мерцали звезды, кругом было просторно и пусто, но где-то в этом просторе
их подстерегала смерть. Куда бежать и где искать спасения, они не знали и
тащились по винограднику в ту сторону, куда их гнали немцы.
в снегу, Тимошкин хорошо различал знакомое сдвоенное "трах-бах" - это
стреляли танки. Ощущение близости своих подбодрило его. Поддерживая себя
на руках, он подставил спину Ивану, и тот опять сцепил на его шее свои
холодные кисти. Шатаясь, боец поднял страшно тяжелое тело друга, и в ту же
секунду ночную даль коротенькой низкой молнией прорезал трассер. Он
мелькнул и пропал. С трудом удерживаясь на ногах Тимошкин вгляделся в ночь
и увидел второй стремительный блеск навстречу первому. Это было где-то
далеко, казалось, на самом горизонте. Внезапная надежда прибавила сил, и
он, пригнувшись чуть ли не до самой земли, широко зашагал между кустов.
Иван все время молчал за спиной, ноги его, кажется, волоклись по снегу;
сжав зубы, он сдерживал в себе стон.
шагов к своим, навстречу спасению. Потом упал коленями в снег и, опираясь
на руки, всмотрелся в даль.
донеслось глухое сдвоенное "трах-бах", и стало видно, как затрепетала,
загорелась, замигала на ветру маленькая красная искорка далекого пламени.
Тимошкина больно защемило в груди:
разные танки, и издали, не столько по очертаниям, сколько по огню, могли
распознать их. Неизвестно почему, но тридцатьчетверки всегда вспыхивали,
как факел, и горели ярким и дружным пламенем. С горечью на сердце бойцы
некоторое время всматривались в этот далекий огонек - свежую могилу
неизвестных, но до боли родных людей.
очередь. Пули стеганули по кустам, визгливо срикошетили в темноте. Немцы,
кажется, подошли совсем близко и, конечно, давно бы расстреляли обоих,
если бы не скрывавший их виноградник.
и хлопцы увидели огоньки при выстрелах из автоматов. Это было не дальше
чем в двухстах метрах.
иссякли. Поднять Щербака и бежать он уже не мог, а другого выхода у них не
было. Иван понял это, они расползлись в стороны, чтобы не лежать вместе,
притаились под кустами виноградной лозы, притихли.
ожидая, видимо, пока они покажутся снова. Жадно глотая воздух, Тимошкин
лежал под густым кустом и ждал выстрелов друга. Он боялся потерять их
счет.
его гнать:
он мог уползти с такой раной?!
только снова совсем рядом ударила очередь, Тимошкин ткнулся подбородком в
снег, а Иван тихонько, коротко, но очень тревожно ойкнул.
двух шагов, как Иван ткнул в висок автоматом и выстрелил.
прячась, метнулся к товарищу. Иван лежал неподвижно, обмякший, снег возле
его головы был мелко обрызган кровью.
пули, но Тимошкину уже не было страшно. Он повернул Щербака на спину,
потом одной рукой обхватил его лобастую голову и одубевшей своей ладонью
попытался зажать висок, из которого лилась горячая липкая кровь. Не сразу
сообразил он, что его последний в этой беде товарищ, его лучший фронтовой
друг был уже мертв...
фигур, он вырвал из остывших рук Щербака его ППШ и выстрелил - раз,
второй, третий. Кажется, его выстрелы кого-то настигли - кто-то там
вскрикнул, и тотчас несколько очередей яростно прошлись по винограднику.
Тимошкин с минуту прижимался к холодеющему телу друга, а потом, поняв
наконец все, бросился прочь.
на руках и коленях карабкался по снегу меж виноградных кустов, полз, потом
вскочил и побежал. Сзади трещали очереди, пули или, может, кусты хлестали
по полам его шинели, - боец падал, потом, отдышавшись, опять вскакивал и
бежал, бежал...
его. Возможно, они нашли мертвое тело Ивана и остановились. Тогда он пошел
медленнее, зацепился за что-то, упал и долго бесчувственно лежал на жгучем
морозном снегу.
тихо, над ним дремала зимняя ночь и сновали в вышине зеленые, белые, синие
звезды. Одна из них, будто упав с неба, красным огоньком ярко блестела на
горизонте, и он вспомнил, что это догорает танк. Обрадовавшись его
призывному знакомому блеску, Тимошкин поднялся.
плакал. Давно уже, наверное с детства, не душили его такие жгучие слезы -
от безмерной утраты, от одиночества, от горькой боли военной неудачи, от
подлой измены Блищинского. Он понимал, что победить этого негодяя будет
нелегко, но только бы дойти до своих! С упрямой решимостью жаждал Тимошкин
кары ему - ради отмщения и во имя справедливости. Отчаяние и гнев сжимали
его горло, когда он вспоминал Скварышева, Кеклидзе, Щербака, и множество
других славных ребят, что, засыпанные снегом, навеки остались на широких
просторах венгерских равнин.
тихо мерцал на чьей-то безвременной железной могиле.
Афанасьев Роман
Свержин Владимир
Прозоров Александр
Якубенко Николай
Суворов Виктор
Андреев Николай