Нортумберленде, и звуки, которые я слышу, - это журчание ручейка, который
протекает мимо нашего дома в Дипдине, и если приходится отвечать на вопрос,
мне надо сперва проснуться; но так как я ничего не слышала, занятая своим
ручейком, я не знаю, что отвечать.
Сегодня, вместо того чтобы думать о Дипдине, я размышляла, как может
человек, желающий добра, поступать так несправедливо и опрометчиво, как
поступал Карл Первый. И я думала: жаль, что он, такой хороший и честный,
ничего и знать не хотел, кроме своих королевских прав; что, если бы он был
более справедлив и дальновиден и прислушивался к духу времени! И все же мне
нравится Карл, я уважаю и жалею его, бедного короля, сложившего голову на
плахе. Да, его враги хуже его: они пролили кровь, которую были не вправе
проливать. Как они смели убить его!
понять ее, - ведь я ничего, или почти ничего, не знала о предмете, который
навел ее на эти размышления. Я постаралась вернуть ее к интересовавшему меня
вопросу.
что-нибудь новое, что гораздо интереснее моих собственных мыслей; ее приятно
слушать, а часто она рассказывает о том, что мне давно хотелось бы знать.
только следую своим склонностям, и значит - это не моя заслуга.
по-моему, так и надо. Если бы люди всегда слушались тех, кто жесток и
несправедлив, злые так бы все и делали по-своему: они бы ничего не боялись и
становились бы все хуже и хуже. Когда нас бьют без причины, мы должны
отвечать ударом на удар - я уверена в этом, - и притом с такой силой, чтобы
навсегда отучить людей бить нас.
только маленькая, несмышленая девочка.
мои усилия угодить им, продолжает ненавидеть меня: это так же естественно,
как любить того, кто к нам ласков, или подчиняться наказанию, когда оно
заслужено.
загладить несправедливость.
как он поступает.
ненавидящим и презирающим вас.
должна была бы благословлять ее сына Джона, - а это совершенно невозможно!
я рассказала ей всю повесть моих страданий и обид. Я говорила так, как
чувствовала, страстно и с горечью, ни о чем не умалчивая и ничего не
смягчая.
замечания, но она молчала.
жестокосердечная, дурная женщина?
твой характер, как мисс Скетчерд не нравится мой. Удивительно, что ты
помнишь до мелочей все ее слова, все обиды. Как странно, что ее
несправедливое отношение так глубоко запало тебе в душу! На меня
несправедливость не производит такого неизгладимого впечатления. Разве ты не
чувствовала бы себя счастливее, если бы постаралась забыть и ее суровость и
то негодование, которое она в тебе вызвала?
опустилась еще ниже. Я видела, что ей не хочется продолжать разговор и что
она предпочитает остаться наедине со своими мыслями. Однако ей не дали
времени на размышление: к ней подошла одна из старших, рослая грубоватая
девушка, и заявила с резким кемберлендским акцентом:
комоде и не сложишь рукоделие, я позову мисс Скетчерд и покажу ей, что у
тебя делается!
приказание старшей, не медля и не прекословя.
Глава VII
с трудом привыкала к новым правилам и обязанностям. Страх, что я не
справлюсь, мучил меня больше, чем выпавшие на мою долю физические лишения,
хотя переносить их было тоже нелегко.
снегов, а затем, после их таяния, из-за весенней распутицы - наши прогулки
ограничивались садом; исключением являлось лишь путешествие в церковь, но в
саду мы должны были проводить ежедневно час, чтобы дышать свежим воздухом.
Убогая одежда не могла защитить нас от резкого холода; у нас не было
подходящей обуви, снег набивался в башмаки и таял там; руки без перчаток
вечно зябли и покрывались цыпками. Я помню, как нестерпимо зудели по вечерам
мои опухшие ноги, и те муки, которые я испытывала утром, всовывая их,
израненные и онемевшие, в башмаки. Доводила нас до отчаяния и крайняя
скудость пищи; у нас был здоровый аппетит растущих детей, а получали мы едва
ли достаточно, чтобы поддержать жизнь больного, дышащего на ладан. Особенно
страдали от недостатка пищи младшие воспитанницы. Взрослые девушки,
изголодавшись, пользовались каждым случаем, чтобы лаской или угрозой
выманить у младших их порцию. Сколько раз приходилось мне делить между двумя
претендентками драгоценный кусочек серого хлеба, который мы получали в пять
часов! Отдав третьей претендентке по крайней мере половину моего кофе, я
проглатывала остаток вместе с тайными слезами, вызванными мучительным
голодом.
плестись за две мили в брокльбриджскую церковь, где служил наш патрон.
Выходили мы уже озябшие, а до места добирались совершенно окоченевшие: во
время утренней службы руки и ноги у нас немели от стужи. Возвращаться домой
обедать было слишком далеко, и мы получали между двумя службами такую же
крошечную порцию мяса и хлеба, какая нам полагалась за обедом.
дорогой; резкий ветер дул с севера, с заснеженных холмов и буквально обжигал
нам лицо.
вереницы, плотно завернувшись в свой шотландский плащ, полы которого трепал
ветер, и ободряла нас словом и примером, призывая идти вперед, подобно
"храбрым солдатам". Другие учительницы, бедняжки, были обычно слишком
угнетены, чтобы поддерживать нас.
и в этом было отказано: перед обоими каминами немедленно выстраивался
двойной ряд взрослых девушек, а позади них, присев на корточки, жались друг
к другу малыши, пряча иззябшие руки под передники.
порция хлеба - то есть целый ломоть вместо половины - и, кроме того,
восхитительная добавка в виде тончайшего слоя масла. Мы мечтали об этом
удовольствии от воскресенья до воскресенья. Обычно мне удавалось сохранить
для себя лишь половину этого роскошного угощения, остальное я неизменно
должна была отдавать.
а также V, VI и VII главы от Матфея и слушали длинную проповедь, которую нам
читала мисс Миллер; она судорожно зевала, не скрывая утомления. Сон
настолько овладевал младшими девочками, что они валились со своих скамеек и
их поднимали полумертвыми от усталости. Помогало одно: бедняжек выталкивали
на середину комнаты и заставляли стоя дослушать проповедь до конца. Иногда
ноги у них подкашивались, и они, обессилев, опускались на пол; тогда старшие
девочки подпирали их высокими стульями.
сказать, что этот джентльмен отсутствовал почти весь первый месяц моего
пребывания в Ловуде; может быть, он продолжал гостить у своего друга
викария. Во всяком случае, в его отсутствие я была спокойна. Мне незачем
говорить о том, почему я так боялась его. Но в конце концов он явился.
сидела, держа в руках аспидную доску, и размышляла над трудным примером на
деление, как вдруг, рассеянно подняв глаза, я увидела, что мимо окна прошла
какая-то фигура. Я почти инстинктивно узнала этот тощий силуэт; и когда две
минуты спустя вся школа, включая и преподавательниц, поднялась en masse [как
один человек (фр.)], мне незачем было искать глазами того, кого так
приветствовали. Кто-то большими шагами прошел через классную комнату, и
возле мисс Темпль - она тоже поднялась - вырос тот самый черный столб,
который так грозно взирал на меня, стоя на предкаминном коврике в Гейтсхэде.
Я пугливо покосилась на него. Да, я не ошиблась: это был мистер Брокльхерст,
в застегнутом на все пуговицы пальто, еще больше подчеркивавшем его рост и
худобу.
помнила ехидные намеки, которые ему делала миссис Рид по поводу моего