Чтение 15–й страницы книги ~Танцы на снегу~

Я кивнул, налил себе чаю, сел рядом. И совсем не удивился, когда Лион спросил:

- Как ты думаешь, что с моими родителями?

- Ну, они живы... - пробормотал я.

- Я понимаю, - кивнул Лион. - Они теперь такие, каким я был? Зомби?

- Стась говорил, что не совсем так. Там все вроде бы как стали нормальные. Только они теперь присоединились к Инею и считают, что это самая лучшая планета в Империи.

Стась и впрямь рассказывал, что на Новом Кувейте все выглядит обыкновенно и мирно. Люди работают и даже веселятся как ни в чем не бывало. Насчет той ночи, когда вся планета заснула, даже не вспоминают. Когда на Новый Кувейт высадился личный посланник Императора, его встретил султан и заявил, что все нормально, что никакой агрессии против них не было, что они добровольно присоединились к Инею... а той ночью просто произошли небольшие беспорядки из-за болельщиков бейсбольного клуба "Ифрит". Молодежь, расстроенная поражением команды, напилась и даже захватила космопорт и центр космической связи. Были жертвы. Но к утру порядок восстановили, и никаких проблем на Новом Кувейте больше нет.

Самое обидное, что, как сказал Стась, у Императора нет оснований вмешиваться. Любая планета может войти в союз с другой планетой, если это союз добровольный. А доказать, что Новый Кувейт захвачен, что все его жители были запрограммированы, не удалось. Единственное, что сделали в Империи, - это стали проверять все фильмы и обучающие программы, особенно сделанные на Инее. Если оказывалось, что там присутствует нераспознаваемая информация, то эти программы запрещали.

И таких программ нашли много. Хорошо еще, что на Земле, Эдеме и Авалоне, самых развитых планетах Империи, фильмы с Инея были не так популярны. Но даже здесь процентов двадцать населения могло в один миг оказаться зомбированными. А это очень много... поэтому никакой войны не было, Флот к Инею не вылетел, а ученые все пытаются разобраться в произошедшем.

- Император обязательно выяснит, в чем дело, - сказал я. - И Новый Кувейт освободят. Не может ведь Император позволить такое делать!

- Угу, - кивнул Лион. - Выяснит... Меня привяжут к койке и будут изучать целый год...

- Никто так не сделает!

Лион пожал плечами. Очень серьезно сказал:

- Ты знаешь, я даже спорить не стану. Если это надо, чтобы всех спасти, - то пускай. Это будет честно.

- Перестань!

- Да ничего... - Лион молча бултыхал ложкой в остывшем чае. - Тиккирей, знаешь, как это страшно... прожить жизнь.

- Ты вправду думал, что это все настоящее?

- Да.

Он посмотрел на меня, и глаза у него были совсем другие, незнакомые. Усталые. Как у старика.

- Я воевал, Тиккирей, - сказал Лион. - И у меня был друг... - он запнулся, - вроде тебя. Только его убили, когда мы попали в засаду. Но я за него отомстил. У меня в руке, вот здесь, - он каким-то очень уверенным жестом коснулся запястья, - был маленький излучатель на браслете. Я поднял руки и вроде стал сдаваться. А потом включил луч и всех убил. И мы снова воевали...

На миг у него дрогнули губы.

- Ты знаешь, сколько я людей убил? - вдруг тонко выкрикнул он. - Семьдесят человек!

И то, что он сказал не сто и не тысячу, а именно семьдесят, - меня доконало. Даже руки задрожали, и я поставил чашку, чтобы не расплескать чай.

- А потом у меня появилась подруга, - сказал Лион. - Из пятой роты... мы после войны поженились. Я даже детей теперь умею воспитывать! Я все умею, как взрослый, совсем все! Тушить пожары, вытаскивать утопающих, управлять флаером! Я прожил целую жизнь и умер! Мне... мне скучно, Тиккирей! И ничего не страшно, совсем!

- Это пройдет... - прошептал я.

