Чтение 15–й страницы книги ~Наш человек в Гаване~

одна из трех подушек была распорота. Содержимое шкафа было раскидано по
полу, кругом валялись старые письма и счета, а среди них, точно
выброшенная на сушу рыба, лежала прядь белокурых волос, перевязанная
черной лентой.

- Но почему?.. - спросил Уормолд.

- Это еще не так страшно, - сказал Гассельбахер, - пойдемте туда.

В маленькой комнате, где Гассельбахер устроил лабораторию, все было
перевернуто вверх дном. Среди обломков еще пылала газовая горелка. Доктор
Гассельбахер ее потушил. Он поднял пробирку; ее содержимое было размазано
по дну раковины.

- Вам не понять, - сказал он. - Я пытался получить бактерии из... ну,
все равно из чего. Я знал, что у меня ничего не выйдет. Это была только
мечта.

Он тяжело опустился на высокий складной стул, - тот неожиданно
подкосился под его тяжестью, и Гассельбахер грохнулся на пол. Кто-нибудь
всегда бросит под ноги герою трагедии корку банана... Гассельбахер
поднялся и отряхнул брюки.

- Когда это случилось?

- Мне позвонили по телефону и вызвали к больному. Я сразу почувствовал
что-то неладное, но нужно было идти. Я не мог позволить себе не пойти.
Когда я вернулся, я нашел то, что вы видите.

- Кто это сделал?

- Не знаю. Неделю назад ко мне заглянул какой-то человек. Я его никогда
раньше не видел. Он попросил меня оказать ему одну услугу. Это не имело
отношения к медицине. Я сказал: нет. Он спросил, на чьей стороне мои
симпатии - Востока или Запада. Я пробовал отшутиться. Сказал, что они
где-то посередине. - Гассельбахер добавил с укором: - Несколько недель
назад и вы задали мне тот же вопрос.

- Я ведь шутил, Гассельбахер.

- Знаю. Простите. Хуже всего то, что они повсюду сеют подозрения. -
Гассельбахер уставился в раковину. - Ребяческие мечты! Все это так, я
знаю. Флеминг открыл пенициллин случайно, по вдохновению. Такая
случайность невозможна без вдохновения. С пожилым врачом средней руки
подобных случайностей не бывает, но им-то до этого какое дело? Какое им
дело до того, что мне хотелось помечтать?

- Ничего не понимаю. Что за всем этим кроется, как по-вашему?
Что-нибудь политическое? Какой национальности был тот человек?

- Он говорил по-английски вроде меня, с акцентом. В наши дни во всем
мире люди говорят" с каким-нибудь акцентом.

- Вы звонили в полицию?

- Откуда я знаю, что он сам не был из полиции? - сказал доктор
Гассельбахер.

- Они что-нибудь взяли?

- Да. Кое-какие документы.

- Важные?

- Не надо было их хранить. Это были старые документы, тридцатилетней
давности. В молодости ввязываешься в разные дела. Нет такой жизни, которая
была бы совершенно безупречной, мистер Уормолд. Но я думал, что прошлое
есть прошлое. Я был слишком большим оптимистом. И вы, и я не то, что
здешние люди: у нас нет исповедальни, где можно похоронить дурное прошлое.

- Но что вы обо всем этом думаете?.. И что они могут сделать еще?

- Занесут меня в какую-нибудь картотеку, - сказал доктор Гассельбахер.
- Им надо набить себе цену. Может быть, на карточке они присвоят мне
звание ученого-атомника.

- А вы бы не смогли начать ваш опыт сначала?

- Что ж, пожалуй, мог бы. Но я никогда не верил в него по-настоящему, а
теперь все это ушло в канализационную трубу. - Он отвернул кран, чтобы
ополоснуть раковину. - Я не смогу отделаться от воспоминаний об этой...
гадости. То была мечта, а действительность - вот она. - Что-то похожее на
поганку застряло в стоке. Гассельбахер протолкнул слизь пальцем в трубу. -
Спасибо, что пришли, мистер Уормолд. Вы настоящий друг.

- Разве я могу вам помочь?

- Вы дали мне выговориться. Мне уже легче. Вот только из-за документов
я побаиваюсь. Может быть, они пропали случайно? А может, я просто не нашел
их во всем этом хаосе.

- Давайте, я помогу вам искать.

- Нет, мистер Уормолд. Мне не хочется, чтобы вы видели то, чего я
стыжусь.

Они выпили по две рюмки в разгромленной гостиной, и Уормолд ушел.
Доктор Гассельбахер стоял на коленях под "Смеющимся кавалером" и выметал
мусор из-под дивана. Захлопнув дверцу своей машины, Уормолд почувствовал,
как раскаяние скребется в его сердце, словно мышь за стеной тюремной
камеры. Но, даст бог, скоро он так выдрессирует свою совесть, что сможет
кормить ее из рук. Удавалось же это другим - тем, кого до него вербовали в
уборных, кто до него отпирал двери гостиниц чужим ключом, получал
инструкции о симпатических чернилах и новом применении "Шекспира для
детей" Лама. У каждой шутки есть оборотная сторона - чувства того, над кем
подшутили.

