пощечина, он прокричал:
разрешил это гнусное дело?.. Отвечайте, сержант!
честь генералу. Тот в свою очередь поднес к козырьку каски пальцы, затянутые
в перчатку, и, увидев перед собой мальчика, спросил его невольно
смягчившимся голосом:
но с большим достоин-ством.
храбрец!
ею!
отпустил бы на свободу. Любого, да... Но вы слишком опасный противник и
слишком много причинили нам неприятностей. Я оставляю вас в качестве
военнопленного, но вы будете пользоваться всеми привилегиями, каких
заслуживает столь храбрый враг.
пробормотал несколько слов благодарности и тут же, страшно побледнев и мягко
осев на землю, потерял сознание.
о нем хорошо позаботились. Я сам присмотрю за этим. Слышали?.. А, вот и вы,
майор Колвилл! За жестокую расправу с военнопленным-пят надцать суток
строгого ареста. Сержант, командовавший "Pigsticking", лишается своего
звания и переводится в рядовые уланы. Все уланы взвода назначаются на
пятна-дцать внеочередных полевых караулов. Вольно!
акулами. - Лестница подземного хода.- Серое платье, белый передник и судки с
провизией. - Оригинальное бегство - Коттедж и англичанка. - Служанка на все
руки.
оказалась тяжелой. После пятнадцати дней лечения в госпитале почти все они
зажили. Приказ спасшего его генерала строго выполнялся, благодаря чему в
течение двух недель Жан был предметом особого внимания врачей, что,
разумеется, немало способствовало его быстрому выздоровлению. В душе
поднявшегося с постели Жана навсегда осталось чувство бесконечной
благодарности к великодушному джентльмену.
буров, плененных в начале осады Ледисмита. Присутствие их в осажденном
городе пред-ставляло немалую обузу для коменданта города, ибо, несмотря на
бдительный надзор, буры то и дело бежали, рискуя жизнью. Для большинства
беглецов дело конча- , лось трагической смертью. Зато те, кому удавалось
ускользнуть, доставляли осаждавшим важнейшие военные сведения.
если бы осада, как все предве-щало, затянулась, это обстоятельство неизбежно
сократило бы продолжительность сопротивления. Поэтому выс-шее командование
распорядилось эвакуировать всех здо-ровых военнопленных в Наталь*, а затем
на Капскую Землю.
время от времени пробиваться в Дурбан.
бурской артиллерией, он все же находился пока в руках англичан, и мост через
Тугелу мог еще служить для передвижения легких составов.
достаточное количество солдат-конвоиров - и в путь! Путешествие было
рассчитано на один день. Однако, ввиду жалкого состояния железных дорог,
переезд длился два дня. Двое суток без хлеба и воды, в вагонах, набитых
людьми, как бочка сельдями. Пленные не имели возможности выйти оттуда ни на
минуту. Подумай, читатель: ни на минуту!
разбитые усталостью, стонавшие от голода и жажды и задыхавшиеся в насыщенных
зловонием вагонах, тогда как англичане, удобно разместившись в
блиндированных вагонах, ели, пили и шумно веселились.
которому война!
вагонов. Делалось это очень просто: в вагоны направили рукава мощных
насосов, служивших для мойки кораблей в доках, и стали обильно поливать
водой все и всех. Насквозь промокшие, ослепленные сильнейшими струями
хлеставшей по ним воды, буры отбивались, падали, фыркали, как жалкие тонущие
собаки.
полусырого риса. Ложек не полагалось. И хотя пленные вынуждены были черпать
это отвратительное месиво прямо руками, они глотали его с такой жадностью,
которая лучше всяких слов говорила о перенесенной голодовке
устраивает, и, разумеется, я тут не заживусь.
одну пару к другой, так что весь конвоируемый отряд имел вид индейской
цепочки*.
на рейде, и повели.
стояли по обеим сторонам дороги.
жестокость не знала пощады. оскорбления так и сыпались на бедняг, горькая
участь которых должна бы, казалось, вызывать в людях святое чувство
сострадания.
словно кипящий котел, дымилось мокрое платье, пленников стали размещать по
шаландам. Когда последние были битком набиты, мрачный караван тронулся в
путь и скоро подплыл к крейсеру "Каледония", стоявшему под парами на рейде.
поспать, избавиться от голода и от оскорблений конвоиров.
бронированной башне, без воздуха, без света, где виднеются лишь смутно
вырисовывающиеся жерла пушек, нацеленных на живую массу людей.
сопенье винта. Началась килевая и боковая качка, эти неизбежные
предшественники морской болезни.
океана; буры, заключенные в башне, рыдали, как дети. Этим простым людям,
никогда не видавшим моря, казалось, что их навсегда отрывают от род-ной
земли и осуждают на вечное изгнание. А "Каледония", немилосердно дымя, все
плыла и плыла, разрезая волны и пожирая милю за милей. Она держала курс на
Саймонстаун - морской форт в восьми лье к югу от Кейптауна.
часов пути, быть может, еще более тяжкого, чем переезд по железной дороге.
стоявших на якоре в трех милях от берега А разгруженная "Каледония" снова
взяла курс на Дурбан.
понтоне "Террор"*.
вам покажется, что вы в больнице, но в больнице, где нет ни сиделок, ни
докторов, ни лекарств.
которым ползают насекомые. Прибавьте к этому невыносимую жару, от которой
можно сойти с ума, и питание, отпускаемое лишь в количестве, необходимом для
"поддержания жизни". Прелестная формула, изобретенная англичанами. Под ней
подразумевается паек, достаточный только для того, чтобы не дать пленнику
умереть с голоду.
могли бежать. Они мерли, как му-хи. "Тем хуже для них!" Похороны были
недолгими. От-крывали орудийный люк и, недолго думая, бросали тело в залив,
воды которого кишели акулами.
грубого обращения, голода, вшей, жалкого вида товарищей по заключению,
ослабевших, безжизненных, похожих скорее на призраков, чем на людей. Он
твердо решил покончить со всем этим. Утонуть, быть расстрелянным, съеденным
акулами - и то лучше, чем это медленное и мучительное умирание.
решились одобрить его. План Жана показался им слишком рискованным. "Террор"
стоял на якоре посередине залива в шесть миль шириной. Значит, до берега
было по крайней мере три мили.
на сторожевые суда, всегда готовые погнаться за ним. Но как проникнуть в