Чтение 15–й страницы книги ~325000 франков~

- Значит, вы пошли работать на пресс?

- Другого выхода не было...

Мать не спускала с него глаз. Он заметил, что у нее живой, умный
взгляд. До сих пор он не обращал на нее никакого внимания: она была только
матерью Мари-Жанны, женщиной, не имеющей определенных очертаний, некой
абстракцией. Впервые ему пришло в голову, что Мари-Жанна, должно быть,
поверяет ей свои тайны, советуется с нею, что в жизни женщины существуют
не только любовные дела.

- А на проезжей дороге, на этом шоссе, вам кажется, вы будете
счастливее?

- Здесь не жизнь. - И Бюзар показал на бараки, на строения бывшего
кирпичного завода, на болото.

- Переменить место это еще полдела.

- Это желание Мари-Жанны.

- Она сама толком не знает, чего хочет.

Он даже и вообразить не в силах был, что можно так говорить о
Мари-Жанне, и живо возразил.

- Если уж она что задумала...

- Мари-Жанна в основном научилась понимать, чего она не хочет, -
прервала его мать. На ее лице промелькнула насмешливая улыбка. - Так вы не
зайдете?

- Нет, спасибо. Лучше я загляну позже.

Бюзар сел на велосипед и поехал домой. Мари-Жанна только что заходила к
нему и оставила письмо.

"Дорогой мой Бернар, сейчас я разговаривала с Шатляром. Чего ты ему
порассказал? Как это некрасиво с твоей стороны. Ты-то хотел, а я никогда
не хотела, мог бы об этом вспомнить. Я знаю, что ты мне на это скажешь,
потому что Шатляр мне все объяснил. Но все равно твое поведение
непростительно. Когда врут в таких вещах, то врут во всем, и мне ты тоже
будешь врать.

Я предпочитаю, чтоб ты больше не приходил ко мне. Я знаю, что тебе
будет тяжело, но сейчас это пройдет менее болезненно, чем позже.

В снэк-бар поезжай с другой или вообще не берись за таков дело, и это
избавит тебя от многих неприятностей.

Я все обдумала и поняла, что я тебя не люблю. Лучше сказать это
совершенно откровенно. Я думала об этом еще до разговора с Шатляром и
пришла к тому же выводу, но не решалась тебе признаться. Я хорошо к тебе
отношусь, но я тебя не люблю. Это правда.

Кстати, я тебе никогда и не говорила, что люблю тебя. Хотя ты много раз
просил меня об этом. А что касается нашей женитьбы, то ты так настаивал и
столько всего сделал, что я в конце концов дала согласие. Но теперь все
кончено. Так будет лучше для нас обоих.

Знаю, что ты станешь меня осуждать. Но что же делать? Лучше это, чем
испортить тебе жизнь.

Я буду по-прежнему хорошо к тебе относиться, но сейчас нам разумнее не
встречаться больше.

Мари-Жанна".

Бюзар сунул письмо в карман.

- Милые уже побранились? - спросила его сестра Элен.

- Мари-Жанна тебе что-нибудь сказала?

- Чего захотел! Разве у нее узнаешь, что она думает. А вот у тебя такой
вид, будто ты проиграл этап с раздельным стартом.

Подтрунивая над братом, Элен любила пускать в ход спортивную
терминологию, безбожно перевирая ее.

- Мари-Жанна просто переутомилась, - ответил Бюзар. - Вот и все. Я
немного проветрюсь и сразу же отправлюсь на фабрику. А ты оставь мне
чего-нибудь пожевать к четырем часам утра, когда я вернусь.

Он снова сел на велосипед и поехал в горы, ко мне. После гонок я
виделся с ним два раза. В понедельник в больнице, тогда у нас с ним
завязались дружеские отношения. И вчера в бистро у Серебряной Ноги он мне
подробно рассказал о своем плане, обо всех затруднениях и о том, как ему
удалось их преодолеть.

Бюзар приехал к нам весь взмыленный в одиннадцатом часу вечера. Он
молча протянул мне письмо Мари-Жанны. Я прочитал его и передал Корделии.

- Не огорчайся. Сделай вид, что ничего не произошло, - посоветовал я
Бюзару. - Завтра она тебе скажет нечто противоположное.

- Вы ее не знаете!

- Никогда не следует принимать за чистую монету слова любимой женщины.

- Не слушайте его, - вмешалась Корделия. - Во-первых, он пошляк. Кроме
того, он говорит вовсе не то, что думает.

- Если ты в самом деле дорожишь этой девушкой, поступай, как я тебе
советую, - настаивал я. - Не отвечай на ее письмо. Не ходи к ней. И не
пройдет недели, как она сама прибежит за тобой.

