не успел еще ступить на ведущую вверх лестницу, как вокруг
него засвистели, застучали в дерево, завизжали, рикошетируя от
железных угольников и скреп пули.
Это был вепрь, носорог, крылатый огнедышащий змей, огромный и
стремительный. Он вился клубком вокруг вышки, бросался на нее,
ревя и визжа, он сотрясал ее, и Ромке казалось, что вышка
шатается, что это уже никакая не вышка, а качели, иначе как
объяснишь, что вот всего мгновение назад перед его глазами
было небо, и уже - земля, и снова площадка летит вверх, и
снова рушится - в визге, грохоте и реве. И уже чудились ему
вокруг какие-то страшные морды, ощеренные пасти, и хвосты, и
хохот...
человечишку, который вертелся юлой, метался среди бревен как в
клетке и совсем потерял голову. Осталось в последний раз без
спешки зайти в атаку и спокойно расстрелять эту букашку.
колебалась перед глазами, словно крылья огромной птицы, бревна
вертелись вокруг каруселью, горло было раскалено и забито
песком, и сердце силилось выскочить из него - и не могло. И
когда Ромка представил, какое жалкое зрелище собой
представляет - и это он, который так красиво начал эту игру.
Как же вышло, что все повернулось наоборот, что немцу удалось
его замордовать, что вместо дуэли получилась травля?..
издерганного, расщепленного пулями настила - точно там, где он
стоял в самый первый раз и в той же позе.
косясь в сторону немца.
руки, давая им передышку, чтобы не дрожали, если ему так
повезет, что он сможет выстрелить. Он уже не прикидывал,
сколько остается до самолета и что сейчас немец делает, когда
начнет стрелять; и что самому предпринимать - не думал, Он
просто считал: один, два, три... - размеренно считал, чтобы
сосредоточиться, чтобы успокоить сердце и нервы. И ему это
удалось, он даже сумел отвлечься на несколько мгновений; они
выпали из его сознания, а потом он как будто очнулся и вдруг
понял, что самолет все еще не стреляет. Он был уже совсем
рядом - вот-вот врежется - и не стрелял...
он встал боком, уперся и выдержал воздушный удар, но пока
восстановил равновесие и хорошенько прицелился, самолет уже
был далеко. Ромка все-таки выстрелил, не столько для дела,
сколько для нервной разрядки: все же эти несколько секунд ему
нелегко достались. Он испытал разочарование, что немец не
стрелял; этим вроде преуменьшалась Ромкина доблесть. И еще он
чувствовал, как опять подступает злость. Ведь немец продолжал
с ним играть, как кошка с мышонком.
случилось нечто неожиданное: немец не кинулся в лобовую атаку,
а стал мешкать, сбросил скорость и как-то неуверенно,
нерешительно пошел по кругу, причем и круг-то он делал на
приличном отдалении, свыше ста метров. Летчик высунулся из
кабины и опять погрозил Ромке кулаком.
давай! налетай! дави! - Еще выстрел. - Что я вижу: ты хочешь
оставить меня одного? Ты делаешь мне ручкой? И тебе вовсе не
нравится прощальный салют? Ах ты, падло!..
еще раз, и бегал по площадке, и еще что-то кричал, размахивал
руками, и грозил винтовкой. Он кричал всякие слова, а иногда
просто "Ого-го-го!", пока самолет не растаял на востоке;
только тогда Ромка перевел дух и обтер мокрое лицо полой
гимнастерки, при этом он случайно глянул вниз.
строчкой посреди цветущих июньских трав, стоял немецкий
мотоцикл с коляской и пулеметом. Трое немцев давились от еле
сдерживаемого смеха, не желая выдавать свое присутствие. Но
теперь им не было смысла таиться - и дружный хохот ударил
Ромку прямо в сердце.
патронташ. Пусто. И в винтовке осталось только два патрона.
среагировали: ствол пулемета поднялся вверх, а тот, что сидел
позади водителя, в каске и без френча, в одной лиловой майке,
слез с седла, отошел на несколько метров в сторону я поднял
автомат.
спуститься. - Ком!
наш поединок, наше вдвоем с ним дело - чего бы он стал
приглашать кого-то со стороны? Нет, эти сами приехали. Небось
видно было со всей округи, как мы шумим".
немцам рукой. Он не представлял, как будет выпутываться, и
тянул время.
Ты что, не понимаешь, дурак? Может, я неясно говорю? Так у
меня есть переводчик!
продырявили настил вокруг Ромки. "Ох и бьет, собака!" - восхи-
щенно подумал он и осторожно ступил на лестницу.
винтовку, понял?
осторожно спускаясь, ступенька за ступенькой; винтовку он и не
думал бросать.
ваткой, махнули возле лица. Но Ромка уже сошел на первую
площадку.
бы добраться до них..."
последний раз предупреждаю!
лестницу, закусил губу - и лестница загудела от ударов, и две
верхние ступеньки разлетелись в щепки.
шагнул на уцелевшую ступеньку.
метров: может, с двухсот. Немец дернулся вверх, пошел-пошел в
сторону, теряя на ходу автомат, запутался сапогами в траве и
сел.
держа винтовку под мышкой. Немцы словно забыли о нем, глядели
куда-то в сторону. Сейчас бы по ним пальнуть... Ведь их двое
осталось, а у него как раз два патрона. Но стрелять отсюда
было бы ужасно неудобно: пока примостишься между
ступеньками...
стреляли, - и пулеметчик повалился из коляски.
опорами. И - влево-вправо, влево-вправо - пошел зигзагом через
луг вниз по склону. Но сверху все это выглядело слишком
просто. Ромка медленно поднял винтовку и сбил немца с первого
же выстрела. Мотоцикл промчался еще несколько метров, попал в
рытвину, повернулся и заглох.
земли было больше пяти метров. В другое время это его бы не
остановило: просто спрыгнул бы - и все. Но сейчас он
чувствовал, что прыгать нельзя. Что обязательно подвернет или
сломает ногу. Вот такое отвратное было у него самочувствие.
нему вниз.
хорошо, если метра полтора в нем наберется. Узбек. Такое лицо,
что сразу видно: не просто восточный человек, а именно узбек.