Чтение 15–й страницы книги ~Тень воина~

- Всё, беги. - Олег снял из-за спины щит, кинул на землю, сел сверху. Ожидая, пока костер разгорится, раскрыл сумку с травами, поставил рядом, сосредоточился, перебирая заученные заговоры и заклинания.

Неподалеку послышались выкрики, залихватский посвист. Это означало, что ждать больше нельзя - обоз вот-вот пройдет мимо.

- Ладно, придется начинать. - Олег растер над огнем между пальцами немного мяты, из другой щепоти сыпанул соли с перцем, чтобы пробудить местных духов, начал проговаривать заговор: - Тебе, небо, поклонюсь, тебя, землю, поцелую, тебя, ветер, попрошу... Лети, ветер, семью вихрами, семью ветрами, семью бурями. Неси, ветер, слова мои всем живым и всем мертвым, каждому дереву, каждой травиночке, каждому зверю... - Ведун уронил в пламя несколько перьев. Огонь поймал их на лету, мгновенно превратил в невесомый дымок. - Летите, слова мои, на крыльях ветров, во все концы земли моей родной, слова мои, дочери твоей возлюбленной, плоть от плоти твоей единой... - Волосы рожденной здесь девушки затрещали на углях, сворачиваясь серыми колечками. - Пришла беда, откуда не звали...

- Годислав, не отставай! - чуть не над самым ухом проорал Кожемяка. - Не задели? Захар, своих вправо оттяни, не то весь строй в кучу собьете. Воевода, а ты чего сидишь?

На краткий миг ведуна охватила паника - не успел! Но Олег тут же прогнал ее усилием воли: останавливать заговора нельзя. Неведомо, чем откликнутся незавершенные слова.

- ...поникли буйные головушки, поломаны милые цветочки... - В огонь упали бутоны ромашки. - Пришел на землю нашу ворог страшный, именем... - Середин вздохнул: земля на своих детей не оборотится, половцев в заговор не подставишь, нужен иноземец. А коли подставляться, то уж лучше одному. - Ворог страшный, именем ведун Олег. Кровушкой половецкие пастбища оросил, ядом страшным колодцы отравил, и нет ведуну Олегу ни страха, ни совести, ни милостивого слова. Полились на землю родную, любимую, слезы женские, горючие. Стала земля, как полынь, горька... - Середин бросил в костер приготовленную полынь. - Горька земля, как мертва вода, нет в ней места ни корням травяным, ни мышам полевым, ни червям дождевым, ни гадам ползучим, ни...

В памяти вдруг вспыхнуло ярким образом - сидящий на корточках на краю скамейки Ворон с бутылкой пива в руке, его тихие слова: "Не тревожьте в степях Белого змея. Коли Белый змей из норы вылезет, всем смертным впору самим под землю зарываться". И Олег произнес:

- ...ни Белому змею. Аминь!

Поставив завершающую точку, ведун выпрямился, огляделся. Охотники гарцевали шагах в тридцати, не решаясь уйти за обозом и бросить воеводу одного. Половцы, смутясь от странного зрелища и опасаясь подвоха, тоже остановились в нескольких сотнях метров.

- Ладно, быть по сему, - передернул плечами ведун, провел ладонью над полыхающим костром: - Гори, священный огонь, защищай степи половецкие от злобного врага. Степь одна...

Он решительно поднялся в седло, поскакал к своим, и ратники тут же повернулись следом. Половцы продвинулись на освободившееся пространство, но к костру приближаться не рискнули, вполне справедливо заподозрив в нем некое враждебное колдовство. Обогнули по широкой дуге, метрах в двухстах, и продолжили погоню.

- Ну, что, колдун? - подъехал ближе Захар. - Где твое чародейство?

- Степь не моя вотчина, - ответил Олег. - Кто его знает, как и когда это подействует. И когда начнется. Да и вообще, получится или нет...

