инженер начал предпринимать непродолжительные прогулки вверx и вниз по реке.
Можно было подумать, что ему просто хочется вырваться из дому, и лицо у него
в эту пору было довольно мрачное.
это его хотят рассчитать? Но ведь Гринхусен ни разу не попадался на глаза
фру с тех самых пор, как она приехала. Чем он ей не угодил, непонятно.
собрался и ушел с Гринхусеном куда-то вверх по реке.
новостями, но я ни о чем его не спрашивал. Вечером сплавщики поставили
Гринхусену угощение, и он начал свой рассказ: "Что это за сестру завел себе
господин смотритель? Не собирается ли она уезжать?" Никто не мог ему
ответить, да и с чего бы ей уезжать? "С такими сестрами один соблазн и
морока,- разглагольствовал Гринхусен.- Уж хочешь связаться с женщиной,
возьми такую, на которой решил жениться. Я ему прямо так все и выложил!"
"Прямо так и выложил?" - спросил кто-то.
брата,- сказал Гринхусен, лучась от самодовольства.- Думаете, зачем он меня
вызвал? Сроду не угадаете! Ему захотелось поговорить со мной. Поговорить,
только для этого. Он раньше меня сколько раз вызывал, и теперь тоже взял да
и вызвал". "А о чем он с тобой говорил?" - спросили у Гринхусена. Гринхусен
напустил на себя неслыханную важность, "Я вовсе не дурак, я с кем хочешь
могу поговорить. И язык у меня подвешен, как дай бог каждому. У тебя,
Гринхусен, есть соображение, сказал господин инженер, вот тебе за это две
кроны. Так слово в слово и сказал. А ежели вы мне не верите, можете
взглянуть. Вот они, две кроны-то". "А говорили вы о чем?" - в один голос
спросили несколько человек. "Наверное, Гринхусену нельзя про это
рассказывать",- вмешался я.
меня за Гринхусеном. Он так мало пожил на этом свете, что при любом
затруднении ему требовался человек, которому можно поплакаться. Вот он ходил
сколько дней с поникшей головой и сердце у него разрывалось от жалости к
самому себе, и он захотел, чтобы весь мир узнал, как жестоко покарал его
господь, лишив возможности предаваться обычным удовольствиям. Этот спортсмен
с оттопыренным задом был всего лишь злой пародией на молодость, плаксивым
спартанцем. Интересно бы узнать, как его воспитывали.
теперь я, вероятно, ненавижу его за то, что он молод. Не знаю, может, я не
прав. Но мне он кажется пародией.
на меня.
сказал Гринхусен.
ничего не узнает".- "Точно,- сказал другой.- Вот как бы он сам первый не
побежал докладывать и наушничать".
захочу, и тебя не спрошусь. Да. А чего мне, раз я говорю чистую правду. И
ежели ты хочешь знать, господин инженер для тебя тоже припас новость первый
сорт. Дай только срок, он тебя разуважит. Так что не волнуйся. А уж коли я
что рассказываю, это все правда до последнего слова. Заруби это себе на
носу. Да. И ежели б ты знал, что знаю я, так она, к твоему сведению, надоела
господину смотрителю хуже горькой редьки, он из-за нее не может в город
выйти. Вот какая у него сестрица".- "Да ладно тебе",- зашумели сплавщики,
чтоб его успокоить. "Вы думаете, почему он меня вызвал? А кого он за мной
послал, вот сидит, можете полюбоваться. Этого типа на днях тоже вызовут, мне
господин смотритель намекнул. Больше я ни слова не скажу. А насчет того, чго
я собираюсь рассказывать, так господин смотритель встретил меня все равно
что отец родной, надо быть каменным, чтоб этого не понять. "Мне сегодня так
грустно и тоскливо,- сказал он,- не знаешь ли ты, Гринхусен, чем пособить
моему горю". А я ответил: "Я-то не знаю, но вы сами, господин инженер,
знаете лучше меня". Вот слово в слово, что я ему ответил. "Нет, Гринхусен,
ничего я не знаю, а все эти проклятые бабы".- "Да, господин инженер,- говорю
я, - бывают такие бабы, от которых человеку житья нет".- "Опять ты,
Гринхусен, попал в самую точку". Это он говорит. А я ему: "Разве господин
инженер не может получить от них, что надо, а потом поддать кому надо под
зад коленкой".- "Ох, Гринхусен, опять твоя правда",- говорит он. Тут
господин инженер чуть приободрился. В жизни не видел, чтоб человек с
нескольких слов так приободрился. Прямо сердце у меня на него радовалось.
Голову даю на отсечение, что все до последнего слова чистейшая правда. Я,
стало быть, сидел вот тут, где вы сидите, а господин инженер - там, где этот
тип.
Было всего половина четвертого.
провизии. Гринхусен без просыпу пил где-то в городе, я хотел обойти и его
участок, до самых гор, и потому захватил провизии вдвое против обычного.
голосом разговаривал со своими спутниками. Все трое были заметно навеселе.
и спросил:
И сам я за этим пригляжу. А вообще-то говоря, как ты смеешь затевать такие
дела, даже не поставив меня в известность?
Знаючи, как он любит изображать начальство и командовать, я мог быть
поумнее.
он распетушился и сказал:
им велю. Я взял тебя на работу потому, что решил тебе помочь, хотя ты мне
был не нужен, а сейчас ты мне и подавно не нужен.
он и повернулся, желяя уйти.
Должно быть, фру Фалькенберг не могла больше терпеть, чтобы я торчал у нее
перед глазами и напоминал ей о доме, вот она и заставила инженера прогнать
меня. Но разве я не проявил по отношению к ней столько такта тогда на
станции, разве я не отвернулся, чтобы не узнать ее? Разве я хоть раз
поздоровался с ней, когда встречал ее в городе? Разве моя деликатность не
заслуживала награды?
прямо посреди улицы. Мне кажется, я хорошо его понимал: уже много дней он
все откладывал и откладывал это объяснение, целую ночь он набирался
храбрости и, наконец, спихнул его с плеч. Может быть, я несправедлив по
отношению к нему? Может быть. И я пытался направить по иному руслу ход своих
мыслей, я снова вспомнил, что он молод, а я стар и что мной наверняка движет
просто зависть. Вот почему я не ответил колкостью, как собирался, а сказал
только:
припомнил мне историю с чемоданом:
приказываю,- сказал он.- Я к этому не привык. И чтобы это впредь не
повторялось, будет лучше, если ты уедешь.
наблюдает за нами. Поэтому я и ограничиваюсь одним словом.
месте ему все равно не удастся - ведь я должен прийти за расчетом, и мы
неизбежно встретимся еще раз. Поэтому он меняет тон и говорит мне:
следует?
хороший, и я ничего против тебя не имею. Но бывают обстоятельства... и,
кроме того, это не мое желание, ты ведь знаешь, бабы... я хочу сказать -
дамы.
полном одиночестве, что не успел зайти к инженеру за расчетом. Впрочем, дело
могло и обождать, я не спешил.
привлекал меня, и я охотно задержался бы здесь на какой-то срок. Между двумя
людьми, за которыми я пристальнo наблюдал вот уже несколько недель, начались
нелады, кто может знать, что будет дальше. Я даже собирался пойти в ученье к
кузнецу, лишь бы иметь повод остаться, но работа привяжет меня на целый
день, лишит меня свободы - это первое, а второе - ученье отнимет несколько
лет моей жизни, а их у меня осталось впереди не так уж много.