при каждом повороте. Но что делать?

Сказать ему, чтобы он не ходил, что для него нет места, после того,
как они приняли его гостеприимство?

Может Дункан зря беспокоится? Десять против одного, что отшельник сам
отступится, и в последний момент у него окажутся важные причины не уходить
отсюда.

А Снупи, гоблин? Вполне возможно, что он и ненадежен, хотя создал
впечатление, что дело касается и его самого.

Придется за ним следить. Этим займется Конрад, которого Снупи,
кажется, побаивается, и не без оснований. Конрад не шутил, когда обещал
свернуть ему шею. Конрад вообще никогда не шутит.

Так что же делать? Идти вперед или вернуться? На них не возлагали
обязанности стать перед великой опасностью, совать голову в петлю. Но
ставка очень велика. Важно, чтобы старый ученый из Оксенфорда посмотрел
манускрипт. Если же они вернутся, он никогда его не увидит, он стар.

Думая обо всем этом, Дункан вспомнил еще кое-что из слов его
преосвященства.

- Свет уходит, - говорил он, - уходит из всей Европы. Я чувствую, что
мы погружаемся снова в древнюю тьму.

В архиепископе иногда бывало что-то ханжески-болтливое, но он вовсе
не был глуп.

Если он торжественно заявил, что свет уходит, значит, можно
предположить, что это так и есть: свет уйдет и вползет древняя тьма.

Церковнослужитель не сказал, почему доказательство подлинности
манускрипта может сдержать приход тьмы, но теперь Дункан сам понял: если
будет точно доказано, что человек по имени Иисус действительно жил две
тысячи лет назад и говорил то, что передано нам как его слова, и умер так,
как говорит евангелие, тогда церковь снова станет сильной, а у сильной
церкви будет власть отогнать тьму.

Ведь две тысячи лет она была великой силой, говорила о порядочности и
сострадании, твердо стояла среди хаоса, давала людям тонкий тростник
надежд, за который они могут уцепиться перед лицом кажущейся
безнадежности.

"А что, - думал Дункан, - если человек в Оксенфорде посмотрит
манускрипт и скажет, что это подделка, грубый обман человечества?" Дункан
зажмурился и потряс головой: о таком нельзя и думать, какая-то вера должна
сохраняться. Честно говоря, дело с манускриптом было азартной игрой, но
сыграть ее надо.

Дункан лег, повернувшись к стене.

Он не был чересчур набожным, но все-таки принадлежал к церкви, хотя
бы по наследству. Почти сорок поколений его предков были христианами того
или иного толка.

Одни были набожны, другие не очень, но все были христианами, народом,
который устоял против насмешек и издевательств языческого мира. И теперь,
наконец, появился шанс нанести удар за христа, шанс, которого не имел ни
один Стэндиш. Подумав об этом, Дункан понял, что просто не может
уклониться от возложенной на него обязанности. Он должен идти вперед.
Вера, пусть и слабая, была частью Дункана, в крови и в плоти его, и
отказаться от нее невозможно.

Снупи в церкви не оказалось. Они искали его, звали, подождали, но он
так и не появился, и они ушли без него.

Тайни шел впереди, за ним Конрад, потом отшельник с Бьюти, а Дункан с
Дэниелом замыкали шествие.

Эндрю все еще возмущался гоблином.

- Радуйтесь, что он скрылся, - говорил он Дункану. - Я говорил, что
ему нельзя верить. Ни в ком из них нет правды. Ненадежный народ.

- Если бы он был с нами, мы бы с него глаз не спускали.

- С него-то да. Но он хитрый чертенок. Он может уйти и прийти так,
что вы и не заметите. А что вы станете делать с другими?

- С кем?

- С другими гоблинами. Разными гномами, чертенятами, баньши,
троллями, эльфами и прочими.

- Будто их так много?

- Их полно, как шерсти на собаке, и все вредные. И все ненавидят нас.

- Но Снупи сказал, что разрушителей они ненавидят больше.

- На вашем месте, - сказал отшельник, - я бы не прозакладывал голову,
что это правда, а мы сейчас как раз это делаем.

- Однако Снупи сказал, что это самый легкий и короткий путь, и тогда
ты не спорил.

- Гоблин был прав. Это самый легкий путь, но будет ли он самым
безопасным - это еще посмотрим.