Нагнав хвост обоза, ведун придержал гнедую, закрутил головой, пытаясь найти хоть какие-то признаки изменений. Вроде ничего. Всё, как и вчера, и позавчера, и сегодня с утра. Хотя... По небу, по облакам, протянулась ровная череда завихрений, словно кто-то огромный промчался под самой нижней их кромкой, взбаламутив пухлые, мягкие очертания. Будет обидно, если Белый змей учудит что-нибудь простенькое и эффектное - типа, грохнет молнией главного обидчика, и вся недолга. Хотя, тогда бы про него не ходила столь дурная слава. Да и какие зимой грозы?

Под копытами тонкими извилистыми струйками побежала поземка, удивительно быстро занося следы от копыт. Озабоченно фыркнула гнедая, и одновременно Середин ощутил теплое прикосновение креста к запястью. Слева поднялся снежный вихрь, словно оглядывая обоз со стороны, но почти сразу рухнул. Нет, снова вырос. Опять опал - тут по лицам воинов сильно хлестнуло жестким ледяным порывом. Вихри закружились над степью сразу в нескольких местах, поднимая снег, новый порыв ударил уже колючей крупкой, затанцевал вокруг коней. Борода Захара мгновенно заблестела множеством искр. Старшой отер лицо заячьей рукавицей, довольно кивнул:

- Коли такой ветер удержится, то с луков бить несподручно станет. Снесет стрелы-то. - Тем временем поземка начала зловеще завывать, просачиваясь под брюхами повозок, между спицами телег; временами она подпрыгивала, кидаясь снегом в лица людей. - Пойду-ка я налатник накину. Тебе хорошо под плащом меховым, а я погорячился чегой-то. Половцы, мыслю, пока не кинутся.

Захар помчался вперед, вдоль обоза, и вскоре скрылся с глаз за снежной пеленой. Ветер хлестал всё сильнее и сильнее, и теперь не то что с лука стрелять - кони от резких порывов покачивались.

- Пусть сильнее грянет буря, - усмехнулся Олег тому, какие силы обрушил на него Белый змей. - Степь одна...

Буран шипел, словно настоящая гигантская змея, гнал перед собой барханы в половину человеческого роста, превращая степь в подобие белой пустыни, жалил холодом, запускал свои щупальца за ворот одежды, под полы налатника, в рукава. Это было неприятно... Но не более. Меховые штаны, войлочный поддоспешник, лисий налатник, куньи рукавицы делали любого смертного неуязвимым для самых страшных морозов. Еще шлем на малахай поменять - то и вовсе хорошо было бы.

Половецкая конница давно скрылась с глаз, но ратники пока не спешили уходить со своего места: а ну, попытаются степняки под прикрытием непогоды налететь - что тогда? Но многие, ежась, уже убирали рогатины к стремени, натягивали шапки. Некоторые доставали из сумок меховые накидки.

- Обманул я Княжича, - пробормотал себе под нос ведун. - Не только на воде следов не остается. При такой погоде хоть на версту от половцев оторвись - ни одна собака следа не возьмет.

Он всё еще опасался, что сквозь стену из белых вихрей вот-вот вырвутся кочевники в своих толстых ватных халатах поверх брони, на заиндевелых лошадях, в последней попытке дотянуться до уползающей прочь добычи - но час проходил за часом, над злобно ревущей бурей медленно сгущались сумерки, а степняки не показывались.

- Неужели ушли? - И тут гнедая поднялась на дыбы, едва не врезавшись грудью в последнюю телегу остановившегося обоза. - Это еще что? Почему стоим?!

Олег проехал рядом с телегой, увидел остановившуюся перед ней арбу, дальше - еще одну.

- Электрическая сила!

Держась ближе к телегам, где размолотый тысячами копыт снег лежал не так высоко, он пустил гнедую вперед, любуясь тем, во что превратил Белый змей военную добычу. Кони стояли плотной толпой, положив головы на крупы друг друга и безнадежно закрыв глаза, овцы просто попадали мохнатыми кочками, спрятав морды куда-то в шерсть. Возницы, что сидели на каждой десятой телеге, дрожали на облучках, кутаясь в трофейные халаты, на лицах многих раненых уже не таял снег.

