все надо делать общим, и общее употребить на пользу, он учил, чтобы были
общими жены, так чтобы никто не знал собственных детей, то есть чтобы все
думали, что родились не ради самих себя, но ради отчизны, чтобы общность жен
рассматривалась не как удовольствие для плоти, но для деторождения. Именно
это оставил потомкам в качестве примера на память Авл, убив собственного
сына, говоря, что произвел его на свет не ради Катилины против родины, но
ради родины против Катилины. Этот воспламененный ревностью к праведности,
обнаружив в собственном сыне не сына, а врага родины, доказал ранее
упомянутое определение праведности не столько речью, сколько рукой. Тот,
следовательно, воля которого остается непреклонной, как мы утверждали, так
что он не смог бы легко отклониться от этой добродетели, обладает
праведностью, даже при недостатке стойкости и воздержанности. Но если
кому-нибудь трудно лишить праведника [праведности], однако иногда его
заставляют отступить [от нее], поскольку появляется некая важная причина;
поскольку эта самая добрая воля, которую называют праведностью, исчезает в
результате страха или вожделения, то от страха необходимо [иметь] стойкость,
а от вожделения - воздержанность. Боязнь того, чего мы действительно не
хотим, или вожделение того, чего хотим, если они таковы, что одолевают
разум, легко отворачивают дух от его первоначального замысла и приводят к
противоположному. Отсюда стойкость [, направленная] против страха, - это
щит, воздержанность против вожделения - узда, так что мы уже жаждем этого
благодаря добродетели праведности; укрепившись стойкостью и воздержанностью,
мы в состоянии исполнить все, что в нас есть. Оттого мы говорим, что и та, и
другая [добродетели] есть некая сила и постоянство духа, благодаря которым у
нас появляется возможность исполнить то, чего хотим, ради праведности.
Некоторые противоположные свойства их называются немощью духа и бессилием
сопротивляться порокам, как, например, лень или трусость, ослабляющие
человека, как невоздержанность, толкающая нас к непристойному сладострастию
или постыдным желаниям.
претерпеванием тягот и принятием [на себя] опасностей. Добродетель эта
такова, что делает нас ревностными к восприятию опасностей и претерпеванию
тягот в зависимости от необходимости; больше всего это зависит от любви к
праведности, что мы называем благой ревностью, заставляющей отталкивать или
мстить за это.
похотью и над другими неправедными склонностями духа. Часто кажется, что мы
преступаем меру, лишь бы быть воздержанными, и переходим границы
воздержания, когда, например, вредим себе неумеренными постами, страстно
желая воздержания, или истощаем свою натуру, стремясь одолеть пороки, и тем
самым, во многом преступая пределы, вместо добродетелей укрепились в
пороках. Отсюда, после сказанного, укрепись в заслуге, ее нужно сопровождать
умеренностью. В связи с этим доводом необходимо, чтобы разум сам направлял
благоразумие, которое, по нашему мнению, называется матерью всех
добродетелей, то есть их основанием и кормилицей. Не через него ли мы
наперед узнаем о добродетелях и можем тщательно отличить их не только от
пороков гибельных и очевидных, но и [от пороков], напоминающих
[добродетели]? И мы никоим образом не занимаемся теми, которых не ведаем,
ради обладания [ими] или сохранения. Отсюда, чтобы всякий совершенствовался
в этих добродетелях, необходимо, чтобы ему было присуще благоразумие,
благодаря которому и праведность, распоряжающаяся заслугами познает то, что
должна воздать каждому. Стойкость имеет [силу] различения при восприятии
опасностей либо при претерпении тягот, а воздержанность, как было сказано,
[силу] ограничения при сохранении вожделения.
утверждали, добродетелям, каждой из которых не может недоставать
благоразумия, и совершенствуется во благе. Теперь остается разделить их на
виды или части; тем самым мы их лучше узнаем и обсудим учение о них
единственно ради более истинного следования им.
мы просим развернуть его.
воздано свое, как я кратко сказал, относятся почтение, благодеяние,
правдивость, мщение.