- Что пройдет? Я все помню, все как вчера было! Ты знаешь, как горит небо, Тиккирей? Когда звено орбитальных штурмовиков заходит в атаку, а зенитчики ставят над позицией плазменный щит? Ты не знаешь... Начинается ветер, Тиккирей. Небо оранжевое, и воет ветер, он дует прямо вверх, так что за землю хватаешься, и воздух все суше и суше, а у меня кончились капсулы в респираторе, я тогда обжег горло, но зато штурмовики не успели отвернуть, они вошли в щит и растворились... словно белые кометы в оранжевом небе... А потом мы пришли в деревню, но имперская пехота оттуда уже ушла, и всех жителей убили за то, что они нас поддерживали... мужчин расстреляли... а женщин и детей согнали в мечеть, закрыли дверь и подожгли... они еще кричали, когда мы пришли, но там уже ничего не потушить было...

- Ка-какая имперская пе-пехота... - прошептал я. Голос у Лиона был страшным. Он не придумывал, не пересказывал книжку или фильм. Он вспоминал!

- Шестая авалонская бригада космопехоты, формирование - Камелот, командующий - генерал Отто Хаммер, эмблема - серебряный молот, падающий на горящую планету, - отчеканил Лион. - Мы воевали с Империей, понимаешь? Я воевал с Империей!

- Ты вчера не сказал...

- Я сегодня скажу. - Лион отвел глаза. - Я... боялся, что тогда меня сразу заберут.

- Но это же не правда! Это было во сне!

- Для меня это не было сном, Тиккирей, - сказал Лион. И мне вдруг почудилось, что со мной говорит взрослый, всего повидавший человек, а не ровесник с космической станции.

Но это длилось только секунду. Потом взгляд Лиона дернулся, будто он увидел что-то у меня за спиной. И он опустил глаза.

Я обернулся - в дверях кухни стоял Стась. Молча смотрел на Лиона, и в его глазах ничего нельзя было прочесть.

- Просто не хотел говорить вчера... - пробормотал Лион.

Стась подошел к нему, взъерошил волосы. Негромко сказал:

- Понимаю. Кто-то ответит за это, парень. Сполна ответит. Не бойся, Лион.

- Вы лучше меня прямо сейчас увезите и исследуйте, - пробормотал Лион. - Я так не могу. Оно все сильней и сильней вспоминается... у меня голова разламывается... не от боли. Я чего-нибудь натворю или с собой...

- Сейчас поедем, - сказал Стась. Он что-то лихорадочно обдумывал. - Ты знаешь что... продержись немного. Хотя бы сутки.

- А потом?

- Потом все будет хорошо. Лион, Тиккирей, одевайтесь. Позавтракаете в машине. У вас у обоих будет трудный день.

Машина у Стася была так себе. Не мощный джип-вездеход, не скоростная спортивная "пиранья", а здоровенный неповоротливый "Дунай". На работе у нас на таком ездит лишь одна женщина из технического отдела, толстая и медлительная.

Но Стасю словно бы было все равно, на чем ехать.

Мы с Лионом сидели позади, молчали, ни о чем его не расспрашивали. Стась сам говорил, но больше о всякой чепухе. Об экспериментах в области глюоновой энергетики, которые позволят строить новые космические корабли. О том, что теоретически доказано существование гиперканалов, ведущих в другие галактики, и есть планы по их поиску. О том, что Император подписал указ о снятии "трехпроцентного предела" и теперь ученые могут по-настоящему улучшить человеческий геном, а не только по мелочам. О том, что заканчиваются съемки ретробоевика "Мудрец из Назарета" о христианской религии и в этом фильме все будет взаправду - и актеры живые, и декорации, и даже спецэффекты. Никаких компьютерных съемок, все настоящее! И даже актеры были введены в транс, не знали, что играют в фильме, а считали все правдой.

Стась умеет интересно рассказывать, если захочет, конечно. Но сейчас я понимал, что он просто заговаривает нам зубы, отвлекает. И поэтому мне было совсем не интересно. Ничего не изменится от этих глюоновых реакторов, новых галактик и улучшенных геномов. Куда важнее то, что решит сделать с нами совет фагов.

И Стась, наверное, угадал мои мысли, потому что замолчал. Мы молча дожевали свои бутерброды, допили кофе и стали ждать.