В густой пелене невозможно было различить ничего, дальше конских ушей, и Захара он узнал, только когда Гнедая чуть сдвинулась, пытаясь разминуться со встречной лошадью.

- Вставать надоть, воевода! - заорал старший, пытаясь перекричать рев ветра. - Замело всё! Ночь! Дороги нет! Ветер! Холод! Сгинем!

- Вперед! - так же громко заорал Олег. - За ночь уйдем, степняки более не найдут! Следы заметет!!!

- Нет дороги!

- Костров не запалить! - замотал головой ведун. - Замерзнем! Вперед! Кто двигается - жив!

- Заплутаем в буре, воевода!

- Мимо Олыма не промахнемся!

- Нет дороги!

- Электрическая сила! Найди, чем раненых укрыть, Захар! И ратных вперед присылай!

Путь к первой телеге занял минут двадцать. Под порывами ветра гнедую качало, как надувную куклу, било о борта телег, но каким-то чудом она всё-таки держалась на ногах и не падала, подобно некоторым конягам, что дергались в постромках. Казалось, этот кошмар должен стать пределом для любой стихии, но Олег всё-таки никак не мог отделаться от ощущения, что буря продолжает набирать силу.

Перед первой телегой лежал бархан высотой гнедой по грудь. В первый миг Олег подумал просто разметать его, благо дальше должна быть прогалина с высотой покрова от силы несколько сантиметров - но ведун тут же спохватился. Коли буран намел один такой бархан - будут и другие. Нужно сделать так, чтобы они перестали быть препятствием для обоза, а не разрывать каждый голыми руками. Ведун наконец-то снял шлем, тафью, напялил теплую меховую шапку, повернул назад. Через три телеги наткнулся на Буривого с несколькими ратниками.

- Залегать надобно, воевода! - закричал горожанин. - Сгинем!

- Буря уляжется - половцы порубят! - заорал в ответ Середин. - Уходить надобно! Ночь, день, и более не найдут, степь большая!

- Заметет!

- Жить хочешь?! - И Олег выдал удивительно вписывающуюся в ситуацию банальность: -Жизнь - это движение! Коней сюда гоните. Табун к первой повозке!

Мужик кивнул, развернулся, что-то заорал воинам - за пять шагов было уже не слышно, - и они все вместе растворились в пелене. Примерно через полчаса, тяжело разбивая снежные волны копытами, вдоль обоза подошло около сотни коней, подгоняемых полусотней охотников под командой Буривого. Олег, неуверенный в своей способности управлять лошадьми, подъехал к старшему, указал на бархан, успевший подрасти еще на пару ладоней:

- Отдели от табуна десяток коней, пусти через сугроб, следом еще десяток, а дальше остальных гоните. Через полверсты первые выдохнутся - так вы других заместо них пускайте.

Ратники пришли в движение, направив своих скакунов прямо на табун, отделили от него полтора десятка лошадей, погнали к нужному месту, окружая со всех сторон - воинов оказалось почти столько же, сколько и коней. Четвероногие, подгоняемые к бархану, начали прыгать через него, задевая гребень передними копытами, падая на него в толкучке животом, пробивая грудью. Дальше, через осевший почти вдвое снег, волей-неволей пошли воины, потом остальные охотники погнали табун. Четыре сотни ног разметали препятствие до высоты ниже колен, и ведун замахал руками на возницу:

- Пошел, пошел! Не стой, заметет!

Телега наконец-то покатилась вперед, за ней - другая. Обоз стронулся - Олег поехал навстречу движению, криками растрясая погонщиков и пастухов, помогая возницам поднять уставших лошадей. Чтобы дойти до последней повозки, потребовалось столько времени, что в степи уже настала черная, непроглядная ночь - и только колея, проложенная через снежные волны, позволяла не потеряться многочисленным подводам и стадам.

