Чтение 15–й страницы книги ~Русские ушли~

- Та Волга, извини, переплюйка, - ответил Майкл и прикусил язык.

Никитенко изумленно посмотрел на него. Майкл понимал, что молчание - золото, но сдерживаться было уже поздно.

- На той Земле нет настолько широких рек. Там морские проливы по пятьдесят километров, и это неплохо. И за пять суток можно проехать не четверть России, как тут, а половину или даже больше. Бывал я там.

- Врешь, - спокойно сказал Никитенко. - Не мог ты там бывать. Ту Землю уничтожили Чужие.

- Нет там никаких Чужих, - поморщился Майкл. - Там произошла техногенная катастрофа.

Никитенко тяжело задышал.

- Ты просто сука, вот что я тебе скажу. Юрская сука, - прошипел он и кинулся душить Майкла.

Майкл отбивался. Никитенко свирепел. Пришлось накатить ему в лоб. Никитенко упал, но сознания не потерял. Майкл подождал, пока напарник сядет, отчеканил:

- Я там с секретной миссией был. У меня мать контрразведчица, а отец - разведчик, по пиратской легенде живет. Я с детства во всей этой каше варюсь. Я даже учился там, под видом сынка одного богатея. А потом прокололся на явке, полтора года отсидел на тамошней каторге, пока меня свои не вызволили. Ясно тебе, чурка с глазами?!

- Нам говорят, что Землю уничтожили Чужие, - упрямо повторил Никитенко. Губы у него задрожали, нос распух и покраснел, а на ресницах повисли слезы. - Сволочи вы все, как же я вас ненавижу... Врете, врете, врете...

- Ни хрена. Жить там действительно нельзя. И никто не знает, кто эту катастрофу устроил, - произнес Майкл примиряюще. - Земля-то на месте, а вот Россию там уничтожили, да. Ты не думал, что для русских Земля и Россия - одно и то же?

Он жалел Никитенко. И жалел, что сболтнул лишнее. Не стоило разрушать его иллюзии и мечты. Привыкнув к собственному цинизму, Майкл забыл, что остальные еще не разучились мечтать. Та Земля для местных русских - недостижимая, далекая сказочная страна. Куда проще поверить в то, что ее не существует, чем в то, что исконная Россия превратилась в мертвую пустыню. Верующим в вечную жизнь нельзя показывать трупы их кумиров.

- Извини, - искренне сказал он, помогая Никитенко встать на ноги. - Я не хотел тебя разочаровывать.

Никитенко отвернулся. Майкл молчал. Поезд сильно замедлил ход. Сейчас он отходил от берега, описывая полукруг, чтобы зайти на мост. Майкл тупо смотрел на рукотворное чудо, ругая себя последними словами. Еще неизвестно, каковы будут последствия, если Никитенко настучит в политотдел. Предупредить его, что ли?

Он подбирал нужные слова. Взгляд зацепился за нечто красивое. Майкл насторожился.

Прямо над мостом, гармонируя с его свечением, зависла зеленая звезда. "Ракета?" - удивился Майкл. Звезда медленно приближалась к земле, увеличиваясь в размерах. Нет, не сигнальная ракета. Зеленый огонек изменил траекторию, несколько раз дернувшись из стороны в сторону, и падал теперь точно на мост. Самолет, что ли? Майкл никогда не попадал в авиакатастрофы, но знал, что в аварийной ситуации пилоты иногда садятся в самые неподходящие места.

- А зачем тебя посылали на ту Землю? - тихо спросил Никитенко.

- Да возвращать ее пора, - не задумываясь, соврал Майкл. - Жить там нельзя, но территория-то наша. Сам понимаешь, родина предков. Ты скажи, на кой хрен этот идиот сажает самолет на мост?! Он что, до берега дотянуть не может? На воду и то проще сесть было бы.

- Какой самолет?

Майкл показал.

- Да вон, зеленый. Явно нам на голову падает.

У Никитенко вытянулось лицо, он побурел.

- Господи, - прошептал он. - Сколько народу погибнет...

- С какой радости? Сядет куда-нибудь. На мост только неудобно, его потом оттуда хрен снимешь.

Никитенко глядел круглыми глазами:

- Миха, ты откуда вообще такой?! Самолет не может сесть на мост! Он же падает!

До Майкла дошло. Это на той Земле самолет при всем желании не мог разбиться. А тут летающие крокодилы могли только рухнуть с огромной высоты камнем. И если такой камень врежется в мост перед поездом... Майкл бегом кинулся к стоп-крану. Разрезая пальцы тонкой проволокой, сорвал пломбу. Рычаг ушел вниз без малейшего сопротивления. Стук колес изменился, Майкл понял, что состав уже на мосту. И, что хуже, он не собирается останавливаться. Стоп-кран в солдатском вагоне не работал. Наверное, кто-то боялся, что пьяный или сумасшедший солдат устроит диверсию. А в случае аварии как поднимать тревогу?!