- Не верьте ему, - прервала Корделия. - Он скоро начнет хвастаться, что
знает средство, как заставить женщину раболепствовать перед мужчиной. Но
все это вранье. Он сам в это не верит. Он просто-напросто пошляк.

Мы с Корделией довольно долго так препирались, а Бюзар молча смотрел на
нас.

- Мне скоро пора на фабрику, - не выдержал он. - Если вообще стоит еще
добывать эти триста двадцать пять тысяч франков...

- Он ждет, что мы придумаем, как помирить его с Мари-Жанной, - сказала
Корделия.

Пытаясь понять, чем Бюзар так разозлил Мари-Жанну, Корделия попросила
его подробно рассказать о разговоре с Шатляром.

Бюзар передал свой спор со стариком.

- Ерунда, - решила Корделия.

Лично меня раздражало, что он обманул старого профделегата, человека
светлого ума и большой душевной твердости, в чем я много раз убеждался.

- Ты не мужчина, - упрекнул я Бюзара. - Какая-то негодная девчонка
водит тебя за нос.

Корделия возмутилась. И мы с ней снова сцепились.

- Я обещал брессанцу сменить его в двенадцать часов, - проговорил
Бюзар.

- Послушай, - обратилась к нему Корделия. - Отправляйся на фабрику, как
будто ничего не произошло...

- Именно это я и посоветовал.

- ...Поскольку ты связан словом с товарищем, и он тебя ждет. Раз ты
затеял все это дело, ты не можешь отступить из-за какого-то письма,
написанного под горячую руку. А завтра я повидаю Мари-Жанну и Шатляра. Мы
все это утрясем. Не волнуйся...

- Вы думаете, что она действительно меня не любит? - спросил Бюзар.

- Я думаю, что она просто обиделась.

- Но она на самом деле никогда не говорила, что любит меня. Это правда,
- настаивал Бюзар.

- Она просто стыдится это сказать.

- Вы правы, - согласился Бюзар.

После его ухода я заметил Корделии:

- Ты сама себе противоречишь. Совсем недавно ты утверждала, что
Мари-Жанна по своему складу не может любить.

- Во-первых, я этого не говорила. И вообще сейчас речь не об этом...

- Вся эта история нелепа. Мари-Жанна - сухарь; разве можно любить
женщину, которая вот так поджимает губы? А Бюзар - растяпа. Полтора года
бегает за ней и ничего не добился. Он мне нравился, пока мечтал выиграть
"Тур де Франс". А сейчас, когда он идет на всякие низости, чтобы стать
лавочником, он внушает мне отвращение!

- А ты встань на их точку зрения.

- На месте Бюзара я бы предпочел этой мещаночке Мари-Жанне толстуху
Жюльетту.

- Не беспокойся, в этом никто не сомневается.

На следующее утро Корделия, выполняя обещание, данное Бюзару,
отправилась к своей подружке. Занятая мыслями, как лучше начать разговор,
она вошла не постучавшись.

Мари-Жанна с горящими щеками стояла в углу комнаты за своим рабочим
столом, положив руки на высокую спинку.

У стола, спиной к дверям, сидел какой-то мужчина. Корделии видна была
только его голова: круглая лысина, окаймленная короткими светлыми
завитками, и жирный затылок в складках над пиджаком из твида.

Мужчина поспешно захлопнул лежащую перед ним записную книжку и принялся
засовывать ее в наружный карман пиджака. Он с трудом протолкнул ее туда.
Пухлая книжка была набита истрепанными бумажками; кожаная обложка рыжего
цвета потрескалась, сморщилась и вытерлась на углах. Мужчина встал. На нем
были брюки-гольф и охотничьи башмаки. "Подрядчик", - решила про себя
Корделия.

Не поздоровавшись он прошел мимо нее, опустив глаза и втянув голову в
плечи. Судя по его затылку и одежде, Корделия никак не ожидала, что у него
будет такой нерешительный вид. Обычно подрядчики твердо шагают по земле.
Он пробурчал что-то невнятное и вышел.

Проходя мимо окна, он сделал замысловатый жест рукой и крикнул:

- Не прощаюсь!

Мари-Жанна поспешно захлопнула окно. Мужчина удалялся тяжелыми шагами.
Его походка становилась все увереннее.

- Что это за явление? Кто это? - спросила Корделия.

- Мерзкий тип, - ответила Мари-Жанна.

Глаза у нее блестели.

- Я ему выложила все, что о нем думаю, но он все равно еще придет...

Она была очень возбуждена. И все твердила: