фирмы "по продаже автоматов по продаже" - такое у них длинное название.
Понятно? Мои автоматы торговали тетрадями, водой, вином, фломастерами,
бутербродами, аспирином - что только не помещалось в их прожорливом чреве!
Могу объяснить устройство и назначение автоматов подробнее и яснее - только
зачем вам засорять свои мозги? Важно другое: мои фирмы были рентабельны и
давали прибыль, между прочим, задолго до нашего знаменитого
правительственного постановления, которым акцентировалось внимание
хозяйственников на необходимости добиваться рентабельности. Скажу вам прямо:
"акцентировать" мое внимание нужды не было, я бы просто вылетел в трубу, не
будь мои фирмы рентабельны. Разумеется, мне в них не принадлежала ни одна
гинея: капитал был ровно настолько моим, насколько и вашим, советским. Я
трудился в поте лица, потому что знал: доходы идут не гнусному капиталишке
(мне, например), а моему народу. Сказал я эти слова с патетикой, но вы уж
простите: когда речь идет о миллионах фунтов стерлингов, можно и подбавить
восклицательных знаков: хуже, когда их ставят, а вся, извините, задница
голая.
есть бизнесменом "средней руки": как и все, получал зарплату раз в неделю,
по пятницам. Стенографистки у меня не было: невыгодно. Пользовался
телефонами-магнитофонами красного и зеленого цветов: диктовал, они писали на
пленку, на следующий день все было расшифровано и отпечатано на машинке.
Письма писал размером не больше страницы, в Англии длиннее не пишут; если
кто-то и пишет, он либо бездарь, либо ему делать нечего. Уже здесь, в Союзе,
на одной из встреч с общественностью меня спросили: почему я был директором
по сбыту, а не генеральным или, на худой конец, по производству? Я ответил:
сделать каждый дурак сумеет, а чтобы продать, нужна голова!
хозяином, да сразу всех четырех фирм, они делились, исходя из четырех типов
товаров. Тем не менее я придерживался общей и очень строгой дисциплины:
приходил вместе со всеми, уходил в пять часов. Если нужно было уйти днем,
как-то объяснялся с секретаршей: "У меня встреча с клиентом!" - она должна
была знать, где хозяин и когда будет. Обедал я с клиентом, можно сказать,
всегда: либо он меня приглашал, либо я его, в зависимости от
заинтересованности - он во мне или я в нем. Разумеется, кормил клиента за
счет "золотого обеспечения", то есть представительских, при этом в кредит,
показывая официанту карточку, в которую он писал, что и на сколько нами
съедено и выпито, плюс сколько получал "на чай", - и все это впоследствии
погашалось фирмами.
"Японские заметки" К. М. Симонова - читали? Там говорилось о главном
принципе токийского театра: объективный взгляд на себя самого как бы со
стороны. Актер танцует и видит себя глазами зрителей. Симонов вспоминает
Миямото (философа, а может, спортсмена?), который в своей книге "Принципы
фехтования" написал, что человеку необходим "взгляд на себя", чтобы умело
защищаться от неожиданных выпадов противника. Смею добавить, что если у
разведчика есть этот "взгляд", то и он может чувствовать себя в
относительной безопасности.
в числе ничтожных процентов, которые уцелели в войну "от моего года". Может,
по причине этой везучести и в тюрьме я провел не слишком долго, всего пять
лет: обменяли. А когда выносили приговор, я почувствовал только, что меня
обманули: дали двадцать пять, хотя обвинитель "просил" семнадцать!
обезопаситься. Часто человек, имеющий доступ к закрытой информации, может
работать одновременно на несколько разведок, и именно такой "кадр" - лакомый
кусочек для разведчика. Но надо перевербовывать, а это лезвие бритвы: в
любой момент может "заложить". Я лично предпочитал вербовать на
идеологической основе, и таких людей предостаточно, но надо их искать, найдя
- изучать (мы говорим: разрабатывать), а уж потом и вербовать. К сожалению,
основа может быть и другая: меркантильная, любовная (если речь о женщине),
националистическая, а от основы, кроме качества работы агента, зависит и его
устойчивость, надежность. Бывает, что с болью в сердце приходится
отказываться от очень хороших агентов, имеющих допуск к очень важной
информации, - почему? Если, например, агент оказывается или становится
алкоголиком или если он по природе болтлив, тогда надо делать немедленно
"золотое рукопожатие", то есть прощаться. Вообще-то таких агентов другие
разведки "убирают": они либо откровенно продают, либо, бывает, идут на
шантаж в надежде заработать еще больше.
