долю секунды -- и оружием завладела бы Инара. Все-таки реакция у этой
йомалатинты была неплохая.
стоять же вот так, держа их под прицелом, вечно. Я огляделся. Телефона
поблизости не было. Меряч лежал навзничь, и грудь его была разворочена так,
что смотреть не хотелось. Все-таки пуля калибра 5,47 со смещенных центром
тяжести -- штука страшная. Рита, обмякнув, в глубоком обмороке сползла по
стене на паркет. Инара снова опустилась на пол, теперь уже осыпая бранью
меня. Инга сидела за столом. Она вообще за вое это время ни разу не
пошевельнулась, даже в тот момент, когда я приказал всем лечь, чтобы не
угодить под шальную пулю. Это был какой-то ступор. Наконец, я углядел
телефон. Он стоял на полке стеллажа с кегельными шарами. Выпускать Инару из
поля зрения мне совсем не хотелось.
бронекомбинезонах с автоматами в руках -- образцовая группа захвата.
голове. И второй раз за сутки я потерял сознание.
начисто. В следующие я уже временами сознавал, что лежу в постели у себя
дома, а Магда поит меня какой-то пакостью. На четвертый день я пришел в себя
настолько, что надиктовал отчет для господина Пугоева, -- невзирая на
героическое магдино сопротивление. Цербер, кстати, из нее получился
первоклассный, я начал даже опасаться, не слишком ли. Может, конечно, она и
была права, но мне нетерпелось поскорее покончить с этим делом. Правда,
Фальстаф Пугоев пенять на задержку с отчетом не стал. Вскоре от него пришло
благодарственное письмо, а еще через несколько дней банк известил меня о
поступлении двадцати трех тысяч кун. Сумма эта соответствовала нашему
договору, причем издержки были покрыты даже с лихвой. Не берусь судить,
предстоящее ли наследство или что другое склонило Пугоева к широкому (пусть
и не слишком) жесту( Но так или иначе, дело можно было считать закрытым.
Впрочем, это было уже потом.
делал это даже с удовольствием. Похоже, составление отчета оказалось тем
последним эхом, за которых наступает уже окончательная тишина. Вставать я не
только не мог -- мне этого вовсе не хотелось. Не хотелось вообще ничего. Я
часто засыпал ( недолгим, но каким-то тягучим сном, и чуть ли не каждый раз
снова возвращался в этот проклятый подвальный кегельбан, и опять видел
доктора Меряча; я пытался задать ему некий вопрос -- и не успевал, он падал,
но -- во сне -- беззвучно, из развороченной груди била кровь,
неправдоподобно яркая, ненастоящая, но именно потому еще более
отвратительная. И я просыпался и не мог вспомнить, о чем должен был успеть
его спросить, зачем мне это нужное и снова засыпал, и так по многу раз
подряд. Впрочем, наяву я тоже возвращался мыслями к Мерячу. Я мог понять
этих несчастных, доведенных до отчаяния баб. Но что двигало им? Чем питалось
его упорство? Я пытался заставить себя не думать обо всем этом,
переключиться, но ничего не получалось. Не помогали ни комедии с Ануш Акопян
и Пьером Турром -- самое надежное средство на магдин взгляд, ни
патентованные таблетки, от которых мысли становилось более вязкими,
замедленными -- и только.
свете хочу есть. И еще -- встать. Голова слегла кружилась; ноги, однако,
держали вполне прилично. Я спустился в кухню и к ужасу Магды произвел там
изрядное опустошение. За этим преступным занятием и застал меня Павел.
переглянулся с Магдой, я понял, что они уже успели спеться. Павел улыбнулся,
похлопал меня по плечу и с неистребимым профессиональным оптимизмом изрек:
-- говорить с набитым ртом было непросто, но я справился. -- Хотите печенки?
Магда дивно запекает ее с луком в фольге.
Не на такого нарвались. Кто ж от дармового обеда откажется только потому,
что еще рано?
концов, он оставил меня в своих пациентах, когда я переехал сюда, в новый
дом. А ведь теперь ему приходилось мотаться через весь город(
приободрилась, и мы премило посидели, хотя после кофе Павел все-таки
заставил меня подняться в спальню и подверг осмотру с пристрастием.
удалось выкрутиться, Марк. Не знаю, долго ли будет продолжаться такое
везение -- при вашей-то профессии! -- но сейчас так. Только не торопитесь.
Вставайте понемногу, на час-другой. Читайте, если глаза не устают и головной
боли нет. Появится -книжку долой. То же и с телевизором. Обязательно
прогулки -- по часу два раза в день. И легкий тренинг. Но -- действительно
легкий. Потом снова сможете на полную катушку. Конечно, лучше всего вам
сейчас податься на курорт. На месячишко. Есть возможность?
жизни.
крайней мере месяца два. Если не хотите неприятностей.
всегда давал ему возможность похвастать каким-нибудь очередным рыбьим дивом.
На этот раз я попал в десятку.
любитель. Редкая, и потому стоит( -- Он прищелкнул пальцами. -- Сами
понимаете. Но и стоит того -- приезжайте, не пожалеете. Не рыбки -- живой
свет.
скопившиеся за полторы недели газеты. Читать, однако, не хотелось. Я устал и
совсем начал было задремывать, когда в памяти всплыли вдруг слова: "порода
молодая". Сотни раз я слышал что-то подобное, но никогда не задумывался.
Принимал как данность. А ведь в самом деле, сколько же всего на свете
человек вывел ( лошади, кошки, коровы, куры, собаки, рыбы( Не счесть. И
почитал себя вправе. Не сомневался. Для охоты на львов собаку? Получите
эрдельтерьера. Канареечку басовую -- распишитесь в получении. Гиппопотамчика
в полметра ростом -- ради Бога, любезные мои, нате вам! Надо будет -- и
льва-вегетарианца выведем, идеально приспособленного к спасанию на водах. А
вот сам человек -- табу. И думать не смей!
очередное витаминное пойло, -- как ты думаешь, почему новые породы кошек
выводить почетно, а стоит за людей приняться ( сразу в компрачикосы запишут?
фейхоа с фенхелем, не то хрен с хурмой. Но съедобно.
воскресной школы. А человека сотворил по образу своему и подобию на шестой.
Вот и выходит, что человеки могут выводить тварей земных, морских да
небесных, а человеков -- только Бог. Понял, философ? -- Магда фыркнула и
ксилофонно промчалась по ступенькам вниз, судя по всему, весьма довольная
собой и своим ответом.
впрямь здорово въелась в нас эта идея. Невольно, подсознательно,
инстинктивно, как ни называй, а попробуй-ка представить, что кто-то хочет
изменить человека. Подправить. Чуть-чуть. С самыми благими намерениями. И
враз -- мороз по коже. Иррациональный, прямо скажем, мороз. И потому, если
всерьез такое задумать -- так уж не признаваться. Закамуфлировать, за любые
ширмы спрятать. Вот оно как получается. Ах, хребтом тя по хлебалу, как
говаривает наш правдивый Кудесник. Вот только -- кого? Законодателей,
которых, может, и в живых уже нет -- закону-то за тридцать перевалило?
Несчастных этих йомалатинт? Или вообще наш неустроенный мир?
немного. Пугоевский гонорар позволял бездельничать еще месяца три-четыре,
если понадобится. Да и без того на счету кое-что было. И значит, советом
Павла пренебрегать не стоило. В конце концов, мое здоровье -- инструмент
рабочий. Куда я буду годиться, если не войду снова в форму? Только на