Зазвонили колокола храма Санто-Кристо, голуби взмыли с крыш прямо в
золотой вечер и закружили над лотерейными лавчонками улицы О'Рейли и над
банками Обиспо; мальчики и девочки в черно-белой форме, с черными ранцами,
не отличимые друг от друга, как галчата, ручейками потекли из школы
св.Младенцев. Возраст отделял их от мира взрослых - от мира 59200, - и их
легковерие было совсем иного рода. Скоро придет домой Милли, с нежностью
подумал он. Какое счастье, что она все еще верит в сказки: в непорочное
зачатие, в образа святых, проливающих слезы или твердящих во мраке слова
любви. Готорн и иже с ним были не менее легковерны, но они принимали за
чистую монету кошмары, страшные вымыслы из фантастических романов.

Нет, играть - так уж играть. По крайней мере он доставит им
удовольствие за их деньги, он снабдит их для картотеки чем-нибудь почище
экономического доклада. Уормолд набросал черновик: "Номер 1 от 8 марта
абзац А начинается во время моей поездки в Сантьяго я слышал из разных
источников сообщения о крупных военных сооружениях в горах Орьенте точка
эти работы настолько обширны что не могут быть предназначены для борьбы с
мелкими повстанческими отрядами которые там засели точка ходят слухи о
расчистке больших участков точка маскируются лесными пожарами точка
крестьян ряда деревень принуждают возить камень абзац Б начинается в баре
гостиницы в Сантьяго познакомился с испанцем летчиком кубинской
авиакомпании в состоянии сильного опьянения точка утверждает что на пути
из Гаваны в Сантьяго видел обширные бетонные площадки слишком большие для
любых гражданских сооружений абзац В начинается 59200/5/3 сопровождавший
меня в Сантьяго взял на себя опасное поручение и зарисовал возле военного
штаба в Байамо необычного вида машины отправляемые в леса точка чертежи
следуют диппочтой абзац Г начинается разрешите выплатить особое
вознаграждение учитывая серьезный риск которому он подвергался и временно
приостановить работу над экономическими докладами в связи с тревожным и
важным характером сообщений из Орьенте абзац Д начинается проверьте Рауля
Домингеса кубинского пилота которого предлагаю завербовать в качестве
59200/5/4".

Уормолд с жаром принялся зашифровывать свое послание. "Вот уж не думал,
что я на это способен! 59200/5 знает свое дело", - не без гордости подумал
он. Его веселое настроение заразило даже Чарльза Лама. Он остановил свой
выбор на странице 217, строка 12: "Но я откину занавес и покажу вам
картину. Разве она не хороша?"

Уормолд вызвал из магазина Лопеса. Он вручил ему двадцать пять песо и
сказал:

- Вот деньги вперед за первый месяц.

Он слишком хорошо знал Лопеса, чтобы ожидать от него благодарности за
лишние пять песо, но был обескуражен, когда тот заявил:

- Да, а на тридцать песо можно было бы жить.

- Вы еще недовольны? Фирма вам платит большие деньги.

- Но требует много лишней работы, - сказал Лопес.

- Что за чушь! Какой работы?

- Личных услуг.

- Каких личных услуг?

- Она, наверно, потребует много лишней работы, а иначе зачем бы вы
стали платить мне двадцать пять песо?

В денежных спорах Лопес всегда брал верх.

- Принесите мне из магазина один "Атомный котел", - сказал Уормолд.

- У нас только один и есть в магазине.

- Вот и принесите его наверх.

Лопес вздохнул.

- Это что, личная услуга?

- Да.

Оставшись один, Уормолд разобрал пылесос. Потом он сел за стол и
принялся тщательно снимать с него чертежи. Позже, откинувшись на спинку
стула и разглядывая свои наброски пульверизатора, отсоединенного от
шланга, игольчатой трубки, наконечника и патрубка, он задумался: "Уж не
зашел ли я слишком далеко?" Он заметил, что позабыл проставить размеры.
Проведя черту, он указал масштаб: три фута в дюйме. Потом для сравнения
нарисовал рядом с наконечником человечка величиной в два дюйма. Он
аккуратно одел его в темный костюм, снабдил котелком и зонтиком.

Когда Милли вернулась в этот вечер домой, он все еще был занят своим
донесением, а на столе перед ним лежала большая карта Кубы.

- Что ты делаешь, папа?

- Первые шаги на новом поприще.

Она заглянула ему через плечо.

- Ты хочешь стать писателем?

- Да, сочинять фантастические романы.

- Тебе будут платить много денег?