просачивается ко мне в сознание:
она сделает все, чтобы принизить его до своего уровня! - он виден мне в
профиль, обрюзгшая щека подпирает глаз; лицо поворачивается ко мне, играют
резкие, глубокие складки лба. Мне мнится, вся вселенская скорбь засела в
этих морщинах. - Я живу с Агриппиной двенадцать лет, мы сменили три
радиоприемника, она погрязла в вещах, она привержена к одним лишь предметам!
вещизм - вот явление...
убойностью воображения: учитель обнимает, целует ее...
возмущен.
комнате, Марфа - в кресле напротив меня; положив подбородок на ладонь,
глядит ревниво-настороженно.
влюбилась в учителя физкультуры, мне было пятнадцать. Ты более ранняя
пташка. О, как безумно я была счастлива, когда он после моей записки пришел
на свидание и меня поцеловал! Но, представляешь, что было со мной, когда он
на другой неделе женился?
перебросить в нее мое взгальное неистовство правды. - Ты
выдумала-выдумала-выдумала!!!
хочется мне помочь, но он пока нерешителен: он не знает еще окончательно,
что предпринять. Как-то из их комнаты донеслось: "Перевести в школу в
город..." - Марфа Валтасару. Он что-то отвечал... "Евсей восхищен - дар
математика!.."
карандаши, прочую разбросанную по столу мелочь; мне было абсолютно
наплевать, во что уткнуто мое лицо. Подумал - хоть бы меня действительно
перевели в городскую школу, чтобы я никогда не видел ее...
собираюсь: Валтасар, Марфа грустно наблюдают.
пожалуйста, не задерживайся.
подхожу к школе задворками, продираюсь сквозь омертвевшие ноябрьские кусты:
сейчас я почему-то не могу войти, как все, в школьные ворота. Ковыляю в
темноте по бездорожью, спотыкаюсь об острые мерзлые кочки.
обладателем разящего удара Саней Тучным - взмахиваю рукой, словно, как он,
швыряю сигарету. Это придает мне решительности.
разукрасил праздничную, в честь вечера, "молнию" - моет в банке с бензином
кисти. Боря доволен, что выполнил возложенное на него поручение, и ему дела
нет, что в двух шагах, в зале, танцуют. Он безмятежно моет кисточки. Нос
щекочет запах бензина.
изламываясь, распадаются на торсы, бедра, все дергается, мечутся тени: я как
будто вижу нутро гигантских бешено работающих часов. Она! Вижу ее танцующей.
зал как на хорошую свою работу. Улыбаются.
длинный! Мамочка моя, ну и носище! Насколько безобразнее воображенных мной
уличных подонков кажется сейчас этот элегантный учитель!
Катю. Ему не лучше, чем мне, - она танцует с другим.
я-то, глупец, считал Бармаля недотепой.
скажешь.
Я мычу, о, как я мычу, скрежещу зубами!.. Он погружает нос в ее волосы!
ночь, в темноту, в мороз, в безмолвие! Подальше от этого зала! Подальше от
нее с ее гнусным хахалем!..
повторяют.
обнажены, это портит ее, в этом есть что-то церемонное, она сейчас не похожа
на себя - сильную, умную: обычная смазливая девушка. Не очень молодая. Во
мне яро нарастает смятение - я или ударю ее, или обниму... Меня словно
выбросило из зала.
банка с бензином. Бензиновый душок остро, сладко дразнит.
один момент, Гога, спички!
и тоже смеется; хватаю с подоконника банку, набираю бензина полный рот,
вприпрыжку возвращаюсь в зал...
нутро гигантских часов. Она не танцует... Она смотрит на меня.
фокус! Мне дико весело, и я покажу шикарный фокус - вы упадете!"
хорошую свою работу. Фокус-фокус-фокус!!!
выпускаю до потолка многоцветный сияющий веер - голубое, оранжевое, белое
пламя. Пламя отскочило от потолка в лицо, раздирая губы, рвется в горло;
слышу мой вопль - он меня спасает: криком я выбросил изо рта пылающие пары.
17.
каких-то примочек, что закрыли уши и правый глаз: не вижу, кто справа от
меня в палате; там тихо разговаривают, а слышится - журчит вода. Хочется
подползти, подставить голову под водяную струйку, чтобы не так саднило под
бинтами.
суетливой заботливости, от вымученных улыбок я едва не разнюнился. Грустно
поразило: собранный Валтасар может быть таким жалко разбитым... Он долго,
как-то виновато объяснял, что мне необходимо сегодня выпить все молоко - он
специально искал козье, козу подоили при нем.
беспомощно оглядывался на Марфу.
сделать очередное замечание медсестре, колебалась - оставить меня в этом
отделении или забрать в свою клинику... Я мучительно ждал расспросов,
упреков... Когда они ушли, не тронув моей драмы, защемило сердце: как я
перед ними виноват! Как их мучаю!
поудобнее, глаза прилипли к двери. Дверь открылась. Ярко-желтые волосы над
неумело накинутым белым халатом. Волосы цвета старого струганого дерева...
Эти несколько дней в больнице я затаенно мечтал о ее приходе, даже не
столько мечтал (это было бы слишком дерзко), сколько пытался скрывать от
себя, что мечтаю.
Афанасьев Роман
Перумов Ник
Березин Федор
Прозоров Александр
Херберт Фрэнк
Роллинс Джеймс