- Идиоты! - заорал Майкл.

- В офицерском! - криком вторил ему Никитенко. Они побежали в офицерский вагон в надежде, что кретинская русская зашита от дурака не распространяется на старших по званию. Там-то должен был быть работающий стопор! Иначе как останавливать поезд в случае настоящей аварии?

Миновав столовую и вагон-ресторан, они влетели в тамбур офицерского вагона. Никитенко дернул ручку и взвыл: вагон был заперт. Майкл отчаянно забарабанил. Изнутри не откликались. Наконец послышался шорох, дверь распахнулась. За ней была еще одна, из бронированного стекла с окошком. В окошко высунулся ствол автомата.

Майкл никогда раньше не бывал в офицерском вагоне и не знал, что к начальству проникнуть так сложно.

- Авария! Катастрофа! - закричали Майкл с Никитенко в один голос.

- В тамбуре телефон, - бросил дежурный и нажал на кнопку.

Дверь захлопнулась так быстро, что солдаты едва успели отпрыгнуть назад. Переглянулись. Выругались.

Да, действительно, в тамбуре обнаружился внутренний телефон - за металлической шторкой. Майкл снял трубку, сквозь шорох услышал человеческий голос, повторил:

- Авария. Прямо по курсу на мост падает самолет.

- Обратитесь по Уставу, - был ему ответ, и трубка онемела.

Майкл бросил ее на рычаги в бешенстве. Посмотрел на Никитенко. Тот плакал от обиды. Майкл хрустнул зубами и снял трубку вторично:

- Ваше благородие, рядовой Портнов...

В эту секунду ночь за окном перестала существовать. Состав тряхнуло, Майкл и Никитенко оказались на полу. Страшный, мертвый свет вторгся в узкий тамбур, выжигая глаза. С криком оба солдата на четвереньках кинулись обратно, в переход, в вагон-ресторан. Животный инстинкт выживания гнал их к концу поезда.

В вагоне-ресторане на них что-то падало. Состав трясло и корежило. За окнами не утихала яростная буря света. Потом сверкнуло так, что Майкл чуть не ослеп. Потянуло гарью. Вагон накренился. От грохота заложило уши, или же Майкл перестал воспринимать звуки.

Когда они уже были в столовой, вагон дальним краем ухнул вниз. Мост рушится, понял Майкл. Карабкаться вверх было тяжело, еще тяжелей стало, когда искореженный вагон дополнительно накренился набок. От дыма щипало глаза.

В тамбур выскочили вовремя: гармошечный переход рвался, на той стороне обреченно хлопала дверь. В тот момент, когда солдаты балансировали на краю, вагон с треском, выбросив фонтаны искр, просел вниз, разорвав соединение. Майкл сиганул вперед, Никитенко поскользнулся. Майкл успел его подхватить и случайно глянул назад, поверх крыши гибнущего вагона.

Мост горел, что-то взрывалось, в разные стороны разлетались фрагменты - вверх, по дуге и вниз, в страшно далекую маслянистую воду. Майклу показалось, что в воде среди горящих обломков движется живое.

Вагон солдатской столовой медленно наклонялся вниз и набок. Он качался, одним концом еще держась за конструкции моста. Дальше, к голове поезда, ничего уже не было - только пламя и взрывы. А вагон дрожал, потом крен стал критическим - и он рухнул, сокрушая боковины моста, сминая толстенные балки. Рухнул и на некоторое время замер. В тамбуре показалась человеческая фигура, она беззвучно разевала рот и махала руками. Майкл и Никитенко помогли ей забраться в уцелевший пока вагон. Оказалось, они спасли буфетчицу Нюську.

Мост дрогнул, протяжно застонал. Спасшаяся троица, толкаясь в узком проходе, побежала по вагону. Здесь было пусто, зияли открытые окна. Майкл подумал, что выпрыгнуть и бежать к берегу по полотну моста действительно разумней. Но ничего сделать не успел: характерный треск раздавался уже под самыми ногами.

В арестантском вагоне их встретил дикий рев: конвой сбежал, не отперев рещетки. Несчастные каторжники бились головами о стены и прутья, в коридор тянулись руки со скрюченными пальцами.

- Женщину пропустите! - гаркнул Майкл. - Иначе никого не выпущу!

Рев взметнулся до высшей точки, затем утих. Плачущая Нюська торопливо пробиралась по коридору к следующему тамбуру.

- Мих, - осторожно сказал Никитенко.

- Их не к смертной казни приговорили, - через плечо бросил Майкл. - Живо возьми отмычки и отопри окна.

Никитенко больше не задавал никаких вопросов. Майкл ковырялся с ключами, освобожденные арестанты прямо от решеток ныряли в окна. Возясь с заевшим замком шестого по счету купе, Майкл поднял голову и встретился взглядом с Подгорным. Сердце екнуло, такая ненависть горела в глазах бывшего сокурсника.

- Сука, - пробормотал Подгорный.

Замок наконец-то щелкнул, и Подгорный сильно толкнул решетку, сбив Майкла с ног. В следующий миг арестант исчез в открытом проеме окна.

- Вот ведь тварь, - бормотал Майкл, слизывая кровь с разбитой губы.

Остальные заключенные вели себя по-человечески. Двое не стали убегать, а выдернули у Майкла и Никитенко часть отмычек, помогали справиться с замками.

Выпустив людей, Майкл направился к следующему вагону, но дверь оказалась запертой. Нюська, наверное, с перепугу хлопнула слишком сильно, и язычок замка заело. Тогда Майкл, не теряя времени, вылез наружу, где Никитенко уже построил арестантов в подобие колонны и командовал:

- Отставить панику! До берега добираемся организованно!

Его слушались, потому что он был прав. Кто-то неудачно выпал из окна, лежал на рельсах и орал благим матом. Майкл тычком остановил двоих наиболее крупных с виду арестантов, жестом показал на калеку: несите. Те подхватили без возражений.

До берега, как показалось Майклу, было около километра. Сущий пустяк для здорового мужика. Можно пробежать за считаные минуты. Другое дело, что бежать по рельсам и так задача не самая простая, а если учесть вибрацию моста - то и вовсе невыполнимая. Продвигались шагом, по пути подхватывая покалеченных, которых к концу поезда становилось все больше. Тут были и солдаты, и арестанты, даже один незнакомый офицер. Майкл оглядывал их мельком, боясь пропустить в сознание мысль, что их просто затоптали. Затоптали бегущие люди.

Когда кончились вагоны, идти стало легче. Майкл приказал прибавить шаг. Он уже видел впереди спины убежавших ранее, видел и спасительный берег. Каких-то полкилометра, всего полкилометра.

За спиной оглушительно загремело, мост содрогнулся. На ногах удержались не все. Кто-то закричал, Майкл закрывал рты паникерам зуботычинами. Случайно оглянулся и помертвел: поезда больше не было. Торчащие в разные стороны, изогнутые стальные балки корчились в пламени. Майкл на мгновение изумился: чему там гореть? Поезд ведь уже упал в реку. Конечно, на мосту найдется чему сгореть помимо разбитого состава, но почему полыхнуло так сильно? И взрывается что-то...

На самом краю огненного ада дергалась человеческая фигурка. Она добежала до безопасной зоны, тогда стало видно, что это уже не человек, а живой факел. Через несколько шагов горящий упал и больше не шевелился. По ушам ударил далекий, тонкий вскрик.

Майкл поднял свою колонну. Перед глазами все прыгало, он ничего не соображал, пока его в очередной раз не швырнуло мордой на рельсы. Мир потерял звуки. Майкл озирался растерянно, но видел только бушующее пламя вокруг. А потом до него дошло, что весь оставшийся участок моста кренится, и Майкл вместе с ним летит в виду.

Он не помнил, как выныривал. К счастью, его отшвырнуло далеко от горящего моста, и падающие обломки не грозили пробить череп. Пламя пожара давало достаточно света, чтобы определить, в какую сторону плыть.

Рядом копошились, захлебывались люди. Майкл подхватывал их, помогал отдышаться, разворачивал лицом к берегу. Потом на него наплыл кто-то остервеневший от страха и с перепугу утянувший под воду. Вынырнув, Майкл обнаружил, что топил его Никитенко. Дальше плыли вдвоем. Никитенко был вынослив, но правильно плавать не умел, и Майкл серьезно опасался, хватит ли у того дыхалки.

Потом он увидел, как тело впереди забилось по-собачьи, пытаясь удержаться на плаву. Поддержал, перевернул на спину. Узнал Подгорного, чуть не бросил. Человечность победила: Майкл решил, что набьет ему морду на берегу. Выдохся Никитенко. Майклу пришлось лечь на спину, подхватив обоих под лопатки, и работать только ногами.

В какой-то момент подлец Подгорный вывернулся, и Майкл с Никитенко из-за потери равновесия с головой ушли под воду. Майкл на всякий случай нырнул поглубже, отплыл в сторону. Выбравшись на поверхность, обнаружил, что оба без пяти минут утопленника натуральным образом дерутся. И Никитенко слабеет. Майкл подплыл сзади, нейтрализуя Подгорного, и тут же почувствовал, как острая боль чиркнула по ребрам. Мерзавец, которого они спасали, пытался зарезать их заточкой.

Майкл озверел, ухватил Подгорного за голову и увлек его под воду. Продержав полторы минуты без воздуха, вытащил на поверхность. Подгорный не шевелился. Майкл догнал Никитенко, который медленно, странными рывками двигался к берегу, и снова подхватил его.