Они шли по долине, поросшей лесом. Ручей, берущий свое начало из
источника вблизи пещеры Эндрю, журчал по камням. Духа не было видно, хотя
Дункан иногда улавливал мерцание между деревьями на холмах.

- Ты видел духа? - спросил он Эндрю. - Он с нами?

- Откуда я знаю, - проворчал отшельник. - Кто может знать, что
сделает дух?

- Если тебе тут не нравится, почему бы тебе не вернуться? - спросил
Дункан.

- Мне, может, это и не нравится, но это единственная возможность для
меня стать солдатом господа. Если я не схвачусь за эту возможность, другой
никогда не будет.

- Как хочешь.

В полдень они остановились немного передохнуть и закусить.

- Почему вы не едете на лошади? - спросил Эндрю. - Если бы у меня
была лошадь, я поберег бы ноги.

- Я поеду, когда настанет время.

- А когда это будет?

- Когда мы с Дэниелом объединимся для боя. Это не верховая лошадь, а
боевой конь, умеющий сражаться. Он будет сражаться со мной и без меня.

Эндрю заворчал. Он ворчал с самого начала, с тех пор, как они вышли в
путь.

- Мне не нравится, что слишком тихо, - заметил Конрад.

- Тайни даст нам знать, если кто-нибудь появится, - ответил Дункан.

- Они знают, что мы здесь, и где-то ждут нас, - заявил Конрад.

Когда они снова пошли, Дункан обнаружил, что стал менее бдительным,
чем был утром. Несмотря на сгоревшие усадьбы и полное отсутствие жизни,
долина выглядела красивой и мирной. Он укорял себя за недостаток
настороженности, потому что в любую минуту можно было встретиться с
неожиданным. Но ведь Тайни впереди, на разведке, и в случае чего известит
их.

Затем он заметил, что чаще поглядывает на небо, чем на окружающие
холмы, и тут только сообразил, что выглядывает Диану и ее грифона. Куда
она исчезла и, что более важно, почему? Кто она? Было что-то непонятное в
ее интересе к Вольферту, колдуну, умершему сто лет назад.

Скорее всего, дело не в Вольферте, а в этой игрушке, и Диана искала
именно эту вещь, хотя и не признавалась в этом. Он чувствовал грань этой
штуки, лежащей в его поясном кармане. Да, она наверняка искала ее. Кости
Вольферта никому не нужны. Может, если бы он, Дункан, как следует осмотрел
эту безделушку, он смог бы понять, для чего она сделана.

Хотя - кто знает - могло быть и хуже, если бы он ее разглядывал.
Эндрю назвал ее адской машиной, но с этим вряд ли стоило соглашаться,
потому что от отшельника можно было ожидать такого рода реакции.

Если это действительно машина - адская или нет, - то Дункан Стэндиш
ничего в машинах не понимал и утешал себя тем, что он не один.

Все остановились: к ним шла, спотыкаясь, прихрамывая и громко
жалуясь, старуха. Ее подгонял Тайни.

- Тайни кого-то поймал, - гордо сказал Конрад.

Дункан подошел к Конраду.

Старая женщина подошла и села перед ним на земле, разметав свои
лохмотья.

По виду это была сущая ведьма: из острого крючковатого носа росли
волосы, похожие на паучьи лапы, еще больше волос торчало на подбородке, во
рту было не больше пяти зубов, седые лохмы падали на глаза.

- Отзовите собаку, - верещала она. - Она гнала меня, как корову.
Правда, вежливо, ничего не скажешь: она не вырывала мяса из моего бедного
тела, а я полагаю, что могла бы. Но она выставила меня из грязного гнезда,
которое я звала своим домом, и погнала по долине. Мне это не нравится. Я
не хочу, чтобы меня пасли. Если бы у меня осталась хоть десятая часть
былой власти, я бы разодрала эту собаку в клочки. Но теперь у меня нет
власти. У меня отняли все, что я собрала - совиную кровь, мозг летучей
мыши, глаза тритона, жабью кожу, пепел от сожженной ведьмы, зуб собаки,
которая укусила священника...

- Стоп, бабушка, - остановил ее Дункан. - Кто отнял у тебя этот
богатый запас?

- Разрушители, ясное дело. Не только отняли, но еще отвратительно