- Не говори "гоп", - поправил сам себя ведун. - Еще неизвестно, сколько их уцелеет, когда буран уляжется. Может, половина уже пропала, а мы и не заметили. - И Середин, грозно покрикивая на всех, кто проталкивал обоз сквозь бурю, начал пробиваться обратно - вперед.

Таких походов - вперед и назад вдоль обоза - он сделал всего четыре, когда снежная пелена из черной стала серой, а потом и вовсе побелела. Наступал новый день - а ветер и не думал утихать, воя в ушах, словно низко пролетающий реактивный лайнер. Обоз шел - но было видно, каких гигантских усилий стоит это людям и лошадям. Еще несколько часов такой битвы - и люди начнут падать без сил.

- Ты здесь, воевода? - Когда Олег снова пробился во главу обоза, из снежного вихря перед ним появился Захар. - Сделай что-нибудь, воевода! Степь большая! По такой метели нам по ней не уйти!

- Как мыслишь, много за ночь прошли?! Почитай, верст двадцать! Да токмо встанем скоро! Нет, ляжем ужо! Лучше половцы, колдун! С ними хоть биться можно, а в буре токмо помирать! Кончай ее, колдун, коли в силах!

- Проклятье...

- Чегой?! - Достаточно было ответить не в крик, а просто в голос - и на расстоянии вытянутой руки никто ничего уже не слышал.

- Думаю!!!

Подумать было над чем. Накликав на степь неведомого Белого змея, Олег добился того, чего хотел: обрушив его гнев и на своих, и на чужих, сделал невозможной не только битву, но и саму погоню. Вот только не подумал о том, как остановит весь этот кошмар. Не до того было. Да и не представлял, чем хранитель степей аукнется.

А вот надо ли останавливать? Если степь утихнет, кочевники быстро настигнут уставший обоз. Они здесь дома, они налегке, фору русские набрали небольшую.

- Чего надумал, воевода?!

- Попону дай! Сала дай мне дней на пять да овса запас.

- Зачем?!

- Степь большая, Захар! Не может в ней одной погоды от края и до края быть!

- Чего?

- Попону дай! И припас! Как я уйду, буря притихнет. Так вы не останавливайтесь, до темноты идите!

- А стихнет?!

- Слово дай, что обоз не остановишь!

- Сделаю!

Чтобы найти среди вьюги арбы с нужными припасами, ушло еще не меньше часа. Олег забрал стеганую ватную попону, накрыл ею гнедую прямо поверх седла. Забрал свою медвежью шкуру, тяжелую чересседельную сумку с ячменем, суму со своим припасом - уже одну, с едой, - перекинул на спину гнедой, прижимая разрываемое ветром полотнище. Махнул Захару рукой: "Уходите!" и на пару шагов отступил назад. Радостно взвыл буран - и обоз мгновенно исчез в непроглядной белизне.

- Всё очень просто, - сказал гнедой Олег, поглаживая ее по морде. - Степь большая, в ней не может быть везде одинаковой погоды. Коли Белый змей озлился именно на меня, то центр бури всегда будет надо мной. Чем дальше наши от нас уйдут, тем легче им будет. А коли половцы не отстали, то, как они до меня дойдут, их тут сдует всех к лешему. Нашим до Олыма еще дня три идти. Хорошо бы тут, поперек дороги, буран всё это время не затихал. И врага не пропустит, и следы все скроет. Мы потерпим три дня, моя хорошая?

Кобылка, жмурясь от бьющего в глаза ветра, доверчиво ткнулась лбом в его плечо.

- Я уверен, вытерпим.

Взяв лошадь под уздцы, он довел ее до ближнего сугроба, поднявшегося по уровень плеча, отпустил ей подпругу, поскидывал вещи со спины, прямо на край сугроба бросил попону. Потом, поглаживая гнедую по шее и тяня за уздцы, заставил ее лечь, на голову положил щит - чтобы не засыпало - накрыл медвежьей шкурой, прижал сверху сумками, поднырнул...

