бок, укладывая Калихина на спину. Встав на четвереньки, она помогла Геннадию
Павловичу вытащить ноги и, схватив стоявшую в стороне доску, аккуратно прикрыла
дыру в полу.
Болезненные ощущения, связанные с онемением мышц, почти исчезли, но ноги
по-прежнему были словно ватные.
все в порядке?
то, чтобы молча кивнуть.
осторожно и медленно, дабы не потревожить мочевой пузырь, который теперь,
казалось, занимал уже все пространство брюшной полости, оттеснив куда-то на
периферию желудок, печень и все восемь метров кишечника, перевернулся на бок,
подогнул ноги и встал на четвереньки.
чуть приподнявшись, ухватился другой рукой за тянущуюся через весь шкаф
перекладину, рядом с цеплявшимися за нее крючками вешалок с поношенными
куртками и вышедшими из моды платьями. После этого оставалось приложить еще
одно последнее усилие, чтобы подняться в полный рост. Но движение вновь
отдалось резкой болью внизу живота. Наверное, стоило сделать паузу, но Геннадий
Павлович чувствовал, что внутренние функции его организма уже почти не
подчиняются разуму и воле. В такой ситуации любое промедление могло оказаться
роковым. Оттолкнувшись руками от стенки, Геннадий Павлович на подгибающихся
ногах вывалился из шкафа.
укрытая под горло одеялом, делавшим ее тело неестественно огромным и
бесформенным. Глаза у старухи были бледно-голубые, почти бесцветные, только
черные точечки зрачков придавали взгляду какую-то осмысленность.
Марина едва успела отскочить в сторону, иначе бы он непременно сбил ее с ног. С
ходу ударив в дверь открытой ладонью так, словно намеревался вышибить ее,
Геннадий Павлович убедился в том, что дверь заперта. Рука его метнулась к
замку, пальцы зацепились за защелку и изо всех сил рванули ее.
крик Марины.
и неровной рысцой припустился в дальний конец коридора, где располагалась
комнатка, олицетворявшая сейчас для Геннадия Павловича все радости жизни, какие
только мог вообразить себе разум смертного, устремленный в направлении идей,
парящих над миром.
закончилось, можно сказать, благополучно - он успел вовремя добраться до
вожделенного места общественного пользования, которое, по счастью, оказалось
незанятым. Но воспоминания об унижении, которое ему довелось пережить, еще
долго бередили Геннадию Павловичу душу, не давая спокойно спать по ночам и
заставляя испуганно вздрагивать при каждом звуке, доносившемся из-за запертой
двери. Всякий раз, выходя по необходимости из комнаты, Геннадий Павлович
панически боялся встретить в коридоре Марину. Вне всяких сомнений, им было о
чем поговорить, - самостоятельно Геннадий Павлович не мог отыскать никакого
разумного объяснения тому, что произошло в тот злополучный день. Но зайти к
Марине Геннадий Павлович не решался. Когда же он думал о том, что Марина сама
может постучать в дверь его комнаты, Геннадия Павловича охватывал безотчетный
страх - горло словно резиновый жгут перетягивал, сердце замирало в груди, а
шершавый язык прилипал к пересохшему небу. В такие мгновения - по счастью, это
были только мгновения - Геннадий Павлович самому себе делался противен.
стала подстерегать Геннадия Павловича на обратном пути в комнату. А выглянув
через пару часов за дверь - нужно было добраться до кухни, чтобы приготовить
что-нибудь поесть, - Геннадий Павлович обнаружил у порога свои тапочки, а на
дверной ручке висело полотенце, которое он также потерял во время постыдного
бегства из комнаты Марины. Разве мог он после этого разговаривать с ней так,
словно ничего не случилось?
вопросы наслаивались один на другой, превращаясь в подобие стеклянной мозаики,
по которой скачут разноцветные солнечные зайчики, раздражая и не давая
возможности охватить единым взором всю картину. И чем старательнее пытался
Геннадий Павлович отыскать ускользающий смысл в непрерывном мелькании цветов и
форм, тем труднее было уловить в нем хоть какие-то закономерности.
Геннадий Павлович решил переговорить с обитавшими в квартире стариками,
которые, по словам Марины, представляли собой главный объект интересов
ответственных исполнителей программы генетического картирования.
бормоча себе под нос, варил на плите кашу из ген-модифицированной сои. На вид
варево было не особо аппетитным, но запах от него шел как от мясного бульона.
Геннадий Павлович и сам одно время увлекался соевыми продуктами - недорого и
почти что вкусно, - но до тех пор, пока Юлик Коптев не объяснил ему популярно,
к каким весьма нежелательным последствиям это может привести, когда выведением
и распространением новых ген-модифицированных сортов растений занимается всяк
кому не лень и у кого есть деньги, чтобы купить лицензию. Услыхав о программе
генетического картирования, Сивкин вначале долго чесал за ухом, после чего
начал допытываться у Геннадия Павловича, что это за программа такая и можно ли
ее поймать по комнатной антенне, или же непременно нужно купить тарелку? В
результате беседы, по большей части беспредметной, продолжавшейся около часа,
Геннадий Павлович выяснил, что ни о какой инспекции Сивкин даже не слышал, но
зато два дня назад, именно в то время, когда Геннадий Павлович с Мариной
прятались в норе под стенным шкафом, к Сивкину заходили двое водопроводчиков.
раковины не было?
проверили все, что нужно, и ушли.
выяснить так и не удалось, - доев кашу из сои с мясным запахом и уяснив между
делом, что программа генетического картирования по телевидению не
транслируется, Сивкин утратил интерес к продолжению беседы.
Потемкин. Но память Потемкина была похожа на семейный фотоальбом, из которого
нерадивые потомки вначале высыпали все фотографии, а затем расставили их в
произвольном порядке, не обращая внимания ни на даты, проставленные на снимках,
ни на возрастные изменения запечатленных на них лиц. Для Потемкина события,
имевшие место десять лет назад и произошедшие только вчера, были совершенно
равнозначны, поэтому вначале он никак не мог взять в толк, что хочет узнать у
него Геннадий Павлович, а затем, обнаружив в своих воспоминаниях похожий
случай, принялся подробнейшим образом расписывать его.
заглянул к Марку Захаровичу под тем предлогом, что ему якобы нужно проверить
часы, которые, как ему казалось, начали отставать. Между делом Геннадий
Павлович поинтересовался у соседа, не слышал ли он чего о визите инспекции?
Марку Захаровичу об инспекции было известно. И даже более того, он беседовал с
двумя очень милыми, как он сказал, девушками, которые вручили ему брошюру,
популярно объясняющую необходимость всеобщего генетического картирования, и
листочек с адресами ближайших кабинетов, где можно сдать анализ.
список.
очень нужно будет, еще раз придут.
предмет которого был ему самому не до конца ясен.
собирался уходить.
не то поморщился, словно от зубной боли.
Семецкому кто-то постучал, когда сам он прятался в комнате у Марины.
старику плохо. Приехали врачи. Сказали, что дело серьезное, и выписали
направление в интернат для физически неполноценных.
можешь воображать себя героем-любовником, а на следующий день - концы отдашь. -
Словно желая проиллюстрировать свои слова, Марк Захарович открытой ладонью
изобразил в воздухе какую-то странную загогулину. - Вот так-то.