собственным лифтом и садом на крыше. Там же и офис, где я впервые в жизни
увидел телевизор и телепередачу: великий Дюран смешил публику бруклинским
жаргоном, считающимся истинно народным и веселым. Там же, у Донована, с
которым я имел деловое знакомство как владелец "Бюро по изобретениям" еще
задолго до того, когда ему пришлось стать моим адвокатом на процессе, я
познакомился с одним из его клиентов - элитарным членом синдиката мафиози,
на чем-то погоревшим, а потому и обратившимся к Доновану за советом. В
отличие от рядового члена мафии, у этого в петлице была пуговка (думаю, с
бриллиантом), и он назывался "баттменом", то есть "человеком с пуговкой"; не
знаю, случайно ли совпадение с "бедменом" - плохим человеком? Кстати,
чистокровный белый звучит в США, как если бы сказать "чистый кавказец":
"кокэйжн". "Трактир" и "публичный дом" по-английски тоже однозвучны - боже,
какими только знаниями не напичкана голова разведчика!
обстоятельств стал курсантом, а потом и преподавателем американской
разведшколы в Швейцарии, в Альпах. Он был из тех, которые мечутся, не могут
твердо определиться, то есть лишены убеждений; как правило, это хороший
народ, совестливый, но слабый и путаный, точнее сказать, запутавшийся. Нам
удалось его перевербовать, предложив ему самое опасное: "двойную игру". Он
согласился и вскоре выдал нам группу, которую довольно тщательно готовили
для заброски в СССР (из "бывших" русских); он сам с этой группой готовился
два долгих года, но уж больно тяготился тем, что предал Родину. Потом он
тяготился уже тем, что предал товарищей, с которыми делил тяготы и радости
учебы. Такие, как он, я это прекрасно знал, долго не живут. Совесть в нашей
работе, конечно, нужна, но какая-нибудь "односторонняя": либо в ту сторону
казнись, либо в эту.
автомобилисты где-нибудь на Бродвее, бамперами слегка подпихивая другие
машины, иначе ни въехать, ни выехать. Я лично так не могу из-за плебейской
жалости к "дорогим" вещам. Мальчишки, валяя дурака, могут на спор пройти по
длинной авеню, ни разу не коснувшись ногами земли: по крышам припаркованных
автомашин. Машина без вмятины, что солдат без шрама, боксер без сломанного
носа и парикмахер без пробора. (Кстати, американцы, обожающие благозвучия и
вообще кр-р-расивости, называют парикмахера "танцором по волосам"!)
состоял первый (мы всегда добавляли: славный и легендарный!) выпуск нашей
разведшколы. Не исключаю, что я вообще был первым советским разведчиком,
заброшенным за границу. А учили нас, между прочим, четыре года - по полной
программе, без торопливости. Что касается заброса, то он осуществлялся в ту
пору проще простого: мне сделали документы, посадили в поезд, который шел из
Москвы в Польшу, а в Варшаве я, не выходя из здания вокзала, пересел на
поезд Варшава - Гамбург, который и был местом моего назначения. Цель: найти
в Германии старую русскую агентуру, работавшую еще на царя-батюшку и
затаившуюся после революции в ожидании "дальнейших инструкций". Вот я и вез
эти "инструкции" в надежде склонить их работать на молодую Советскую
республику. Идея была неплохая, но и не легкая, как может показаться
кому-нибудь с первого взгляда. У меня было с десяток явок, а остальные
пятьсот с лишним адресов мне должны были подослать из Москвы, если я смогу
закрепиться на "плацдарме"; пусть вас не удивляют такие могучие цифры
агентуры, русская разведка всегда брала количеством, это общеизвестно. На
"качество" мы перешли только после революции и то вынужденно: нужны годы,
чтобы готовить разведчиков, поскольку эта работа все-таки "штучная" - стало
быть, лучше меньше, да лучше!
несколькими его диалектами, отлично знал город с его достопримечательностями
и расположением улиц, имел довольно приличную легенду, - что еще надо? Был
1924 год. С вокзальной площади, добравшись до нее без приключений, я сразу
направился по первому адресу, выбирая кратчайший путь: одной "знакомой"
улицей вышел к порту, другой свернул к ратуше, и вот я в тихом и чистеньком
переулке, где должен жить мой первый "клиент". Тут-то и произошло то, из-за
чего я, собственно, открыл рот.
нужный мне номер дома. Навстречу движется издали какой-то человек в кожаной
кепке с большим козырьком, эта кепка - единственное, что я запомнил. Вдруг,
поравнявшись со мной, он меня спрашивает. "Слушай, - говорит, - ты не
знаешь, где тут можно поссать?" - "Чего?!" Он повторяет вопрос. "Да зайди, -
говорю, - хоть в ту или эту подворотню". Он исчезает в подворотне, и только
тогда я понимаю, что он спросил меня по-русски, и я по-русски же ему
ответил! Ну, думаю, все: провал. И это называется первый советский шпион!
Окончил с похвальной грамотой! И - всего полчаса в Гамбурге! Возвращаюсь на
вокзальную площадь, сажусь на скамеечку, ставлю у ног чемодан и жду, как вы
понимаете, ареста. Пять часов ждал. Не дождался... До сих пор не знаю, кто
Шломо Вульф
Нортон Андрэ
Свержин Владимир
Орлов Алекс
Земляной Андрей
Херберт Фрэнк