не верить.
обычаи?
костелы, вечернее гулянье на старой площади в Кракове,
воскресную главную улицу Варны, отданную гуляющим, воскресные
итальянские карусели, кукольников, танцы. И вот, пожалуйста,
австралийцы, такие общительные, простые, веселые люди, зачем-то
заперлись в своих домах. Закрыты театры, кино, кабаре. Ни
выпить, ни потанцевать, никакого культурного досуга.
- сказал Джон. - Очень полезно. Собирайтесь, мы едем на пикник.
естественное для него было поступать необычно. Он и сам был
весь необычен. Он был похож на гризли или на Фальстафа. Выбрать
окончательно не могу, потому что ни того, ни другого я не
видел. Ходил он переваливаясь, громадные волосатые руки его
были всегда растопырены. Брюки свисали, темные пятна пота
выступали на рубахе, и при этом он каким-то образом сохранял
утонченное изящество. Есть такие люди, у которых изящество
никак не связано с их внешним видом: выпирает брюхо, растрепаны
седые волосы, потный, пыхтящий - и все ему идет, все равно он
аристократ.
диплом королевского адвоката, - из этой бумаги следовало, что
он особо важный адвокат, заслуженный. Он позволял себе не
считаться ни с кем и брался за безнадежные дела, бесплатно вел
процессы бедняков и аборигенов, ему позволялось то, что нельзя
было другим. Никто бы не удивился, если бы увидел Джона
навеселе и в расхристанном виде. А вот, например, Флекс, тот не
имел права появляться без галстука. Каждому было положено свое.
говорливую, занятую в будни куплей-продажей, американским
боевиком - "Клеопатрой", приездом английского дюка...
Джон. - Людям некогда заниматься собой. Годами не успевают
добраться до себя. Раньше книги заставляли человека думать,
теперь читают для того, чтобы не думать.
и опадали. Цвели высокие алые банксии, и пропадало ощущение
пустынности, мир наполнялся красками, запахами. Хорошо, что для
природы не существовало воскресенья, - отсутствие людей
нисколько не портило ее.
машины. На их крышах блестели привязанные серфинги - легкие
доски с килем, сделанные из серебристого пенопласта.
волны, так же как мы на лыжах. Только вместо снежной горы -
водяная, вместо двух лыж - одна доска, вместо свитера -
трусики. Вместо мороза - февральская жара, солнце движется
наоборот, справа налево, на севере теплей, чем на юге, мохнатые
звери высиживают яйца, деревья меняют не листья, а кору - все
шиворот-навыворот, страна наоборот, как говорится в одном
стихотворении Галины Усовой. Она занимается переводами
австралийской поэзии, Австралия - ее страсть. Кто собирает
марки, кто ходит на футбол, кто в филармонию, а Галя Усова
любит Австралию (хобби площадью почти восемь миллионов
километров), любит так, что даже пишет стихами:
том, что так никогда и не увижу их многолюдными. Воскресенье.
Господь бог решил в воскресенье отдохнуть, уже были созданы
земля, и небо, и Австралия с акулами, он почил от трудов своих,
но все же что он делал в этот первый выходной день? Как он
отдыхал? Это была такая же загадка, как и то, что творилось за
прикрытыми жалюзи коттеджей.
когда встретил в аэропорту, - это то, что у него новая машина.
Уже потом он сказал, что у него вышла новая книга, что жена
выздоровела и что они переехали в другой дом. Все это были
новости второго порядка. Флекс наслаждался новой машиной.
спидометр. Стрелки подходили к последнему делению, к цифре 100.
мелькали со свистом. Крыши сливались в одну крышу, окна в одно
окно. Только благодаря массе Джона Брея наша машина не
взлетала в воздух. Я наклонился к спидометру. Под цифрой 100
была вторая цифра - 160. Так я понял раз и навсегда, чем
отличаются мили от километров. Но было уже поздно. В таких
случаях лучше не смотреть на дорогу. Тем более что Флекс тоже
не часто смотрел на нее. Он рассказывал о своей школе, он там
директорствует, потом он стал объяснять философские стихи
Джона. Я старался не отвечать, чтобы прекратить разговор.
Получалось еще хуже. Флекс поворачивался ко мне обеспокоенный
молчанием. Он начисто забывал о дороге, выясняя мое настроение.
Когда я отвечал, Флекс успокаивался и продолжал, размахивая
руками, цитировать стихи. Он не мог читать стихи и держаться за
руль. У каждого своя манера читать стихи. Я не встречал ни
одного австралийца-водителя, который бы умел разговаривать,
смотря при этом на дорогу. Одни считают долгом вежливости
смотреть на тебя, когда ты говоришь. Другие поворачиваются к
собеседнику, когда он слушает их объяснения. Видите ли, их
интересует реакция. Молчаливые водители мне не попадались.
несколько машин, набитых детьми, корзинами со снедью, надувными
матрасами. Все это напоминало эвакуацию. Парни в голубых
униформах окутали нашу машину шлангами: заливали бензин, масло,
добавляли сжатого воздуха в шины. Как ни быстро они орудовали,
машина еще быстрее раскалялась. Остановка на таком пекле -
гибель. Машина превращается в духовку. Мы корчились в ней, как
грешники. С какой нежностью вспоминаются из этого ада -
слякоть, туман, насморк и прочая ленинградская благодать. Что
произошло с нашим чахлым, гриппозным солнышком на этой половине
земного шара? Никакое оно не солнышко - это насос, который
разъяренно выкачивает из тебя пот. Вкуснейшие ананасные джусы,
и апельсиновые джусы, и ледяное виски с содовой, пиво, кофе -
все перегоняется в липкий соленый пот. Потеет вся страна. Никто
не борется за место под солнцем. Полезная площадь страны
исчисляется в такие часы количеством тени на одного человека.
Качественной, густой тени не найти, тень жиденькая, в тени
градусов сто. Наш Цельсий гуманней ихнего Фаренгейта. Я пробую
умножить Фаренгейта на мили... В этой жаре мысли мои, не
успевая созреть, усыхают, от них остаются наиболее крепкие
прилагательные. Подумать только, что за все время я не видел
здесь ни одного серьезного облака. Куда девается то огромное
количество воды, которое ежесекундно испаряется из населения?
сядешь. Сиденье накаляется так, что думаешь: вот-вот сгорят
штаны и все остальное.
хорошее настроение. Флекс предложил опускать в такие дни
Австралию в океан хотя бы на полминуты. Пошипит, но все ж
Роллинс Джеймс
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Каргалов Вадим