Ему оставалось продержаться совсем немного, несчастных пятьдесят метров, когда рухнули остатки моста. Майкла подбросило волной, он выпустил Никитенко и почувствовал, что теряет силы. Потом услышал крик напарника: "Плыви, я доберусь!" И поплыл.

* * *

Тело Никитенко нашли на рассвете. Он умер в трех метрах от берега, где вода едва доходила до пояса. Наверное, успел подняться на ноги и сделать несколько . шагов. Обморок от потери крови, упал и захлебнулся. Если б не захлебнулся, умер бы на берегу, к утру самое позднее: Подгорный нанес ему четыре удара. Два из них - в печень и в правое легкое. Никитенко боролся за жизнь до последнего, вряд ли осознавая, что обречен. Потому и умер почти на берегу, а не утонул прямо там, посреди Волги. Майкла Подгорный тоже ранил, но неопасно - кожу натруди разрезал, до костей не достал. А Никитенко он убил.

Из всего состава спаслась едва ли десятая часть. Сгорела буфетчица Нюська, сгинул безвестный дежурный из офицерского вагона. Полумертвым счастливчикам было не до того, чтобы молчать, и правда быстро расползлась по лагерю. Говорили открыто - а кого стесняться, если контрразведчики из Москвы еще не прилетели?

Никакого самолета не было, а был корабль Чужих. Говорили, кто-то предал, потому что сектор падения не простреливался высотной артиллерией. Угадать Чужие не могли, а для случайности они слишком уверенно маневрировали - да-да, зеленую звезду видели многие. И многие, как Майкл, пытались поднять тревогу. Почему состав не остановился, неизвестно, все, кто находился в офицерском вагоне, погибли. Выжило несколько командиров, которые в момент аварии были в других местах. Но помощник машиниста, чудом уцелевший, твердил, что приказа тормозить экипаж не получал. Он же говорил, что видел корабль Чужих, как на ладони - тот спускался вплотную с мостом, но все же не на рельсы.

А когда корабль снизился, проснулась артиллерия. Били, по всей вероятности, из Саратова. Дали первый залп, чуть промахнулись и дальше уже расстреливали наверняка, чтоб ни одного поганого вируса из корабля Чужих не уцелело. Видимо, были и снаряды с начинкой из "третьего изотопа", потому что с чего бы мост выгорел дотла? Майкл сомневался, он-то знал, что "третий изотоп" пламени не дает, там мгновенная вспышка - и не остается ничего. Но помалкивал. В конце концов, какая ему сейчас разница, чем именно русские в панике спалили рукотворное чудо? Ему на это было, по большому счету, наплевать. Даже на то, что артиллерия вместе с Чужими уничтожала своих. Он не жалел никого из тех, кто сгорел или ушел на дно. Наверное, среди них было много хороших людей. Вернуть хотелось только Никитенко.

Майкл стоял над трупом напарника, который кто-то положил на плащ-палатку. Тело распухло, но еще не обезобразилось. Отвратительно белесые раны виднелись сквозь прорехи гимнастерки. Парень хотел стать агрономом, вспоминал Майкл. Или инженером. Думал, что Бог ему помог попасть на железную дорогу в армию. Лучше бы он остался пушкарем. Лалил бы этой ночью-с саратовских сопок по Чужим, своим и мосту. Был бы жив.

Потом Майкл повернулся спиной и неспешно зашагал к кострам. Он шел и говорил себе: не надо было спасать Подгорного. Надо было помочь ему поскорей отправиться к праотцам. Вот в чем заключалась бы подлинная человечность. Потому что, если б не эти раны, Никитенко сейчас с шутками хлебал бы обжигающе горячую кашу из полевой кухни. Или флиртовал бы с молоденькими фельдшерицами, которые прибыли еще ночью, на вертолетах, вместе со спасателями. А он лежит на берегу. Нет, на берегу лежит его тело. Сам он, наверное, уже в раю. А вместо него жизнью наслаждается мерзавец Подгорный. Юрский шпион. Кстати, да - юрский шпион. Кто говорил про наводку, которую получили Чужие? И неважно, что у арестанта теоретически не было возможности связаться даже с соседним вагоном.

Майкл обошел все костры, приглядываясь к спасенным. Солдаты не отличались от арестантов, более-менее держались только офицеры - пятеро. Больше никто из командиров не выжил. Майкл не обратил на них внимания, направился к брезентовому сараю, в котором спали те, кто мог уснуть. Там он и отыскал Подгорного. Подонок дрых со спокойным, младенчески невинным лицом и сны, Небось, хорошие видел. Майкл подхватил его за шкирку и потащил к реке, за густые заросли ивняка. Туда, где на рассвете нашли тело Ни-китенко.