Порт-Лани - город-спутник Камелота. Если бы Стась хотел, он бы даже на своей колымаге доехал за полчаса. Но Стась никуда не спешил: либо думал о чем-то, либо ему было назначено точное время. И мы ехали больше часа. Потом еще покрутились по городу, перескакивая с внешних дорожных развязок на внутренние транспортные кольца, постояли в паре пробок - все как раз ехали на работу и улицы были забиты.

А потом Стась припарковал машину у красивого высотного здания в старинном стиле - с большими зеркальными окнами и флаерной площадкой на крыше. Здесь я один раз был. Тут и помещался главный офис фагов, который официально назывался "Институт экспериментальной социологии".

- Что мне говорить совету? - спросил я, когда мы выбирались из машины.

- Если придется говорить, то говори правду, - пожал плечами Стась. - Но тебя не обязательно вызовут.

- А меня? - требовательно поинтересовался Лион.

- Тебя вызовут обязательно, - сказал Стась. - А совет тот же - говори правду.

Он подумал секунду, потом приобнял нас за плечи:

- Дело даже не в том, ребята, что в большинстве случаев говорить правду полезнее. Фагам никогда не стоит врать, лучше уж промолчать.

- Вы чувствуете ложь, - сказал Лион, и голос у него опять стал жесткий, взрослый. Стась внимательно посмотрел на него:

- Да, парень. Чувствуем.

Больше мы не говорили. Прошли в здание - там стояла охрана на входе, но Стась показал какой-то пропуск, и нас даже не стали проверять. За дверями был большой вестибюль. Я думал, что, как и в прошлый раз, Стась поведет нас направо. Там море всяких кабинетов, офисов, а еще есть совершенно восхитительный зимний сад с кафе. Когда Стась улаживал мои вопросы, я там просидел три часа, но ничуть не заскучал.

Но Стась повел нас к лифтовому стволу. И не к общим лифтам, которые все время сновали вверх-вниз, а к служебной кабинке, куда никто и не совался.

В здании было этажей пятьдесят. Но когда мы вошли в лифт и тот рванулся вверх, мы ехали слишком долго. Словно здесь еще имелось этажей пятьдесят, невидимых снаружи. Я глянул на отражение Стася в зеркальной стене - он за нами с любопытством наблюдал.

- Мы едем вниз, - сказал я. - Хотя кажется, что вверх. Тут в лифте гравитатор, верно?

Стась улыбнулся, но ничего не ответил. Да и улыбка у него быстро пропала. Он будто прокручивал в голове предстоящий разговор, рассчитывал его наперед до каждого слова, но что-то там не складывалось, будто звучала реплика, на которую у Стася нет ответа. И Стась начинал все обдумывать заново...

- Стась, - сказал я. - Если я и впрямь так виноват, то пусть меня накажут. Только пусть не высылают обратно на Карьер, можно?

- Я дал тебе слово, - сказал Стась. Посмотрел на меня внимательнее и добавил:

- Ты очень сообразительный мальчишка, Тиккирей. Если бы я не верил тебе, то решил бы, что ты очень хорошо подготовленный агент.

- Разве бывают дети-агенты? - спросил я.

- Еще как бывают, - ответил Стась. - Вот я работаю с десяти лет.

- Я не агент, - сказал я на всякий случай. - Я Тиккирей с Карьера...

- Я же сказал, что верю тебе, - мягко ответил Стась.

Лифт наконец-то остановился, и мы вышли.

Это был холл, большой и пустынный. В центре бассейн с фонтанчиком, заросшим оранжевым вьюнком. Фигура фонтанчика изображала девушку, держащую в руках кувшин, откуда и лилась вода. Статуя была старая, бронзовая, вся позеленевшая, покрытая мхом и вьюнками. Я присел на край бассейна, поболтал рукой в воде. Рыбок никаких там не было, а мне почему-то хотелось, чтобы в бассейне жили рыбки. Да и вода оказалась мутноватая, будто фильтры в фонтане плохо работали.

Стась жестом указал нам на мягкие кресла у стены, под фальшивыми окнами. Окна показывали вид на город с крыши небоскреба, но я все равно был уверен, что мы под землей.

- Подождите здесь, ребята.

- Долго? - спросил я.

- Если бы я знал, то уточнил, сколько именно ждать, - пояснил Стась. - И никуда не уходите.