В ушах зазвенело от нежданной тишины. Совсем забытая, она оглушала хуже барабанного боя. Вдобавок здесь было удивительно тепло. От огромного конского тела веяло жаром, как от печки. Олег придвинулся к гнедой поближе, изогнулся, прижимаясь спиной к податливому брюху. Разумеется, для них двоих места под шкурой не хватало - и его, и лошадиные ноги торчали наружу. Впрочем, в меховых штанах не замерзнешь - да и кобыла, надо думать, не простудится.

Измученная скотина дышала ровно и не шевелилась - наверное, уже дрыхла, как байбак. Она не чувствовала, как шкура всё сильнее прижимается сверху - видимо, буря наметала на усталых путников изрядный сугроб. Ну, и ладно - только теплее будет. Щит гнедой задохнуться не даст, лошадиное тело - ему.

Олег закрыл глаза - и почему-то увидел Танечку из зоопарка.

- Ну, рассказывай, - строго спросила девушка, - как гулял, с кем спал?

- С лошадью... - честно ответил Середин и провалился в объятия Морфея.

* * *

Проснулся он не от привычного ночного кошмара, а от того, что ветер сорвал шкуру, обернул ею сумки и заполоскал, как флагом. После тихого сонного тепла холод и рев ветра показались вовсе нестерпимыми. Гнедая, отбросив мордой щит, вскочила, возмущенно заржала. Олег тоже поднялся, передернул плечами.

Буран бушевал вовсю, неся на ветру плотную пелену снега, которая сразу выбелила и лошадь, и человека. Было светло. Сказать точно, сколько они проспали, Середин не мог. Может, несколько часов, а может, и сутки. С одной стороны - есть ему пока совсем не хотелось. С другой - он отлично выспался, что, учитывая минувший день, за пару часов было бы трудно.

- А ты как, подруга? - спросил ведун гнедую. Кобыла сердито тряхнула мордой и заржала.

- Понимаю, - поймал ее за повод Олег. - На человеческом языке это означает: завязывай с этим штормом, и сматываемся. Но тут есть два тяжелых вопроса. Во-первых - смогли ли наши уйти? Во-вторых - как это сделать?

Коняга снова подала голос.

- Хватит ругаться, мне тоже не сладко...

Посматривая по сторонам, ведун понял, кто раскопал их убежище: снежные барханы из высоких, почти непреодолимых, стали низкими, чуть выше колена. В такие от непогоды не зароешься.

- Давай-ка мы лучше прокатимся, укромное место поищем, - предложил он и решительно затянул подпруги.

Со всеми вещами лошади было тяжелее, чем обычно - но, опять же, и теплее. Олег пустил ее плавной трусцой, наугад метясь в направлении Олыма. Или просто - на запад. Ветер яростно выл, мягко пинал то в спину, то в бок, то в грудь - но по ровной замерзшей степи гнедая шла довольно ходко, и Середин, ежась от попавшего за шиворот снега, подумал, что по такому пути обоз должен катиться, как по шоссе - было бы желание. Если они смогли уйти за пределы бури - тогда и вовсе всё хорошо.

Впереди, в нескольких шагах, проявился высокий темный силуэт. Олег придержал лошадь; прищуриваясь, наклонился вперед. Встречный всадник подъехал так же медленно, и тоже наклоняясь.

Малахай точь-в-точь, как у Олега, глаза так же прищурены, такие же тонкие длинные усы... Отражение, что ли? Лошадь сделала еще шаг, Середин различил ворот стеганого халата: половец!

Ведун выхватил саблю, тут же рубанул - степняк отшатнулся, мелькнул его прямой меч. Олег отмахнулся, попытался нанести укол - послышался заглушивший бурю металлический звон, клинок отлетел в сторону. Ведун качнулся, отклоняясь от возможного встречного удара, гнедая, почувствовав его движение, тоже отошла - и когда Олег выпрямился, никакого противника перед собой не увидел. Только несущийся в воющем ветре снег.

- Ква... - Он оглянулся, опасаясь удара сзади, пятками подогнал кобылу вперед и натянул левый повод, заставляя ее описывать круги. Ничего, только белая рыхлая пелена.