Никогда и никого он так не бил. Хотя Майкл не бил его - он убивал. С каменным лицом ломал кости, стараясь только не спешить. Быстрая смерть мерзавца в его планы не входила. На крики подбегали спасатели, еще кто-то. Майкл никого не видел и не слышал. У него была цель.

Подгорный заливался кровью, одного глаза у него уже точно не было. На плечах Майкла повисло двое, он извернулся и ударил подонка ногой - в грудину, против сердца. Тот подлетел, хрустнул чем-то, выхаркнул алые клочья. Майкл вырвался, прыгнул на поверженного врага, принялся топтать его солдатскими ботфортами. И все это он делал молча.

Майкла оттащили, четверо крепких ребят из спасателей прижали его к земле, а девчонка в белом халате с искаженным от отвращения лицом лила ему на голову воду из ведра. Майкл отплевывался и делал вид, что остыл. Спасатели ослабили хватку, тогда он вскочил и в два прыжка оказался рядом с Подгорным, над которым хлопотали две фельдшерицы. Одну он подхватил за талию и бросил на охапку валежника, вторая с визгом отпрыгнула сама. А Майкл, оскалившись, бил левой ногой в шею, в лицо Подгорного...

- Он давно мертв, - спокойно сказали за спиной.

Майкла трясло. Он попятился, оглянулся. Сзади стоял мужчина в потерявшем от воды всякий вид мундире капитана артиллерии. На плечи, защищаясь от утренней речной сырости, он набросил плащ-палатку спасателя. Майкл перевел взгляд на Подгорного. Под ногами лежало тело с головой, свернутой на сторону. Лица у тела не было.

Майкла вырвало тиной и протухшей водой с желчью. Капитан похлопывал его по спине, пока Майкл корчился в судорогах.

- Зачем? - спросил офицер.

- Сука он, - выплюнул Майкл. - Юрский шпион. Он в дороге удрать пытался, я знаю, это он сраный заговор устроил, больше некому просто. И на мосту, и в воде тоже. Мы его из горящего вагона вытащили, так он меня решеткой по морде съездил так, что я чуть не вырубился. А ведь там еще человек двадцать в вагоне оставалось, запертых. Потом мы ему утонуть не дали, он плавать не умеет. А он моего напарника зарезал. И меня пытался, - Майкл дернул лохмотья, оставшиеся от гимнастерки, показывая три пореза. Неглубоких, но явно не случайных.

- Сиди здесь, - приказал капитан и ушел в лагерь.

Майкл послушно сел на землю. Спасатели и фельдшерицы куда-то делись. Майкл зло усмехнулся: а ведь он успел заметить, как в единственном глазу Подгорного появился ужас! Приятно, когда тебя боится мразь.

Капитан вернулся с куском брезента.

- Перекладывай его, - скомандовал Майклу.

Второй раз Майкла не затошнило. Вдвоем с офицером они перегрузили на брезент мертвое тело, отнесли на пятьдесят метров в сторону, сбросили с берега.

- А теперь достаем, - сказал капитан.

Они промокли и перемазались кровью. Вылавливать труп из воды было несравненно тяжелее, чем сбрасывать.

- Уф, - вздохнул капитан. - Куришь?

Не дожидаясь, протянул Майклу пачку, предусмотрительно завернутую в промасленную бумагу. Покурили

- Значит, так. Этот парень оклемался и предпринял очередную попытку побега. А ты заметил и пытался его задержать. У него было оружие, - капитан вытряхнул из кармана завернутую в платок ложку с заточенной до бритвенной остроты ручкой. - Ты его обезоружил, но он продолжал сопротивляться. Он сорвался с утеса и упал. Пока катился вниз, свернул себе шею и ободрал лицо. Я это издалека видел, но, пока подошел ближе, этот парень умер. Я помог тебе достать его из воды.

- А эти, спасатели, фельдшера? Они что скажут?

- Ничего, - капитан чуть заметно поморщился. - Забудь про это.

Майкл помолчал. Потом решился:

- Почему?

Капитан посмотрел ему в глаза:

- Потому, что моего друга затоптали на мосту, а два солдата, ведущие колонну арестантов к берегу, приказали его вытащить из-под вагона и нести на руках. У него нога сломана в двух местах, но ему повезло. Рядом с ним в воду плюхнулся деревянный брус. На нем и выплыл. Я тебя как раз искал, когда ты убивал этого урода. Хотел сказать, что добьюсь от твоих командиров, чтоб они тебя к ордену представили. А ты тут... Теперь не до ордена. Но и трибунала не будет.

- Спасибо, - сказал Майкл.

- Если что - ищи капитана артиллерии Горчакова. Это я. А теперь взяли этого и понесли в лагерь.