В противоположной стене холла была еще одна лифтовая дверь. Стась вызвал лифт и уехал.

- Могли бы хоть бар тут сделать, - сказал Лион с обидой. - Выпили бы по хайболу для храбрости.

- По чему? - не понял я.

- Хайбол. Ну, это какой-нибудь напиток. Вроде джин-тоника или водки с мартини.

- Угу. Разбежался.

- Между прочим, я очень люблю водку с мартини, - сказал Лион.

Он развалился в кресле, закинув ноги на подлокотник. Покосился на фальшивое окно, фыркнул, нашарил переключатель и выключил изображение.

- Это... в снах? - догадался я.

- Ага. А в армии нам выдавали водку. По праздникам - виски.

- Ну вот во сне и попросишь свой хайбол. На Авалоне детям не положено пить спиртные напитки.

- Ничего, если меня не сразу начнут препарировать, я зайду в бар и напьюсь, - сказал Лион.

До меня наконец дошло, что он просто смеется. Подтрунивает надо мной. Потому что ему страшно... куда страшнее, чем мне.

- А почему ты воевал с Империей? - спросил я. - Во сне?

Лион отчеканил, будто готовился к вопросу:

- Потому что Империя - это пережиток древних эпох человечества. Сосредоточение власти в руках одного человека приводит к застою и стагнации, злоупотреблениям и социальной неустойчивости.

- Так к застою или к неустойчивости? - спросил я

- К застою в развитии человечества, но к неустойчивости в социальной жизни, - отпарировал Лион. - Вот тебе простейший пример. Когда люди встретили Чужих, которые успели оттяпать лучшие куски космоса для себя, то развитие Империи остановилось. Пришлось переделывать для жизни очень плохие и неудобные планеты вроде твоего Карьера. Никто даже не попробовал оттеснить Чужих с занятых ими планет.

- Но это же война, Лион!

- Вовсе не обязательно. Война - это крайний случай разрешения противоречий. Всегда можно обойтись экономическими, политическими или особыми мерами.

- Ты и вправду так думаешь? - Я сел в соседнее кресло. Лион секунду пялился на меня, насмешливо улыбаясь, потом посерьезнел:

- Ничего я не думаю. Так нам объясняли. И во сне я в это верил.

- А сейчас?

- Ну, что-то тут есть, правда? Ведь на самом деле ты жил на Карьере, а мог жить на хорошей планете, где сейчас живут Цзыгу или халфлинги.

- Так в твоем сне вы воевали с Империей или с Чужими?

- С Империей, - признал Лион. - Чтобы в галактике было новое, справедливое устройство.

- А какое?

Лион на миг задумался:

- Ну, во-первых - демократическое. У нас все выборное, любая должность. Раз в четыре года все голосуют за президента.

- И что за человек этот президент?

- Это она, - сказал Лион. - Она... ну как тебе сказать...

Лицо у него стало мечтательное. Я ждал, и у меня все сильнее холодело в груди.

- Она... очень справедливая, - выпалил Лион наконец. - Она каждого готова выслушать и поговорить по душам. Умная, она почти всегда принимает правильные решения. Иногда ошибается, но не сильно.

Я не выдержал:

- Лион, но это же только сон! Ты понимаешь? Кто-то на Инее решил завоевать Империю, ну и придумал промывку мозгов. Не может человек никогда не ошибаться!

- Я не говорю, что всегда, - быстра ответил Лион. - Но обычно не ошибалась.

- И выслушать каждого президент тоже не может. Император не может, и президент не сможет. Даже у нас на Карьере старший социальный работник не мог общаться с каждым, а у нас населения меньше миллиона человек!

- Если по-обычному, то нельзя, - согласился Лион. - Но у нас все было по-другому. Можно подключиться к Сети и общаться с президентом.

- Чушь, - только и сказал я.

- Почему? Это очень просто делалось. Ты знаешь, что можно полностью скопировать разум в компьютер?

- Да, но это же запретили, таких только двое или трое осталось... они все с ума сходят...

- А она не сошла, - тихо сказал Лион. - У нее на каждой планете есть своя копия. Они между собой советуются и принимают решения сообща. Ну и готовы любого выслушать и помочь. Я сам каждый год с ней разговаривал. Так положено. А иногда - вне очереди просил разговора. Когда было важно.