Так же неожиданно, как и в прошлый раз, справа показался конский хвост, круп - Олег качнулся туда, выбросил саблю, метясь в спину, но ощутил жесткое препятствие - похоже, на спине врага висел щит.

- Алыб барын! - услышал он грозный возглас. Всадник повернулся боком, различимый сквозь бурю только как серый силуэт, гнедая скакнула вперед - и половец снова исчез. На этот раз навсегда. Но свое подлое дело сделал: теперь ведун совершенно не представлял, в каком направлении нужно двигаться. Оставалось одно - найти укрытие.

Увы, Олег крутился среди хлещущего ветра несколько часов, но ничего подходящего выискать не смог. Холод, несмотря на теплую одежду, стал добираться до тела. Вдобавок хотелось пить, да и голод начал давать о себе знать. Ведун спешился, достал торбу, сыпанул в нее зерна, повесил гнедой на морду, полез в суму за салом - и тут заметил, что вокруг происходит нечто странное.

Воздух вдруг стал прозрачным. Не настолько, как в обычные дни - с неба непрерывно сыпались крупные хлопья, но ветер уже не гнал их плотной непроглядной стеной. Ветер раскололся на множество вихрей, которые танцевали, изгибаясь, словно на дискотеке. Но самое невероятное - вихри один за другим начали наклоняться, складываться пополам, падать на землю и кататься по ней, продолжая причудливо выкручиваться. Рука ведуна вместо сумки потянулась к щиту, пальцы крепко сжались на рукояти, а губы прошептали:

- Белый змей...

- А-а! - Один из вихрей метнулся вперед, упал, сложился пополам и резко выбросил свою верхушку в сторону человека.

Олег вскинул щит, выдернул саблю. Крест на руке запульсировал нестерпимым жаром. И... ничего не произошло.

Ведун медленно опустил щит, выглядывая над верхней кромкой, - и увидел огромного дракона. Белый змей имел красивую клыкастую голову в вычурном китайском стиле, кружащееся вихрем бесконечное тело диаметром метра три и очень грустный взгляд, которым он вперился в свою жертву.

- Поговорим? - сглотнув от неожиданности, предложил Олег.

Вместо ответа змей кинулся вперед - Середин еле успел присесть, вскидывая щит. Нижняя челюсть дракона разбилась в куски об окантовку, верх головы пролетел дальше, ударился в землю и превратился в плотный сугроб.

- Я же предлагал поговорить! - облегченно рассмеялся ведун, но тут по земле опять прокатились вихри, всасывая снежинки, подтянулись, вставили точно такую же, как и прежде, голову, а пульсирующий жаром крест напомнил, что ведун имеет дело с нежитью - а нежить обычно умирает с очень и очень большим трудом.

Дракон снова метнулся вперед, чтобы опять разбиться о щит - но на сей раз удар был такой силы, что ведун не просто упал, а отлетел на несколько шагов.

- Электрическая сила! - поднявшись, рубанул саблей воздух Олег. - Должно же быть у тебя слабое место!

Грустно глядя с высоты в три человеческих роста, дракон качнулся из стороны в сторону, а потом резко обрушился вниз. Ведун вскинул навстречу клинок и без малейшего усилия прорубил нижнюю челюсть от начала и до конца - но вся снежная масса рухнула на него, больно впечатав в землю, забив глаза, ноздри, рот, заполнив всю одежду изнутри.

Перед глазами поплыли алые круги. Человек, с трудом отпихивая снег, повернулся на живот, прокашлялся, с облегчением сделал глубокий вдох, поднялся на четвереньки, немного продышался, потом повернул голову наверх - и увидел грустное белое создание, созерцающее эти мучения с высоты третьего этажа. В следующее мгновение дракон снова кинулся вниз.