Горчаков слово сдержал. На Майкла, когда он излагал легенду, смотрели косо, но возражать не стали. Позже, когда прибыли контрразведчики и военные жандармы, его позвали на допрос. Майкл повторил слово в слово то, о чем они условились с Горчаковым. Доблестный капитан артиллерии подтвердил.

Военный жандарм поскучнел лицом, услыхав, что речь идет о гибели каторжника, да еще и такого. Поманил эксперта, показал на труп. Тот мельком оглядел, с укором посмотрел на Майкла:

- Бежать, говорите, пытался?

- И неоднократно, - кивнул Майкл. - Вы у кого угодно спросите, как он подбил целый вагон дристать...

- Да, слышал, - перебил его жандарм. - Капитан Горчаков, свободны. Рядовой Портнов, найдите лопату. Вон там копают могилу для погибших. Займитесь делом. Да, и это тело тоже туда транспортируйте. - склонился над планшетом, к которому был пришпилен список, поставил галочку в строке: - Подгорный... мертв.

Он ушел, забрав с собой эксперта. - До чего же в жандармерии много хамов... - пробормотал Горчаков. - Жалкий унтер-офицер - а туда же! "Капитан Горчаков, свободны", - передразнил он. - Обнаглели и распустились совсем, а ведь занимаются, по сути, презренным делом! Столкнется так с ними штатский журналист, а потом в газетах обличительные статьи про тупость и невоспитанность военных появляются. Э-эх... Михаил, на всякий случай напоминаю: у тебя есть свой командир. И ты обязан исполнять только его приказы, а распоряжения остальных, особенно жандармов, вправе не слышать. Но тело лучше все-таки отволочь ближе к могиле.

Командир Майкла погиб в поезде. Выживших солдат временно передали под начало лейтенанта-спасателя, но тому своих проблем хватало. Поэтому Майкл оттащил труп и направился к ближайшему котлу полевой кухни. Есть после допроса хотелось ужасно.

Позже, вечером, Майкл сидел у костра с Горчаковым. - Я случайно в этом составе оказался. Мы с другом из отпуска возвращались. Мы не из одной части, но отпуска просим одновременно, чтобы в горы съездить Возвращаемся тоже вместе. В этот раз с билетами туго было, нам предложили места в плацкарте, да еще и на попутных поездах. И в последний момент подвернулся этот состав. Конечно, арестантский, но нам уже не до разборчивости было. А вчера мы в ресторане засиделись, только потому в вагоне не оказались вовремя. Говорят, там двери заклинило, а пока окна открывали, вагон уже в реку свалился. Мы-то успели. Толпа плотная была, нас друг от друга оторвало, я обернуться не мог. Повезло, что я в первых рядах оказался: снаряд прямо в толпе разорвался. Я интуитивно с моста в воду прыгнул. Одним из первых на берег выбрался.

- Неужели нельзя было раньше этот корабль сбить?! - вырвалось у Майкла.

Горчаков вздохнул.

- Для того мы и собирались орбиталку ставить. Но... ты кто по образованию вообще-то?

- Студент. Перед армией на второй курс юрфака перещел.

- А выглядишь старше.

- Я до этого успел специальность получить.

- Значит, ты человек подкованный. Должен понимать, что даже орбиталка всех проблем не решит. Всегда можно подгадать момент и проскочить в слепой сектор. Потому у нас высотная артиллерия дублируется наземной. Чтобы гарантированно уничтожить Чужих. На самом деле наземная артиллерия применяется всегда, потому что обеззаразить осколки корабля можно только высокотемпературной обработкой. Используются специальные снаряды, которые... Ну, ты сам видел, как мост горел. Иначе нельзя.

- Если б еще при этом столько наших не гибло!

- Миша, ты умный человек. У нас находились добровольцы, готовые на себе испытать действие этого вируса. Они контактировали с необеззараженными фрагментами. В стерильном боксе, разумеется. Никто из них не прожил потом больше трех месяцев. Эта болезнь напоминает скоротечную форму проказы. Только прокаженные не испытывают боли, а эти люди очень страдали. Они просили убить их, не дожидаясь окончания эксперимента. А вирус не удалось даже выделить, не говоря о лекарстве.

- Мрак какой...

- Да. Это Чужие, Миша. Думаешь, нам легко стрелять по территории, зная почти наверняка, что там и люди есть? Наши, русские люди. Ни в чем не повинные. Для того нам и показывают фотографии, фильмы о тех, кто умирал от этой болезни. Чтобы мы не забывали: кто-то погибнет, но быстро. Зато остальные выживут. Понимаешь? Не мы начали эту войну. Нам ее навязали. И мы спасаем свой народ так, как можем. Нет у нас иного выхода. Те, кто гибнет вместе с Чужими, жертвуют собой ради остальных. Они простые русские герои. И каждый из нас знает, что может оказаться на их месте. - Горчаков помолчал. - Мы стараемся, чтобы эта информация - как на самом деле уничтожаются Чужие - не просочилась в прессу. Мирному населению не следует этого знать. Одно дело мы, мы выбрали такой путь. А гражданским не нужно терять покой.