добровольно должны всем воздать должное [им] уважение, - как Богу, что
называется религией, так и людям, достойным [его] благодаря их власти или
заслуге, что и называется почтение (observantia). Сюда, очевидно, включается
добродетель повиновения (obedientia), поскольку, судя по заветам, нужно
повиноваться вышестоящим; мы воздаем им почести тем, что никогда не
пренебрегаем их разумными установлениями.
труд, [помогая] людям в превратностях [судьбы] или подавая необходимое
беднякам, что называется щедростью, тогда как расточительство состоит в
излишках, [бросаемых на ветер,] либо освобождая чрезмерно угнетенных, что
называется кротостью (dementia). Наши предки утверждали, что сострадание
(misericordia), производное, таким образом, от самих страданий, является
скорее пороком и некоторой слабостью духа, нежели добродетелью, благодаря
которой мы естественно желаем из сострадания прийти на помощь другим лишь в
том, в чем они сокрушаются. Кротость связана только с разумным желанием
помогать другим [людям], не столько потому, что они сокрушены, сколько
потому, что сокрушены неправедно, так, чтобы, борясь с неправедностью,
повиноваться праведности. Кроме того, не являются праведными деяния, когда
мы помогаем другим, если только не воздаем тем самым каждому свое. Но
поскольку добродетель - это приобретенное свойство духа, которое, как ясно
из вышеприведенного, состоит в том, чтобы более получить от [благо]
расположенности или от усердного занятия, чем от естественной склонности, то
такое сострадание естественно никоим образом нельзя отнести к добродетелям,
так как оно тревожит нас, заставляя оказывать помощь самим виновным,
погрязшим в унынии, человеческом или плотском - не в разумном состоянии,
скорее сопротивляющимся праведности, чтобы те не получили праведной кары.
Наконец, подчинение духу скорби - это скорее [доказательство] слабости, чем
добродетели, [скорее] несчастья, чем блаженства, волнения, а не спокойствия
ума. Ведь поскольку ничего не происходит беспричинно, ибо Бог все
располагает наилучшим образом, то отсюда следует, что праведник печалится
или страдает от того, что случается, и идет, таким образом, против
наилучшего божественного установления, насколько это для него возможно, как
если бы решил, что это нужно исправить.
обещания, из-за которых мы становимся должниками. Ведь если мы обещаем то,
чего [обещать] не следует, то нас не сочтут виновными, поскольку мы не
выполнили то, должниками чего никоим образом не делает нас дурное обещание.
Тот же, кто выполняет то, чего обещать было нельзя, удваивает эффект дурного
деяния, так как к нелепому обещанию присоединяет нелепый же поступок, и
вместо того чтобы его пресечь, воздержавшись от тягот по его выполнению, он
принимает решение исправить дурной обет деянием.
должная кара.
данному нами раньше, то известно, что нужно подразумевать именно их, желая
соблюсти общую пользу. В действительности нужно, как мы выше о том
упоминали, чтобы цель наших деяний состояла в том, чтобы каждый домогался не
столько своих собственных, сколько общих выгод, жил не столько для себя,
сколько для всех, подобно тому, что говорил Лукан в похвальном слове Катону:
мира всего он рожден
природе; а то, что [привязывается к интересу] другого, - к наивысшей
добродетели. И тот способен ценить свою жизнь жалкого [человека], кто
заботится только о самом себе, довольствуясь собственным интересом, не
заслуживает от других для себя ни благодарности, ни похвалы. Подражать Богу
на свой лад должен каждый, кто, ни в ком не нуждаясь, меньше всего заботится
о себе, но обо всех, и не поставлял бы необходимое для себя, но для всех,
являясь правителем мироздания (mundana fabrica) как одной-единственной
большой республики.
вещей, разделяют большей частью на множество [имен] то, что мы схватывали
одним словом, и то, что заключено в целом, они разбивают на части, а именно:
нежность к родителям, дружбу, то есть благосклонность к тем, кто нас любит
больше ради нас самих, чем в надежде на какую-либо выгоду, [предполагая]
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Шидловский Дмитрий
Каргалов Вадим
Сапковский Анджей
Перумов Ник