* * *

Буран продолжался. Ветер подхватывал падающие с небес снежинки, разгонял их, словно стрелы, уносил куда-то в дальние края, а вместо них приносил другие, точно такие же, и катил их по снегу, складывая в высокие белые барханы. Между двумя такими горками, склонив голову к зажатому снегом телу, стояла гнедая лошадь, и именно ее Олегу было жальче всего. Привыкшая к полным яслям и душистому сену, навьюченная, с торбой на морде - как она выживет в морозной зимней степи? За себя ведун ничуть не беспокоился - ведь ему было тепло и покойно. И вроде бы даже сытно - во всяком случае, голода он больше не ощущал.

Поддернув подол и осторожно переступая через снежные заносы, к нему подошла высокая стройная женщина с бледным, четко обрисованным лицом, словно вырезанным мастером из слоновьей кости. Тонкий точеный нос, туго обтянутые кожей скулы, глубоко посаженные черные глаза, уши скрыты копной пышных смолистых волос.

- Здравствуй, ведун Олег, - еле заметно сместив уголки губ, улыбнулась она.

Над ее ладонью взвился вихрь, вспыхнул и сложился в легко различимые очертания человеческого черепа, окованного серебристым металлом. Видение наполнялось красками, обретало объем. Однако череп продолжал меняться. Его очертания снова поплыли, как воск под лучами солнца. Верхняя часть провалилась, оставив пустоту, стенки покрылись рельефным узором - и оказалось, что гостья держит перед ним небольшую серебряную чашу на короткой ножке. А внутри, вспыхивая рубиновыми искрами, переливается тягучая жидкость.

- И ты здравствуй, прекрасная Мара, - кивнул богине смерти Олег. Похоже, мне пора в новый путь?

- Я всё слышу... - Богиня отвела свой взор от чаши и вперила его в Середина.

- Разве я сказал что-то обидное?

- Нет, - покачала головой женщина. - Нет. Я всё слышу, ведун. Всё, что только есть в вашем мире. И только ты называешь меня прекрасной.

- Не может быть...

- Только ты, - покачала она головой. - По-разному меня люди кличут. Темная Божиня, Ледяная Богиня, Погибель Ледяная. Убийцей называют безжалостной, и даже проклятой стервой. И только ты называешь меня прекрасной. Ты знаешь, как приятно женщине, когда хоть кто-то ценит ее красоту?

- Теперь я навсегда стану твоим, - напомнил Олег. - И ты сможешь слышать это постоянно. Целую вечность.

- Нет, не услышу, - брезгливо сморщила губы богиня. - Все, кто переходит Калинов мост, перестают поминать меня вообще. Согласись, ведун, это странно. Смертные боятся меня, пока обитают в этом мире, - но совершенно перестают опасаться, когда переходят в мое царство, под полную мою власть. Почему?

- Может быть, ты слишком редко бываешь в своих владениях? - предположил Середин.

- Да, у меня достаточно хлопот здесь, чтобы тратить время на тот мир, - согласилась Мара. - Эту землю я слушаю всегда, а свою - очень редко. Хотя нет: свое царство я не слушаю никогда. Я правлю там - но мне нечего там делать.

Окованная серебром чаша стала терять свои очертания, потекла с руки Мары белесым мороком и растаяла.

- Что ты делаешь, красивейшая из богинь? - не понял Олег.

- Я слушаю, - кивнула женщина. - Тебя.

- Ты так красива, богиня, что, знай об этом люди, любой мужчина всегда стремился бы к смерти, лишь бы хоть миг созерцать твое лицо, - горячо заговорил Олег. - Я сказал тебе об этом при нашей первой встрече и готов повторить эти слова. Ты невероятно красива. Невероятно даже для богини.

- Да, - качнула головой Мара. - Я красива. Вспоминай об этом почаще.

Она развернулась и пошла прочь,

- А я... - растерянно развел руками Олег.

- Если я заберу тебя к себе, - отозвалась через плечо богиня, - то уже никогда не услышу твоих слов. А мне нравится их слышать, ведун. Могу я позволить себе одну маленькую слабость?

- А-а-а... - Середин посмотрел па тело у ног гнедой, на богиню, опять на лошадь. - А-а... я что? Я что теперь, призрак, что ли?