- Да это понятно, - согласился Майкл. - Начнется паника.

Еще помолчали. Майкл чувствовал себя безмерно уставшим, но уснуть не мог. Даже согреться не получалось. Чужие. От этого слова внутри клокотало. Майкл вспоминал взрыв на космодроме, когда он потерял корабль и двоих членов экипажа, которым полагалось ночевать на борту. Он вспоминал Никитенко, живого и простодушного. Никитенко мог быть артиллеристом... Майкла пронзило странное чувство. Будто чужая незавершенная судьба перешла на него.

- Никогда не интересовался, - обронил Майкл, - может ли солдат срочной службы перевестись из одного рода войск в другой. По собственной воле, а не по приказу,

- Хочешь к нам? - догадался Горчаков.

Майкл отвернулся. Взгляд против воли шарил по тускнеющему небу. Закатные краски почти догорели, звезды уже превратились в яркие точки. Над горизонтом взошла первая луна.

- Хочу.

* * *

Майкл подозревал, что в русском языке найдется подходящее высказывание на каждый случай. На каждый случай русской жизни.

Например: от добра добра не ищут.

Он-то думал, что был в армии. Оказалось, на курорте. В армию он попал, только прибыв в секретный военный городок, расположенный в центре очень большого, размером с Британию, острова почти на Южном полюсе.

Майкл давно понял, что судьба его не любит. Наверное, за гордыню. Или за мозги, которым в голове тесно. Или еще за что-то. Всякий раз, едва он обустраивался на новом месте, создавал себе мало-мальски комфортные условия, происходило нечто - и Майкла швыряло в очередную бездну боли и отчаяния. Причем он всячески помогал судьбе засунуть его ну в самую безвыходную ситуацию. По-русски говоря - в задницу.

Он слышал, что высотная артиллерия - элитные части. Конечно, он хотел служить в элите, чтоб потом с гордостью говорить: я вам не арестантов охранял да мятежников гонял - я Чужих валил. Движимый тщеславием и уверенный, что его оружейные познания пригодятся, он наотрез отказался от нескольких выгодных предложений. Прибыв в Москву для переопределения, Майкл попался на глаза пехотному генералу. Тот впечатлился внешними данными солдата, оценил выправку и решил, что ему для имиджа именно такой денщик и требуется. Майкл к тому моменту уже понял, что карьера юриста его не привлекает, а хочется ему быть офицером. Служба денщиком давала реальный шанс поступить не в военное училище, а в Высший офицерский корпус - куда людям с его происхождением путь был заказан. Майкл гордо отказался.

Потом ему предложили служить при Штабе - умный, эффектный, образованный. То, что надо господам из высшего командования, чтобы не портить себе настроение видом солдата из народа. Опять же, реальный шанс получить великолепные рекомендации для поступления в Корпус. Майкл опять отказался. Героем, бля, хотел быть. Не понимал, отчего на него все смотрят с жалостью и плохо скрытым недоумением.

Самой последней нажала мать. Она предложила Майклу устроить службу в артиллерии, да, но при штабе. Вполне приличные условия, офицерское общество - разумеется, предупрежденное, что солдатик не простой, а с родителями. Возможно, и с блестящим офицерским будущим. Чтобы сильно не завидовали, мать обещала подогнать легенду, что сынок попер против папы, который его службой в армии и наказал за непослушание. Майкл взбеленился окончательно и даже на последнее свидание отказался выходить. С матерью его мирили сестры-близняшки.

Пройдя все необходимые инстанции, Майкл получил назначение и отправился в часть. Он ехал поездом, чему в глубине души радовался. Краткое замечание покойного Никитенко, что самолеты здесь умеют только падать, раз и навсегда отвратило Майкла от желания путешествовать по воздуху. Хотя единственная катастрофа, в которой он побывал, случилась на железной дороге.

Южногорск-23 - так на секретных картах именовался населенный пункт, в котором располагалась искомая артиллерийская точка. В пути Майкл почти не разговаривал со своим сопровождающим - коренастым меланхоличным контрактником. Майклу представлялось грандиозное будущее. С юных лет изучая оружие, в том числе и древнее, он не без оснований рассчитывал угодить в число лучших специалистов части, Он почти видел длинные белые офисы, аккуратных служащих, мощные компьютерные сети - и себя в роли командира над всем этим богатством. Место службы рисовалось в виде слегка измененной копии его офиса на Сигме-Таурус. В багаже он вез редкие и весьма дорогостоящие книги по тяжелому вооружению, которые могли пригодиться специалисту. "А в свободное время, - думал он расслабленно, - надо походить в бассейн и в зал. Восстановить физические кондиции. Негоже солдату терять форму. Особенно если этого солдата две недели назад повысили до ефрейтора".