- Лион, да ты дурак! - не выдержал я. - Полный дурак! Это все сказочки, которыми вам промывали мозги! Чтобы все бросились служить Инею!

- Я понимаю, - серьезно сказал Лион. - Наверное, так оно и есть. А вдруг это правда? Ведь в Империи и впрямь не все хорошо. Зачем иначе армия, полиция, карантинная служба, фаги?

- Не может такого быть. Это все ложь, - упрямо повторил я.

- Но если ложь - так почему все в нее верят? - возразил Лион. - Тиккирей, я же нормальный! Я ведь с ума не сошел, правда? Мне только показали, какая у меня может быть жизнь, если я буду с Инеем. Вот и вес. И мне понравилось!

- У тебя прервали сон, - сказал я. - Когда подключили в поток.

- Ну и что? Тиккирей, честное слово, ни в чем меня не убеждали насильно. Это... это... - Лион развел руками. - Ну, как очень хорошее кино в хорошей виртуалке, когда совсем разницы не замечаешь. Мне показали, какая может быть жизнь, и мне понравилось.

- Но это же не правда!

- А я тебе говорю, что правда? - Лион повысил голос. - Нет, скажи, говорю? Я рассказываю, как все было в моем сне! Вот! И что в нем, может быть, есть немного правды!

Я замолчал. И впрямь - накинулся на Лиона, как на врага...

- Извини.

Лион смотрел в сторону. Потом пробормотал:

- Да ладно... Знаешь, сейчас уже легче. Вроде как сон, а вначале было все взаправду...

Я заметил, что он начал обкусывать себе ноготь, как маленький ребенок. Потом заметил, что делает, и торопливо убрал руку ото рта.

- Глупый сон, - сказал я.

- Наверное. А я свой дом помню, Тиккирей. Знаешь, какой у меня был дом? Он стоял в саду, к нему вела дорожка из красной кирпичной крошки. Даже машину приходилось оставлять у ворот. А дом был трехэтажный, на высоком фундаменте, со стенами из старого камня, с деревянными рамами и дверями. Там были широкие ступени, они вели на веранду, и по вечерам мы пили там чай, а иногда пиво или вино. Стены оплетал виноград, он был запущенный, почти дикий, но все равно его можно было срывать и есть. И полы были деревянные, старые, но совсем не скрипучие. На фронтоне висел кованый железный фонарь, я вечером всегда включал в нем лампу, и вокруг начинали роиться мошки и ночные бабочки...

- Что такое фронтон? - спросил я.

Лион поморщился. Неуверенно развел руками, будто треугольником их складывая.

- Это... ну, под крышей, между скатами и карнизом, если смотреть с фасада. А что?

- Я не знал такого слова, - объяснил я.

- Я тоже не знал, - признался Лион. - Я же говорю, я многому научился. Роды принимал, космический корабль пилотировал... воевал...

Он снова замолчал.

- Лион, ну никто же тебе не мешает вырасти, построить такой дом и там жить, - сказал я.

- Я же не один там жил.

- Ну... и не будешь один...

Лион кивнул. Потом добавил вполголоса:

- Катерина работала в медслужбе. Она меня выходила, когда все уже решили, что я умру. Это после той засады, где тебя убили...

Он осекся.

- Меня? - спросил я. - Так это ты про меня говорил, что в засаде... а потом ты всех...

Лион кивнул:

- Да. Это ты был. Нам уже было лет по двадцать, наверное. Нас призвали с Нового Кувейта... предложили пойти в армию. Мы и пошли в десантные части.

Он опять стал грызть ноготь, но уже не замечал этого.

- Лион, это - сон, - сказал я.

- А может, это все - сон? - огрызнулся он. - Знаешь, как я назвал своего первого сына? Тиккирей!

Я минуту молчал, не зная, что и ответить. А потом в груди у меня стал барахтаться маленький смешок. Я его давил, как мог. Я с ним изо всех сил сражался, честно!

А он все рос и рос. Я начал кашлять, чтобы его задавить. Потом хихикать.

Потом просто свалился на пол, хохоча в полный голос.