- Да, совсем забыла спросить, - оглянулась Мара. - Что слаще всего льется у твоего врага?

Легкие прорезало нестерпимой болью, судорога сложила пополам - Олег исступленно закашлялся, перевернулся на живот, опять закашлял, извергая из легких куски изрядно обтаявшего снега, поднялся на четвереньки, закачался. Перед глазами плыли розово-черные круги, никак не желающие складываться в картину окружающего мира. Но уже через миг он ощутил жгучий холод и вместе с ним обрел способность к равновесию.

- Мамочка моя, что это было... - пробормотал ведун, поднялся на ноги и первым же движением сдернул у гнедой с головы торбу. Встряхнул: она была пустая. - Ква... - сглотнул Олег. - Это, значит, сколько же я пролежал? Ни себе чего... Воистину, милость прекраснейшей из богинь не знает границ. Ее маленькие слабости стоят целого мира.

Он тряхнул головой, окончательно приходя в себя, огляделся - хотя, кроме снежной пелены, все равно ничего не увидел, погладил гнедую по морде:

- Хорошая моя. Испугалась, наверное? Не бойся, мы с тобой не расстанемся ни за что... - И тут в памяти его всплыл последний вопрос Ледяной Погибели. - Слушай, подруга, а что слаще всего льется у нашего врага?

И тут же замер, осененный вспышкой озарения:

- Я знаю, родная! Я знаю, как снять заклятье! Всё, хватит бури. Хватит...

Он опять расстелил попону, заставил гнедую лечь на ее край, перекинул стеганый прямоугольник через нее и себя, прижал край коленом и, укрывшись так от ветра, начал торопливо разрывать снег, потом повыдергивал траву, обнажая твердую черную землю. Перевел дух, отполз к кобыле, расстегнул сумку, достал из нее священную чашу Суравы, встал на колени, глядя в желтое нутро черепа.

- Нет ничего слаще... Нет ничего слаще, подруга, нежели пролить кровь своего врага... - Он закатал левый рукав, выдернул нож и решительно полоснул кожу вдоль руки, от запястья до локтя. Темная струйка, выпирая из предплечья, потекла в чашу, быстро ее наполняя. Голова закружилась - Олег тут же со всей силы согнул локоть, нащупал и пережал артерию. Умирать в его планы больше не входило.

Чаша запарила, распространяя неприятный сладковатый запах, но ведун всё равно вытерпел минут пять, чтобы рана хоть немного запеклась, и только после этого взялся за чашу:

- Нет ничего слаще крови твоего врага. К тебе обращаюсь, степь раздольная. К вам, птицы и звери земные, к вам, черви земляные, к вам, гады ползучие, и к тебе, Белый змей! На вас проливаю кровь врага вашего, ведуна Олега. Пусть прольется кровь врага на земли степные, пусть вымоет горечь полынную и слезы человеческие, пусть снова сделает ее сладкой и сытной, черной и плодородной. И для трав, и для зверей, и для тебя, Белый змей... - Середин вылил кровь из чаши в приготовленное место с обнаженной землей и, откинувшись на гнедую, закрыл глаза, пытаясь справиться со слабостью от потери крови.

* * *

Когда ведун снова пришел в себя, над попоной было тихо. Олег поднял руку, сдернул в сторону стеганое покрывало - и невольно зажмурился от ослепительного солнца. Степь была не просто спокойна - она была светла, как в день творения.

- Ты почему спишь, кобыла?! - в восторге захохотал он. - Ты посмотри, где мы живем!

Гнедая фыркнула, тряхнула ногами, качнулась, поднялась. Олег перекатился на четвереньки, быстро разгреб снег:

- Видишь, что это такое? Это называется трава. Жри ее, пожалуйста, чтобы брюхо не болело, а не то овса не дам!

Вряд ли лошадь поняла его угрозы, но траву щипать начала, хотя поминутно и мотала головой - дескать, почему холодная? Середин настрогал себе сала, сжевал ломтик за ломтиком, потом скатал попону, перекинул ее гнедой на холку и поднялся в седло.