Он ехал через всю нечеловечески огромную Россию, казавшуюся ему шире, чем оставленная в прошлом Вселенная. Страна больше не подавляла его, но внушала благоговение. И это тоже настраивало Майкла на патриотический лад.

И только в Южногорске-23 он понял, что до сих пор в армии не служил.

В учебке, пройденной сразу после призыва, его муштровали и заставляли учить Устав. Майкл неохотно подчинялся, думая, что на практике Устав ему никогда не понадобится. Первый "боевой" выезд подтвердил подозрения. Охраняя каторжников, он не чувствовал себя солдатом в армии, потому что казарменные требования сводились к минимуму. Обязательным считалось ношение формы. Все остальное при желании можно было назвать рабочими обязанностями. Они с Никитенко были предоставлены почти что самим себе. И еще Майкл вообразить не мог, что в обычной казарме размещается более четырех человек - столько, сколько было коек в купе солдатского вагона.

По прибытии в часть Майкл убедился, что мерзкий характер его судьбы не изменился. Ему по-прежнему не везло в крупном, но фартило в мелочах.

Через неделю ему уже казалось, что на самом деле он просек фишку с первого же взгляда. Даже раньше. Потому и успел приготовиться морально к беспределу в части.

Сойдя с поезда вместе с сопровождающим, Майкл мгновенно замерз. В Москве ему выдали комплект зимней шерстяной формы вкупе с солдатской шинелью, который он, конечно, и не подумал надевать, сочтя очередным издевательством. Он привык, что в России не просто тепло - жарко. А в Южногорске (главном, не городе-спутнике, который отличался наличием порядкового номера) лежал снег. Майкл снег последний раз видел в универе. Тогда снегопад был чудесной развлекухой. Помнится, он бегал из корпуса в корпус в незастегнутой куртке, пижонски набросив ее на плечи. И не успевал почувствовать ничего, кроме особенной свежести воздуха. В "Вечном солнце" холодно было всегда, холодно и сыро, но снег там не выпадал.

Здесь лежали сугробы. Местами по плечи. Плотные снеговые кучи, сбитые и утрамбованные дворниками. Все вокруг белое и сверкает, а солнце яркое - глаза режет. Майкл подумал, что при первой возможности купит очки, но сердце намекало, что помечтать не вредно. В легкой гражданской куртке поверх хэбэшной формы, с шинелью-скаткой через плечо, в дурацком пробковом шлеме Майкл выглядел клоуном. Особенно на фоне плотно упакованного сопровождающего. А тот, урод меланхоличный, и не подумал предупредить - утеплись, мол, парень, не на пляже.

На перекладных добрались до автовокзала. Тут Майкл не выдержал, забился в грязный сортир и переоделся. Натянул оба комплекта формы, шерстяную поверх хэбэшной, со скрипом втиснулся в тощую стандартную шинель. Сразу почувствовал себя лучше. Но ненадолго. Рейсовый автобус до Южногорска-23 отапливался исключительно человеческим фактором, то есть горячим дыханием пассажиров. Майклу просто не посчастливилось, что этим рейсом ехало мало народу. Он поднял воротник шинели, сунул озябшие руки в рукава, старался не шевелиться, чтобы полы не распахнулись на коленях, и весь путь стучал зубами. Сволочной сопровождающий, в меховой шапке, перчатках и полярном бушлате, привалился боком к единственному теплому месту в салоне - стенке двигателя - и задремал, бросив: "Расслабься, полтора часа ехать".

Ехали дольше, потому что дважды на дороге случались заносы, вызывали техничку и трактор. Вокзал в Южногорске-23 представлял собой дощатый домик со слоем льда, покрывавшим стены изнутри. Там сопровождающий позвонил по таксофону, сказал Майклу: "Ждем. Из части машину пришлют". Машина пришла, да. Через час. Майкл к тому времени окончательно задубел.

Машина - бензиновый внедорожник - была вынослива и неудобна. Русские считали, что военным машинам, даже легковым, хорошие рессоры ни к чему. Все равно дубовые армейские задницы по определению крепче любой сидушки. Зато в этом гробу на колесах было жарко, как в аду. Майкл быстро сомлел от тепла, бензиновой гари и тряски. По пути забуксовали, пришлось вылезать и толкать. Майкл обморозил руки, но заметил это не сразу, а на следующий день. Сразу ему было не до того, он устал и угорел от вони в салоне, его знобило от резкой перемены климата.

Забор с колючей проволокой и КПП Майклу не понравились. Конечно, по сравнению с охранными сооружениями в "Вечном солнце" этот заборчик казался игрушечным, но Майкл отдавал себе отчет: нет нужды городить три полосы со рвом, если часть находится на острове. Бежать-то некуда.